Чтение 2–й страницы книги ~Водопад грез~

Второй вздохнул:

- Сэр, в мои обязанности входит напомнить вам, что уровень алкоголя в крови у вас высок, поэтому реакция, возможно, понижена. Никаких оскорблений, сэр, - его голос звучал как заранее сделанная запись. - Кроме того, сэр, я должен проинформировать вас. - Он показал на дисплеи. - Прочтите эту инструкцию. Она уведомляет о том, что только вы несете ответственность за то, что может случиться с вами на другом берегу. Там община гидранов, она вне юрисдикции Тау. Мы не можем гарантировать вашу безопасность.

Он тяжело взглянул на меня, желая убедиться, понимаю ли я его. Взглянул еще раз, видимо, рассмотрев мои глаза - травянисто-зеленую радужную оболочку и кошачьи длинные вертикальные зрачки.

Он обвел взглядом мое лицо и нахмурился, еще раз посмотрел на дисплей, считавший информацию с моего браслета - неопровержимого доказательства для нас обоих, что я являюсь полноправным гражданином Федерации Человечества. Он снова уставился мне в лицо, выражение его лица не менялось. Но он сказал только:

- Комендантский час в десять. Проход по мосту закрывается на ночь... если вы хотите вернуться.

Последние слова он произнес, уже поворачиваясь ко мне спиной. Когда я пошел через мост, он пробормотал что-то другому легионеру. Я не расслышал, что именно.

На мосту было мало прохожих. Я старался не смотреть на проходящих мимо. Они тоже. Два маленьких частных наземных автомобиля промчались мимо так неожиданно, что мне еле удалось увернуться от них. Каньон под мостом был полон теней, далеко внизу плясали на поверхности воды отблески от фонарей.

К тому времени как я достиг дальнего конца моста, все мои чувства сосредоточились в глазах, устремленных вперед. Они видели только неясные очертания и случайные узоры огней. Каждый шаг казался тяжелее предыдущего.

Я позволил своему вниманию рассредоточиться, желая, чтобы хоть что-нибудь снова вспыхнуло в мозгу, стараясь нащупать сознанием, услышать, выйти из границ своего тела и говорить на безмолвном языке, на котором должны говорить сотни других умов тут, на этой стороне, за пределами моста.

Бесполезно. Они были телепатами - я им не был. Моя попытка лишь подтвердила то, что я уже знал: мой дар мертв. Последняя надежда превратилась в последнее сожаление, в воспоминание.

Я дрожал, как дрожал на приеме под пристальными взглядами троих гидранов. Я уверял себя, что просто замерз, стоя на пороге ночи в конце зимы в мире изгоев, которому я не был знаком, и дрожу не потому, что испуган до тошноты - испуган так, что мне хочется делать что угодно, только бы не идти вперед.

Но и вернуться я не мог. И пошел вперед, поскольку знал, что не буду спать ночами, не смогу есть, не сконцентрируюсь на работе, ради которой прибыл сюда, если сейчас отступлю.

Наконец я достиг другого конца моста - земли гидранов. Когда-то вся эта планета была землей гидранов, пока не пришли мы и не отобрали ее. Это был их дом, их Земля. Этот мир стал центром цивилизации, для которой расстояния в световые годы не были преградой, как не являлись таковой они сейчас для Федерации Человечества. Эта уже пережила свой пик и шла под уклон, когда Федерация впервые вышла на контакт. Мы были очень обрадованы, получив наконец подтверждение, что мы не одиноки в галактике. Еще бы: ведь первые "чужаки", с которыми мы столкнулись, были больше похожи на людей, нежели некоторые люди друг на друга.

Исследования генов показали, что схожесть не обусловлена случаем или только влиянием строения космоса. Ученые считали, что люди и гидраны, должно быть, являются двумя ветвями давно разделившегося целого. И вполне возможно, что мы обязаны своим существованием недоступному нашему пониманию эксперименту биоинженерии, что человечество - это не более, чем еще одна загадка творцов. Гидраны и люди, псионы и твердолобые, обладающие и не обладающие пси-способностью. Вот и вся разница.

Гидраны рождаются со способностью воспринимать квантовое поле, причудливую субатомную вселенную кварков и нейтринов, скрытую в сердце обманчивого порядка, называемого нами реальностью. Квантово-механический спектр остался неподвластным нам, хотя сама человеческая мысль работает по квантовым законам. Средний человек вряд ли примет всерьез данные квантовой электродинамики, не говоря уже о возможности управлять КМ-полем.

Но псионы манипулируют КМ-полем инстинктивно, причем так, что их дар прямо влияет на видимый, осязаемый мир, который они делят с "нормальными", лишенными пси-способности людьми. Макрокосмические потоки квантов позволяют совершать то, что людям до встречи с ними казалось невозможным. Единственное, но решающее различие было силой гидранов. И оно же стало их слабостью, когда наконец они повстречали нас.

Первое время Федерация Человечества и гидраны вполне уживались. И казалось естественным, что две "инопланетные" расы, встретившиеся в глубинах космоса, оказались похожи вплоть до состава ДНК. Естественным казались сотрудничество, дружба, даже браки. Появились дети со смешанной кровью: пси-гены гидранов вливались в генетический набор людей как капельки краски в стерильную воду, придавая ей совсем новый цвет.

Но мирное сосуществование продолжалось недолго. Все чаще Федерация сталкивалась с тем, что гидраны обитали именно в тех мирах, которые хотели бы прибрать к рукам корпорации. И менее всего им хотелось признавать, что гидранам принадлежит право на эти миры.

Отношения пошли под уклон и покатились вниз еще быстрее, когда люди открыли, что гидраны не оказывают сопротивления.

Потому что те, кто обладает даром, те, кто наделены невероятной пси-мощью, развивались так, что оказались неспособными убивать. Если ты можешь убить мыслью - остановить сердце, закупорить сосуды в мозгу, сломать кости, не касаясь их, - должен быть способ избежать вымирания.

И такой способ существовал. Если гидран убивал кого-нибудь, ответный удар снимал защиту с его мозга: убийца становился самоубийцей. Естественный отбор позволил им процветать, пока они не повстречались с Федерацией.

Поскольку люди не обладали пси-способностью, у них никогда не возникало настоящих проблем с убийством себе подобных. Они выметали гидранов, как птенец кукушки выкидывает из гнезда птенцов хозяев. Они убивали их быстро в порыве нахлынувшей ненависти, убивали медленно, заключая выживших в резервации, что делало их изгнанниками в своем же мире, или "переселяя" их в места типа Старого города, где был рожден я. Еще встречались люди со смешанной кровью, но смешанной давным-давно, еще до того, как люди и гидраны стали наливаться ненавистью при взгляде друг на друга.

С теми людьми, кто еще нес в себе гены гидранов, обращались, как с нелюдьми, особенно если они обладали пси-способностью, а обладало ею большинство. Не имеющие поддержки, не наученные пользоваться даром, псионы воспринимались обычными людьми, как "уроды", как отбросы с самого дна грязной ямы, как источник даровой рабочей силы; их игнорировали во всех случаях, когда не преследовали.

Но если ты и выглядишь, как гидран, если твоя мать - гидранка, если ты полукровка, если ты продукт недавнего смешения рас, тогда твое положение еще хуже. Это я знал, поскольку сам был таким.

Я провел большую часть своей жизни в Старом городе - подземных трущобах Куарро. Чтобы остаться в живых, я был вынужден действовать так, как не пришло бы в голову большинству людей и в ночных кошмарах. И я даже не мог использовать дар, с которым был рожден, телепатию, а ведь эта способность помогла бы мне узнать, кому можно доверять, как защитить себя, вероятно, помогла бы далее понять, почему то, что может случиться со мной, всегда случается.

В один прекрасный день, сопутствуемый удачей и подгоняемый болью, я выбрался из Старого города. Я научился читать, узнал о своем даре - наследстве, потерянном со смертью матери, - она умерла так давно, что я даже не помню ее лицо.

И вот наконец после долгих лет, оставив позади немыслимые расстояния, я стоял на земле гидранов.

Никто не охранял этот конец моста Я оглянулся: мост казался невозможно длинным и хрупким, нереально светящимся. И я подумал внезапно: какого дьявола они считают, что могут удержать тех, кто способен телепортироваться - перенести себя через пространство-время куда угодно в мгновение ока? Или же охрана поставлена, чтобы люди зря не шатались через реку?

Два человека прошли мимо, было видно, что они торопятся попасть на свою сторону. Передо мной темнела улица без искусственного освещения. Возможно, жители Тау с их человеческими глазами попросту боялись заблудиться?

Меня удивило, что гидраны не позаботились о том, чтобы люди, не видящие в темноте, ночью чувствовали себя здесь уверенно. Но - об этом-то видимо и пытался сказать мне легионер - должно быть, ни один человек в здравом уме не останется во Фриктауне после захода солнца.

Я пошел по улице. Даже в темноте я мог различить каждую деталь зданий по сторонам. Тут не было домов выше трех-четырех этажей, но все они сливались, как стены хода в муравейнике; нельзя понять, где кончается одно здание и начинается другое - архитектура органичных изгибов и кривых. Я не мог определить, из какого материала сделаны стены, похожие на застывший воск. Гладкие, глухие поверхности покрывали цветные мозаичные изображения; видимо, их вделали в основу до ее затвердения.

Я не видел ничего похожего на изолированную геометрию города людей на другом берегу. Сначала я подумал, что гидраны построили такой город намеренно, в ответ на постройку Тау Ривертона, но сразу вспомнил, что город гидранов, как и сами они, был первым. И как раз город людей стал оскорблением, вызовом.

Я двинулся дальше, сопровождаемый ветром, в глубь Фриктауна, пытаясь растворить чувство своей отчужденности в неуклонно темнеющей ночи. Мимо меня скользили немногочисленные наземные автомобили с затемненными стеклами. Шуршание их колес по древним улицам отражалось от стен. Над этой стороной реки аэротакси не летали.

Чем больше мои глаза свыкались с темнотой и странностью окружающего, тем чаще замечал я места, где стены были повреждены и мозаика осыпалась. В слое пыли и мусора я видел отвалившиеся плитки - ненужный хлам громоздился баррикадами. Под стенами в тени попадались распростертые тела спящих. Грязь, заброшенность, глухие стены домов напомнили мне Старый город - спрятанные внутренности Куарро, где крыша мира была в десяти метрах от земли, а стены, куда бы ты ни пошел, смыкались вокруг тебя. Я удивился, почему это сходство не сразу бросилось мне в глаза. Возможно, потому, что я слишком долго жил в Старом городе и привык ко всему этому. Может быть, просто поэтому.

А может быть, я не хотел видеть гидранов далекими от совершенства, обнаружить в них то, что заставит меня согласиться: да, они порочные, отталкивающие, слишком похожие на людей... слишком похожие на меня.

Я старался не смотреть на изувеченные стены. Все прохожие, встреченные мной, были гидранами и все носили одежду людей, попавшую, должно быть, сюда из-за реки. Она выглядела так, словно долгие годы служила кому-то другому, прежде чем коснуться кожи гидрана.

Меня удивило и то, что на улицах очень мало прохожих, что так редко попадались освещенные здания или дома с какими-то признаками обитания. Я не встретил ни одного ребенка. То ли все они отправились спать с закатом, то ли я их просто не видел. У большинства взрослых были такие же светлые волосы, как у меня, кожа почти у всех была цвета пряностей: имбирно-золотая, мускатно-коричневая, светло-коричневая, как корица. Цвета эти были так же разнообразны, как цвета кожи людей, но подобных оттенков я никогда не видел на человеческой плоти. Все прохожие передвигались с необычайной грацией, какую редко можно встретить у людей.

Высказывалось предположение, что Убежище - родная планета гидранов, их Земля, место, откуда начала распространяться их цивилизация. По данным Тау, гидраны, живущие во Фриктауне и в близлежащих резервациях, составляли все выжившее коренное население Убежища. Остатки культур и рас из всех уголков планеты были выметены и перемещены, как куча мусора, сюда, в "родной дом" - на единственный кусок планеты, оставленный им Тау и Драконом... на самый завалящий кусок.

Мне было тяжело даже думать о том, что встретившиеся мне в эту ночь гидраны могут быть типичными представителями своей расы.

Они оглядывались на меня с любопытством, если замечали, что я смотрю на них. Некоторые из них даже глядели мне вслед. Я чувствовал их взгляды, но не мог услышать их мысли. Я не могу объяснить, что в моем облике вызывало их пристальное внимание: то ли моя походка, то ли лицо, то ли то, что, пытаясь коснуться моих мыслей, они натыкались на стену.

Никто не заговаривал со мной, не задавал вопросов, никто не бормотал что-нибудь за моей спиной. Они вообще не произносили ни звука. Когда ты идешь по улице человеческого города, вокруг тебя постоянно слышны разговоры, споры, смех. Здесь же я чувствовал себя глухонемым, меня словно погрузили в тишину, изредка прерываемую неясным отдаленным звуком.

Я слышал однажды, что, общаясь друг с другом, гидраны не говорят много - они не нуждаются в словах. Они пользуются телепатией. Они могут дотронуться до сознания любого соплеменника мыслью, подтвердить его реальность, почувствовать настроение, ощутить вокруг себя живые, мыслящие существа, такие же, как они сами. Они знали все это без разговоров и непрерывного вглядывания в глаза тех, кто рядом.

А люди так не могут. Только речь перекидывает мост через бездонную пропасть между людьми, поэтому они постоянно говорят, доказывая самим себе, что, запертые внутри своих мыслей, они не одиноки во вселенной.

В большинстве домов окна или двери располагались на уровне мостовой. Почти все двери в частных домах были закрыты, но некоторые оставались распахнутыми настежь, словно приглашая войти любого. Случайно я заметил очертания отверстия в стене, заложенного кирпичом. В других местах проход представлял собой грубую дыру, проделанную в стене и разбивающую чистые линии мозаичных узоров. Для чего это было сделано?

Люди, приходящие сюда с другой стороны реки, не могут передавать свои мысли, равно как не могут и проходить сквозь стены. Я задумался: были ли эти вскрытия в стенах, эти грубые дверные проемы предназначены исключительно для гостей с другого берега, или же они являлись лишь очередным знаком социального разложения?

Встречались редкие вывески, часть на стандарте, часть на неизвестном мне языке. Некоторые из них светились. Я увидел далее одну голографическую, мерцающую в фиолетовом мраке, подобно галлюцинации. Мне пришло в голову, что эти вывески, как дыры в стенах: Фриктаун делает их для людей, лишенных дара, твердолобых.

Я бродил по улицам около часа, и никто не окликнул меня, никто не признал. Большинство открытых дверей, похоже, вели в тот или иной магазин. В конце концов, окоченевший от холода, но более или менее трезвый, я остановился напротив какой-то закусочной. До сих пор меня никто не побеспокоил. Я представил, как хорошо войти, сесть рядом с ними, есть то, что едят они.

Я ступил за порог, нагнув голову, поскольку этот сделанный кое-как дверной проем был низок по человеческим меркам. Струя воздуха коснулась лица, я прошел сквозь нее, как сквозь занавеску, сохраняющую тепло и запахи еды внутри дома, оставляющую за порогом холодный вечер. Меня заинтересовало, было ли это человеческой техникой, доставленной из-за реки, или телекинетическим полем, генерируемым кем-то, находящимся внутри.

Я остановился сразу за дверью, радуясь теплу и ароматным запахам, странным и сильным. Я понял, как проголодался. Дюжина людей сидела в комнате за низенькими столиками: поодиночке, парами, даже семья с ребенком. Родители и ребенок одновременно взглянули на меня, неожиданно настороженно. Я задержался ненадолго, мои глаза скользили от одного лица к другому, не в силах оторваться от странной красоты их черт. Наконец я пересек комнату и уселся за пустой столик, как можно дальше от других посетителей.

Я потянулся за меню, размышляя, можно ли тут хотя бы что-нибудь поесть, если ты не умеешь читать мысли.

- Могу ли я вам помочь?

Я вздрогнул. Кто-то стоял рядом со мной. Я не понял, подошел ли он ко мне сзади незамеченным или же просто телепортировался. Этого мой дар не мог подсказать мне, как не мог подсказать, кто этот гидран и чего он от меня хочет. Я внимательно оглядел его и решил, что он владелец этой закусочной.

- Могу я вам помочь? - переспросил он на стандарте, и мягкие, певучие нотки в его голосе пропали.

Я осознал, что все в этой комнате смотрят на меня и взгляды не были дружелюбными.

- Немного еды? - слова, которые я произнес, показались мне тусклыми и незнакомыми.

Его лицо окаменело, словно я оскорбил его, словно он с трудом держал себя в руках.

- Я не знаю, кто ты таков, - очень тихо произнес он, - меня и это не беспокоит. Но я говорю тебе, прекрати делать это или убирайся отсюда.

- Я ничего не делаю, - ответил я.

Он схватил меня за воротник и рывком поднял на ноги.

- Пошел вон, - прошипел он. - Проклятый ренегат.

Что-то толкнуло меня в спину. И это не было его рукой. Ему не потребовалось повторять толчок. Моя собственная паника выбросила меня за дверь, в темноту. Боже, они поняли... Они поняли, кто я такой.

На улице кто-то поймал меня за руку. Я обернулся, рука сжалась в кулак, а глаза остановились на вялом лице, на пустых выгоревших глазах. Гидран произносил какие-то слова так невнятно, что я даже не понял, на каком языке он говорил.

Я высвободился, весь в поту, и двинулся дальше, не разбирая дороги, только бы уйти от этого места.

К тому времени, когда мои мысли достаточно прояснились, чтобы осознать, что я делаю, я заблудился. В том районе, где располагалась закусочная, на зданиях попадались вывески, по которым я мог бы ориентироваться. Тут же не было ничего подобного. Улицы не освещались, и единственная луна Убежища еще не появилась на небе. Если здесь и имелись какие-нибудь магазины, то они были закрыты и ничем не отмечены. Здания оказались достаточно высокими, чтобы заслонить мост - единственный ориентир для возвращения назад.

Кроме меня, на улице никого не было. Я почувствовал скорее облегчение, нежели беспокойство, когда осознал, как одинок я здесь. Я не мог надеяться на помощь, даже если бы истекал кровью.

Я выругался сквозь зубы. Прожив столько лет в таком месте, где сама возможность выжить зависела от знания улиц, я заблудился! В общественном пользовании Тау не было карт Фриктауна, и лента данных не могла подсказать мне, где я нахожусь и как отсюда выбраться. Какого дьявола я вообще пришел сюда? Хотел подтвердить давно известное: я не нужен никому и не принадлежу ни к одному народу?

Я пошел обратно, ссутулясь, с опущенной головой, дрожа от холода, молясь о том, чтобы выбрать правильные повороты и найти мост до его закрытия.

В конце концов я увидел мост на порядочном расстоянии, услышал звуки человеческих голосов, идущих мне навстречу. Я завернул за очередной угол, переходя на медленный шаг, и столкнулся с кем-то бегущим, да так, что мы оба едва не повалились на землю.

Женщина. Она закричала, когда я подхватил ее, не дав упасть. Что-то вонзилось в мой разум - нож мысли. Мой мозг инстинктивно блокировал вторжение, и в тот же момент я понял, что женщина держит на руках ребенка.

Она вскрикнула снова - шок, ярость, - когда мой мозг отразил ее нападение. Задыхаясь, она произнесла какие-то слова на неизвестном мне языке, а я безостановочно повторял:

- Все хорошо, я не причиню тебе зла, все хорошо, - стараясь заставить ее услышать и понять. - Что случилось? Тебе нужно помочь?

Она прекратила борьбу, словно мои слова наконец дошли до нее. Ее тело обмякло. Ребенок, зажатый между нами, не издал ни звука, когда она, задыхаясь, повисла у меня на руках. Даже через одежду я чувствовал, что у нее жар.

Она подняла голову, и я наконец увидел ее лицо: обреченное, зеленоглазое лицо гидранки, золотистую кожу, ореол спутанных светлых волос... Обыкновенное лицо, лицо инопланетянки, знакомые линии, но каждая черточка отзывалась в сердце так, как могло бы отозваться лицо потерянной возлюбленной.

- Я... Я знаю тебя? - прошептал я, оцепенев от внезапно вспыхнувшей догадки. - Как... - Под моими мыслями распахнулся люк, и я провалился в него...

У женщины вырвался слабый возглас недоверия, ее рука приподнялась, чтобы коснуться моего лица.

- Нэшиертах?.. - выдохнула она. - Ты. Ты... - В ее глазах тоже сквозили изумление и страх, зеркально отражая мое состояние.

Я медленно поднял руки, желая дотронуться до ее лица.

- Что угодно... - пробормотал я, будто вся моя жизнь сконцентрировалась в этом единственном моментальном контакте. - Все, что угодно.

- Всегда. Навечно. - Ее глаза наполнились слезами, руки опустились. - Нэшиертах...

- Что? - прошептал я, не понимая.

Она внезапно уставилась в землю, словно глаза мои слепили, как прожекторы.

- Помоги мне, - сказала она на чистом стандарте, но ее голос дрожал, она едва владела им. - Пожалуйста, помоги. Они хотят забрать моего ребенка. - Она оглянулась. Легкое эхо танцевало вдоль фасадов домов невдалеке, ниже по улице.

- Кто? - спросил я.

- Они! - Она кивнула мне, со взглядом полуотчаяния, полунепонимания. - Из Федерации...

И в глубине ее зеленых глаз, вертикальные зрачки которых расширились, способные уловить малейший проблеск света, я увидел другую глухую ночь: другая гидранка с ребенком на расстоянии световых лет отсюда, целую жизнь назад - и не к кому им было обратиться, и никто не мог спасти их из гнилых закоулков Старого города, где их мир прекращал свое существование в крови и боли.

- Пожалуйста... - сказала она и вложила что-то мне в руку. Зажав в кулаке то, что она дала мне, я кивнул, не взглянув на этот предмет, и позволил ей уйти. Она скрылась в боковой улочке, ранее не замеченной мной.

Я стоял, оцепенев, и слушал, как стучит в висках кровь. Мой ошеломленный мозг пытался сопровождать ее в ночи, и все мое тело умоляло меня высвободить его. Вдруг те, кто преследовал ее, появились невдалеке передо мной. Они кричали. Я увидел огни, увидел оружие - и побежал, будто за мной по пятам гналась сама смерть.

Я услышал позади себя:

- Безопасность корпорации!

Черт побери! Я побежал быстрее.

Впереди с неба спускались огни. Флайер Службы безопасности приземлился на улице.

Не успел я замедлить шаги, как что-то невидимое толкнуло меня, подобно приливной волне, и я погрузился в темноту...

Глава 3

Когда я вновь открыл глаза, в них ударил ослепительный свет. Комната для допросов. Я зажмурился:

- Черт. - Но произнес я совсем не это слово. То, что слетело с моих губ, звучало совершенно неузнаваемо.

Лицо саднило, видимо, я поранил его. Зажим для волос потерялся, волосы растрепались, были полны грязи и лезли мне в глаза. Каждый нерв моего тела искрился, как живой провод, но шок прошел.

Однако вовсе не из-за этого с моими губами творились такие чудеса. Я знал, хотя не ощущал его, что службисты налепили мне на шею наркотический пластырь, чтобы уменьшить мою пси-способность, которой я мог бы воспользоваться, если бы она у меня была. Тошнота, невнятная речь - результаты искусственного повреждения мозга. Я пытался собраться, удостовериться, что действительно на шее есть пластырь...

Но не мог поднять рук. Посмотрев вниз, я увидел, что прикован к тяжелому металлическому сиденью, а руки прижаты к подлокотникам. Я уставился на руки, чувствуя, как растет во мне паника.

Не теряй контроль над собой... Не теряй. Я сделал долгий, медленный вдох и заставил себя поднять взгляд.

С полдюжины службистов ожидали, когда я очнусь, как будто у них была уйма времени, как будто они запаслись терпением всего мира.

- Где он?

Я взглянул на говорившего. Боросэйж - значилось на его униформе. Он был администратором округа, что следовало из значка на шлеме и на рукаве. Он не выглядел так, будто своей задницей протер не один стул, хотя скорее всего его стулья были мягче того, на котором я сейчас сидел. Тут были легионеры, как я понял, не из тех, кто щеголяет парадной униформой на вечерах корпораций. Эти службисты несли всю ответственность за порядок: одетые для дела, для их настоящего дела, которое превращало существование таких уличных крыс, как я, в мрачный кошмар.

Боросэйж был массивным и тяжелым, он начинал полнеть, как будто достиг такого уровня, где уже не должен призывать проклятья на чью-либо голову. Но в его глазах не было ничего мягкого. Они были суровыми и коварными, как рыхлый лед. Сверкающая искусственная полусфера закрывала левую половину его головы. Грубые щупальца из какого-то сплава окружали глазницу и исчезали в черепе, словно неизвестный инопланетный паразит вонзился в его мозг.

Я не мог представить себе, как такое повреждение оставило его в живых, да еще с таким видом. Возможно, он сделал это нарочно, чтобы запугивать заключенных до смерти. Я опустил глаза, когда он поймал мой взгляд, и посмотрел на его руки: их суставы были покрыты более густой сеткой шрамов, чем мои. Я знал, как появляются подобные шрамы. Они пугали меня больше, чем лицо.

Я с трудом оторвал взгляд от его рук и посмотрел на браслет на своем запястье - на неоспоримое доказательство того, что я являюсь гражданином Федерации Человечества, а не безымянным куском мяса.

- Я требую адвоката, - сказал я.

То, что вырвалось из моего рта, больше походило на кашу, нежели на слова. Легионеры расхохотались. Я сделал еще один медленный вдох, сжав кулаки.

- Я. Требую.

Смех стал громче. Боросэйж покрыл пространство между нами в один шаг и поднес кулак к моему носу.

- Ты хочешь получить совет, зеленоглазый ублюдок? Давай я тебе посоветую: отвечай на вопросы, а то с каждым лишним словом тебе будет труднее делать это.

- Не гидран! Зарегистрированный... граж'нин, - сказал я, брызгая слюной на его кулак. - Я. Имею. Права.

- Все твои права на этой стороне реки, урод, поместятся и на булавочной головке.

- Лента д'ных, - моя рука дернулась, пытаясь освободиться. Холодный пот просочился сквозь рубашку.

Он сделал шаг назад, убрав кулак. Я выдохнул с облегчением. Он посмотрел на мою руку, ткнул в ленту данных, и она загудела. Он пытался стянуть ее с моей руки, пока я не выругался.

- Это твоя? - сказал он наконец, тяжело глядя мне в глаза. - Ты пытаешься сказать, что ты человек?

Я кивнул. Мне свело челюсть, пока я ждал изменения выражения на его лице.

Он посмотрел на остальных. На его лице появилась усмешка.

- Что ты об этом думаешь, Фахд? - он повернул голову к лейтенанту, вытянувшемуся у двери. - Наш заключенный провозглашает себя полноправным гражданином. Пытается подтвердить свои слова лентой данных.

Фахд уставился на меня:

- Знаете, при этом освещении он выглядит почти как человек. - Он пододвинулся поближе. - Но глаза у него, как у тех ренегатов. - Он ухмыльнулся. - И никто, кроме уродов, не высказывается подобным образом, когда им на шею лепят такой пластырь.

- Я думаю так же. - Боросэйж обернулся ко мне, и его усмешка скисла. - Ну что, парень? Ты полукровка? - Он провел большим пальцем вдоль моей челюсти. - Ты выглядишь, как полукровка...

Я пытался не слушать, что они говорили потом о моей матери, об отце, о шлюхах и групповом изнасиловании и о том, почему приличные люди еще терпят в живых такую мразь, как я... Я сидел не двигаясь, вдыхая спертый горячий воздух, покуда они не исчерпали свои идеи.

После этого Боросэйж освободил мое запястье - то, на котором была лента данных. Недоверие билось рыбой внутри меня. Другую руку он не тронул.

- Взгляни на себя, - произнес он, приподнимая мой рукав. - Одет как член правления. Носишь ленту данных. Пытаешься сойти за человека. Как ты думаешь, кто поверит тебе? Мы? Знаешь, что я думаю, урод? - продолжал он, не выпуская мою руку. - Я думаю, что ты украл этот браслет. - Он вытянул мою руку, и один из легионеров вручил ему считыватель.

Я выругался про себя. У меня когда-то был такой же. Считыватель может миновать личный код ленты данных быстрее, чем владелец запоминал его. Это было так же незаконно, как и все то, что они вытворяли со мной. Я увидел, как поток данных пронесся по Цифровому дисплею и внезапно иссяк. На дисплее горело "НЕТ ДОСТУПА" так ярко, что видно было даже мне.

Боросэйж выругался. Я вновь начал дышать, радуясь - и не в первый раз, - что поставил пальцевый замок на свой браслет. Если я не прикоснусь большим пальцем к определенной точке, его можно будет снять с моего запястья, только отрезав руку. Я принял дополнительные меры предосторожности, поскольку знал, как легко взломать обыкновенные замки.

- Что ты сюда напихал? - Боросэйж ткнул моей рукой мне в лицо.

- Моя! - сказал я и затем, опустив глаза, добавил: - Телефонная функция!

Ничего не изменилось - процессоры не узнали мой голос. На лице Боросэйжа появилось отвращение, словно я только что доказал, что браслет был украден. Я пытался увидеть, который час. Это мне не удалось - он снова привязал мою руку.

Я внушил себе, что наверняка кто-нибудь уже удивляется, куда это я запропастился. Они могут найти меня, пока браслет у меня на запястье. Кто-то придет за мной. Я должен только продержаться достаточно долго, чтобы эти ублюдки не изувечили меня, пока кто-нибудь не подоспеет.

Покрытой шрамами рукой Боросэйж взял меня за челюсть.

- Знаешь, урод, ты действительно влип. Чем раньше ты расскажешь нам все, что тебе известно, тем раньше я подумаю о том, чтобы позволить тебе сделать звонок или хотя бы сходить в туалет. - Он отпустил мою голову таким движением руки, что я хрюкнул. Опять засаднило лицо. - Где мальчик?

- Какой мальчик? - пробормотал я. Я напрягся, когда он замахнулся на меня, но это не смягчило удар. Моя голова откинулась на спинку кресла. Во рту был привкус крови, теплая струйка потекла из уголка рта.

- Похищение ребенка, - услышал я его слова сквозь звон в ушах. - Это серьезное обвинение. Я говорю о человеческом ребенке, его браслет мы нашли у тебя. Джеби Натаза, возраст три стандартных года, сын Линг и Бурнелла Натаза. Он был похищен гидранкой, нанятой, чтобы смотреть за ним. Мы почти поймали ее этой ночью, но вместо нее в наших руках оказался ты. - Он наклонился ко мне. - И знаешь, что я об этом думаю? Я думаю, что за всем этим стоит политика. - Он отступил на шаг, стягивая с себя форменную куртку. - Ты собираешься и дальше говорить мне, что ничего не понимаешь?

О Боже! Я прикрыл глаза, вспоминая взгляд женщины, несущей ребенка. Ее ребенок. Я думал, что это ее собственный ребенок. Она не была похожа на террористку - она была измучена и напугана. Выглядела она, как моя мать в ту ночь, когда ее безжалостно зарезали незнакомцы, потому что никто не мог спасти ее там...

Но эта не была моей матерью. Даже ребенок не был ее сыном. Я оказался просто доверчивым простаком, позволив ей всучить мне этот браслет. Внезапно меня удивило, для чего она делала все это, почему она не телепортировалась вместе с ребенком, оставив легионеров ни с чем?

Я не мог найти ответ на этот вопрос, равно как и на вопросы Боросэйжа. Я находился под арестом в мире, где не знал никого, где не имел никаких прав. Я был в дерьме по самые уши и не представлял себе, каким способом я собираюсь вылезти из него.

Боросэйж еще раз ударил меня, когда я не ответил на его вопросы.

- Не знаю! - Я потряс головой. - Проверьте... детектором лжи!

- Он не влияет на псионов. Только одной вещью можно вытянуть правду из гидрана. - Боросэйж протянул руку, и один из легионеров вложил что-то в нее. На этот раз - раскаленный металлический прут. Боросэйж раскрыл его.

У меня перехватило дыхание. Мне не нужна была демонстрация того, что может делать эта штука. Шрамы на спине постоянно напоминали мне о ней.

- Верно. Пора начать корчиться, юный насильник мозгов, - сказал Боросэйж. - Ты в курсе, что я с помощью этой штуки могу с тобой сделать. Правление Тау надерет мне задницу за это похищение. Они заставили меня каждый час докладывать о происходящем. Они хотели, чтобы еще вчера ребенок был возвращен, ты понимаешь, о чем я? Они доверили это дело мне. Сказали: "Делай все, что нужно". Что я и собираюсь делать...

Щуп поцеловал мою ладонь. Я выругался, дергаясь, не в силах вырваться, когда его жало прожигало себе дорогу в моей плоти.

Боросэйж махнул рукой. Фахд подошел, расстегнул мою дорогую куртку и рубашку. Я услышал треск рвущейся ткани.

- Ты понял меня?

Я кивнул, чувствуя, как мышцы груди и живота напряглись в ожидании. Во мне росло желание пнуть его по яйцам. Если бы я не знал, что он со мной сделает за это, я бы поддался этому желанию.

- Я собираюсь услышать от тебя все, что ты знаешь, парень, - сказал Боросэйж. - Или твои стоны. - Его глаза просили меня простить его.