слабонервных. Информация на войне стоит дорого, а человеческая жизнь - ни
черта; В средствах асы тайной войны здесь, как и всегда и везде, себя особенно
не стесняли.
братствами. На обнажившемся до кровавого нутра теле Балкан почти открыто
проступали нервы тайной политики. Каждый хотел дернуть за них. Каждое тайное
общество мечтало, пользуясь безнаказанностью войны, потянуть одеяло на себя,
максимально отклонив вектор мирового развития в угодную ему сторону. Маски и
личины на время войны были сброшены, и противники, до сих пор лишь
подозревавшие о существовании друг друга, могли посмотреть друг другу в лицо.
работавший на разведку Саудовской Аравии, но успевавший снабжать информацией
еще и ливийского резидента. В этом качестве он заинтересовал ГРУ, нанявшее
Максимова. Пакистанец заинтересовал орден своей принадлежностью к тайному
мусульманскому братству Танцующих дервишей. Политики в срочном порядке лепили
из ислама "образ врага", на смену почившему в бозе коммунизму. Орден
интересовало, действительно ли хранители тайных знаний ислама готовы выступить
в роли "мирового зла", на какую степень имитации конфликта с православием они
готовы пойти, подыгрывая международным силам, разворачивающим эту интригу, и не
обернется ли эта игра войной без правил.
зеленое знамя Пророка, заветы аятоллы Хомейни и пообещал, если уцелеет, лично
перерезать глотку Максимову и всей его родне до седьмого колена, когда волна
"зеленой революции" перехлестнет границы России. В принципе, парню можно было
верить - информация, выбитая из него за три часа допроса в сыром подвале
напрочь разрушенного дома, начала подтверждаться буквально через несколько
дней.
из МИ-5. Своих хозяев и ливийского резидента ему, гаду, показалось мало!
Англичане, потеряв контакт с агентом, забили тревогу. По закону подлости группа
Максимова в одночасье из охотников превратилась в затравленных зверей. Он сумел
обеспечить эвакуацию всех ее членов, но сам попал в капкан. На помощь
Балканского разведцентра ГРУ рассчитывать не приходилось, ребята сами жили как
на вулкане, им было легче откреститься от "идиота-добровольца, неизвестно зачем
приехавшего в Сербию", чем подставлять себя под ответный удар англичан. Для
них, все еще носящих погоны, он был чужаком. И рисковать всей разведсетью ради
спасения одного придурка, играющего в войну, никто, естественно, не хотел. В
конце концов, нанимая Максимова в "охотники", они честно предупредили, что в
случае провала эвакуация ему, давно уволенному из армии, не полагается.
Счет пошел на часы. И в этой ситуации, когда перспектива залить собственной
кровью грязный пол в каком-нибудь заброшенном подвале становилась неизбежной,
он, как за соломинку, ухватился за предложение "купца", вербовавшего крутых
людей для "работы" в России.
собственный, никем не контролируемый канал, а это было сейчас самым важным. Кто
создал эту цепь явок, держал "окна" на границах, систему проверки и
перепроверки людей,- всю эту сложную систему, именуемую на жаргоне разведки
"каналом", Максимов не знал. Он шел на риск и отдавал себе отчет, что из огня
бросается в полымя, но опыт подсказывал, что порой единственный способ уйти от
опасности - это с головой окунуться в новую. Излишняя осторожность и
подозрительность так же губительны, как чрезмерная доверчивость и
решительность, учили в Ордене.
холодина! - Он стал быстро одеваться.
к нему руки.
давным давно пустили на дрова - он незаметно расстегнул ремешок на ножнах. Один
нож - стилет с острым хищным жалом - всегда прятал в левом рукаве, второй-
надежный тесак с широким зазубренным лезвием - в ножнах на лодыжке, над правым
ботинком.
рукоятку ножа. Ничего не произошло. Просто поцеловала.
специализировавшемуся на диверсионных рейдах в тылу хорватов, пять дней назад.
Командира знал лично, рекомендаций не потребовалось, на войне друзей заводишь
быстро, и цена этой дружбы гораздо выше, чем в мирной жизни. Платить за нее
будешь последним куском хлеба, последним глотком воды, последним патроном,
кровью.
передовые рубежи хорватов. Лучшего способа укрыться от ребят из МИ-5 придумать
было сложно. Максимов уже было вздохнул свободнее, как спустя два дня появилась
Рада. В отряде ее никто не знал. Командир сказал, прислали из штаба. Дело
обычное, можно было и не обратить внимания, если бы не обостренное чутье
затравленного зверя. А оно уже ни секунды не давало покоя.
просто наведешь "волкодавов" или сама поучаствуешь? Должно же быть в твоей
медицинской сумке что-нибудь по мою душу. Один укол или таблетка - и берите
Максимова тепленьким. Он провел левой рукой по ее жестким волосам, пальцы
правой все еще грели рукоятку ножа. Чуть вздрогнул, когда она накрыла своей
ладонью его пальцы. И опять ничего.- Хватит дергать судьбу за хвост! Пора
делать ноги. Если не ночью, то днем возьмут обязательно".
казался черной прямоугольной дырой, ведущей в никуда.
Фигура в дверном проеме, подсвеченная из-за спины, - просто счастье для
снайпера. Завалит, даже не целясь.
войне партизанщины было больше, чем где-либо. Каждый малолетка с автоматом мнил
себя Рембо. Настоящих спецов у обеих сторон было наперечет. Да и кто здесь
против кого, порой было невозможно понять. Гражданская война, одним словом.
когда Максимов удивлялся, как могут здоровые усатые мужики до слез на глазах
выводить эти песни. Теперь, отвоевав почти год на балканской войне, он понял -
есть и всегда будет о чем пожаловаться друг другу мужикам, разбередив душу
стаканом ракии. Русские пьют и, все больше хмелея, рвут душу на куски и в слова
раскладывают. Так, со словами, боль накипевшая и выходит. А эти тянут из себя,
медленно, как старуха пряжу, и поди реши, что больнее.
Максимов, отступил в темноту и лишь потом захлопнул дверь.
слово, третий нарисуется на крыльце - схлопочет пулю.
зачем вышел?
спрятанной в кулак зажигалкой. Вспышка вышла яркой, в такую ночь, когда вокруг
ни огонька, ее наверняка видно за километр.
со сливы палкой гонять будешь.
нахлебавшиеся войны досыта, хотели покоя. Но жизнь в этих краях, теперь это
знали даже дети, всегда держится на мужчинах, готовых в любую минуту схватить
со стены ружье и идти воевать. Если с молоком матери ты впитал в себя любовь к
этой земле, а отец научил любить свободу, тебе есть ради чего жить и за что
умирать. И пока в каждой деревне есть такие свои или пришлые мужики, жизнь
продолжается.
затяжек и бросил под ноги.
рукав. - Куда в такую темень идти?
палку воткнул, чтобы видно было.
были еще детские, надави покрепче - хрустнут, как веточки. - Иди в дом. Бутылку
не забудь. Приду, выпьем.
карманов. Красную книжку советского паспорта и два патрона положил назад.
Потрепанную записную книжку и еще один паспорт спрятал за пазухой черного
свитера. Паспорт был хорватский. На черном рынке стоил не дороже двухсот
долларов, но если бы Милан или кто-нибудь из ребят увидели его у Максимова,
дело могло кончиться плохо - когда брат воюет с братом, а бывшие соседи
стреляют друг в друга, самосуд скор и не требует излишних доказательств.
на улицу.