Чтение 2–й страницы книги ~Блуждающий огонь~

- Я пойду, посмотрю, а? - храбро предложил он.

- Погоди, - остановила его Ваэ. Она накинула поверх ночной рубашки длинную свободную шерстяную рубаху: в доме холодно, да и время позднее: давно за полночь. Муж ее был далеко, и она одна противостояла этому зимнему холоду, и рядом был только ее четырнадцатилетний сын, и в дверь к ней стучали все сильнее, все настойчивее.

Ваэ зажгла свечу и стала следом за Финном спускаться по лестнице.

- Погоди, - снова сказала она уже в лавке и зажгла еще две свечи, хотя это была неразумная расточительность. Нельзя открывать зимней ночью дверь, если мало света и не видно, кто это там пожаловал. Когда все свечи стали гореть достаточно ровно, она заметила, что Финн на всякий случай держит в руках железную кочергу, захваченную возле камина наверху. Ваэ кивнула, и мальчик открыл дверь.

На улице мела метель, и из этой кружащейся пелены к ней на крыльцо поднялись двое - незнакомый мужчина и высокая женщина, которую ее спутник поддерживал, приобняв за плечи. Финн тут же опустил свою кочергу: эти люди вооружены не были. А Ваэ, подойдя поближе и подняв повыше свечу, разглядела две вещи: во-первых, женщина почему-то была ей знакома, а во-вторых, что она на последних месяцах беременности.

- А мы ведь, кажется, встречались? - сказала Ваэ. - На та'киене?

Женщина кивнула. Мельком посмотрела на Финна, потом снова на Ваэ.

- Значит, он все еще здесь, - сказала она. - Я очень рада!

Финн все это время молчал и выглядел таким юным, что у Ваэ просто сердце разрывалось. Мужчина на пороге, сделав нетерпеливый жест, пояснил:

- Нам нужна помощь. Мы бежали из нашего мира, потому что за нами гонится Галадан, повелитель волков. Мое имя - Пуйл, а это Дженнифер. Мы прошлой весной уже совершали Переход во Фьонавар вместе с Лорином.

Ваэ кивнула, страстно желая, чтобы Шахар оказался сейчас рядом, а не где-то там, в продуваемой ветрами насквозь ледяной Северной твердыне с дедовским копьем в обнимку. Ее муж - ремесленник, а не солдат; что он вообще понимает в этих войнах?

- Входите, - сказала она и отступила, пропуская их в дом. Финн закрыл за ними дверь на засов. - Меня зовут Ваэ. Вот только мужа моего дома нет. Чем же я-то могу вам помочь?

- Мы вынуждены были совершить этот Переход, что, видно, и ускорило дело. Срок мой настал слишком, рано, - сказала женщина по имени Дженнифер, и по ее напряженному лицу Ваэ поняла, что она говорит правду.

- Разожги-ка камин, - велела она Финну. - В моей спальне. - Она повернулась к мужчине. - А вы ему помогите. Надо еще воду вскипятить. Финн покажет, где лежат чистые простыни. Да побыстрее, вы оба!

Пол с Финном, прыгая через ступеньку, бросились наверх.

Оставшись одни в лавке, освещаемой тусклым светом свечей, среди мешков с непряденой шерстью и со спряденной и смотанной в клубки, Ваэ и Дженнифер посмотрели друг на друга.

- Почему я? - спросила Ваэ.

Взор роженицы заволокло пеленой боли.

- Потому что, - с трудом проговорила она, - мне нужна была такая мать, которая умеет любить свое дитя.

Всего несколько минут назад Ваэ крепко спала; а эта женщина, находившаяся сейчас рядом с нею, была так прекрасна, что вполне могла бы оказаться существом из мира снов, если бы не ее глаза.

- Я не понимаю, - сказала Ваэ.

- Мне придется его оставить здесь, - пояснила Дженнифер. - Скажи, смогла бы ты отдать свое сердце чужому ребенку, когда твой Финн уйдет по Самому Долгому Пути?

При свете дня она бы, наверное, ударила или прокляла любого, кто так спокойно говорил о том, что терзало и резало ее душу, точно самый острый нож. Но сейчас, ночью, она словно пребывала в каком-то полусне.

Ваэ была женщиной простой; вместе с мужем она торговала шерстью и шерстяными вещами, а ее сын по причине, совершенно ей не понятной, был трижды призван избрать Долгий Путь, когда дети играли в эту проклятую пророческую та'киену, а потом еще и в четвертый раз - и как раз после этого Рангат взорвалась, возвещая начало войны. А теперь на нее свалилось еще и это...

- Да, - просто ответила она. - Я могла бы полюбить и чужого ребенка. Это мальчик?

Дженнифер смахнула слезы с глаз и твердо ответила:

- Да, мальчик, но это еще не все. Он андаин, и я не знаю даже, что это будет в его случае означать.

У Ваэ задрожали руки. Дитя Бога и смертной женщины! Это всегда означало слишком многое, и большая часть того, что это могло означать, давно позабыта. Она судорожно вздохнула и сказала:

- Ну что ж, очень хорошо.

- И еще одно, - сказала эта женщина. Ах, как она была прекрасна, вся точно золотая! Ваэ даже зажмурилась.

- Ладно, говори скорей, - буркнула она.

И не открывала глаз еще долго после того, как Дженнифер произнесла вслух имя отца этого ребенка. А потом, сама удивляясь собственному мужеству, которого в себе и не подозревала, Ваэ открыла глаза и промолвила:

- Тогда его нужно будет ОЧЕНЬ ЛЮБИТЬ. Я попробую. - И увидев радостные и благодарные слезы Дженнифер, почувствовала, как жалость волной поднимается в ее душе.

Вскоре, однако, Дженнифер взяла себя в руки; теперь боли стали уже почти невыносимыми.

- Нам бы лучше подняться наверх, - сказала ей Ваэ. - Это будет нелегко. Ты по лестнице-то идти сможешь?

Дженнифер кивнула, оперлась о подставленное плечо Ваэ, и они двинулись к лестнице. Вдруг Дженнифер остановилась.

- А если бы у тебя самой родился второй сын, - прошептала она, - то какое бы имя он получил? А может, ей все-таки это снится?

- Дариен, - ответила Ваэ. - В честь моего отца.

Это оказалось действительно нелегко, хотя не очень долго. Он родился маленьким, на два с лишним месяца раньше срока, но все же не таким крошечным, как она ожидала. На минутку ей даже приложили его к груди - когда уже все было позади. Впервые глядя на своего новорожденного сына, Дженнифер плакала от любви и печали; она оплакивала разом все эти миры, ставшие вдруг полями сражений, ибо сын ее был прекрасен.

Ослепнув от слез, она закрыла глаза. Потом открыла их и сказала - всего лишь раз, но громко и совершенно официальным тоном, ибо знала, что так и следует поступить и необходимо, чтобы все знали, что это именно так:

- Его имя Дариен. И этим именем нарекаю его я, его родная мать. - А потом она устало откинулась головой на подушки и передала своего сына Ваэ.

И приняв его, Ваэ была потрясена тем, как быстро и легко материнская любовь снова проснулась в ее душе. И у нее тоже были на глазах слезы, когда она укачивала малыша и укладывала его в колыбельку. О, как проклинала она эти слезы, мешавшие ей видеть, и этот неверный свет свечи, ибо на мгновение - не более! - ей показалось, будто в синих глазах младенца блеснул красный огонек.

Было еще темно, когда Пол вышел из дому. Ветер наметал сугробы на узких улочках Парас Дерваля, перед дверями лавок и жилых домов. Вот и знакомая вывеска: "Черный кабан". Окна таверны были темны и закрыты ставнями; жестяная вывеска поскрипывала на ветру. На белых заснеженных улицах не было ни единого человека.

Он пошел дальше, направляясь к восточной окраине города, а затем - хотя здесь идти стало труднее - свернул на север, вверх по склону дворцового холма. В окнах дворца горели огни, похожие на теплые маяки среди сплошной метели.

И Полу Шаферу очень захотелось пойти на свет этих маяков, посидеть с друзьями - Лорином, Мэттом, Дьярмудом, Коллом, даже с суровым бородатым Айлероном, новым Верховным правителем Бреннина; узнать, как у них дела, просто поболтать, хотя на душе у него было тяжело из-за того, чему он только что стал свидетелем.

Искушение было велико; и он сопротивлялся, как мог. Этот ребенок был ниточкой, вплетенной Дженнифер в их общий Гобелен; и уж, по крайней мере, этого-то она была достойна; и он ни за что на свете не выдернул бы эту ниточку из Гобелена, разболтав всем, что сегодня у Ракота Могрима родился сын.

Дариен, так она его назвала. Пол вспомнил, как Ким сказала: "Я знаю его имя". И покачал головой. Появление этого ребенка на свет было настолько непредсказуемо, настолько случайно, что голова просто тупела от попыток предугадать, каково будет могущество самого молодого из андаинов, где и когда нарушит он свою верность той, что его родила? А вдруг Дженнифер сегодня произвела на свет не просто помощника, но настоящего наследника повелителя Тьмы?

Обе женщины плакали, когда он родился, - та, что его родила, и та, что станет его растить. Обе женщины плакали, но сам мальчик не плакал и не думал плакать, этот прекрасный синеглазый сын двух миров.

Да и умеют ли андаины плакать? В поисках ответа Пол заглянул в свою душу, в то хранилище спокойствия, в то озеро с зеркально тихой водой, в тот источник силы, что перенес их сюда, и совсем не удивился, никакого ответа там не обнаружив.

Пробиваясь сквозь последние волны пурги, он добрался наконец до цели, вздохнул поглубже, чтобы успокоиться, и потянул за цепь, висевшую на воротах.

И услышал, как в глубине сводчатого храма Богини-матери прозвонил колокол; затем вновь воцарилась тишина. Он довольно долго стоял в темноте, прежде чем ворота с лязгом приотворились и в образовавшуюся щель проник неяркий луч - свет горящей свечи, в котором плясали снежинки. Он сделал шаг в сторону и чуть ближе к двери, чтобы его могли рассмотреть и чтобы самому увидеть, кто стоит на пороге.

- Ни шагу дальше! - грозно предупредила его женщина. - Я вооружена!

Это его ничуть не встревожило.

- Я в этом и не сомневался, - ответил он ей. - Но у тебя ведь и глаза тоже есть, не только клинок, я надеюсь? Ты бы сперва разглядела, кто я такой, ведь я уже бывал здесь прежде. Тебе следовало бы это знать.

Их там оказалось двое: молодая девушка со свечой и рядом с ней другая, постарше. А сзади толпились и остальные, тоже со свечами в руках.

Девушка подошла ближе и подняла свечу, чтобы как следует осветить его лицо.

- Клянусь Даной, лунной богиней! - выдохнула женщина постарше.

- Да, - кивнул Пол. - А теперь, пожалуйста, позовите вашу Верховную жрицу. У меня мало времени, а мне очень нужно поговорить с нею. - Он попытался перешагнуть через порог.

- Стой! - резко остановила его та, что постарше. - Ни один мужчина не может войти сюда, не заплатив собственной кровью.

Но тут уж терпение ему изменило.

Он быстро шагнул вперед и, схватив жрицу за запястье, слегка его повернул. Нож со звоном упал на мраморный пол. По-прежнему не выпуская руки жрицы, одетой в серый балахон, Пол рявкнул:

- А ну-ка быстро приведите сюда Джаэль! - Но ни одна из жриц даже не пошевелилась; за спиной у него свистел в полуоткрытых дверях ветер.

- Отпусти ее, - тихо сказала ему молодая девушка. Он обернулся к ней; по виду ей было не больше тринадцати. - Она ведь ничего плохого не хотела. Она же не знала, что ты уже пролил здесь свою кровь, когда впервые попал сюда, Дважды Рожденный.

Он и забыл о том, как пальцы Джаэль ласково скользили по его щеке, когда он, беспомощный, лежал здесь, в ее покоях... Он снова посмотрел на эту необычайно спокойную и самоуверенную девчушку. И выпустил руку жрицы.

- Шил, - по-прежнему спокойно обратилась к ней девушка, - нам все-таки следует пригласить сюда Верховную жрицу.

- В этом нет нужды, - послышался чей-то холодный голос, и между горящими факелами вся в белом возникла Джаэль и подошла к Полу почти вплотную. Он заметил, что она стоит босая на ледяном каменном полу, а роскошные рыжие волосы крутыми неприбранными спиралями струятся у нее по спине.

- Прости, я разбудил тебя, - искренне извинился он.

- Говори, зачем пришел, - сухо заметила она. - Но будь осторожен в словах. Ты уже успел оскорбить одну из моих жриц.

Нет, ни в коем случае нельзя было выходить из себя. Ему и так придется с этими жрицами нелегко.

- Мне очень жаль, - солгал он. - Я, собственно, и пришел сюда, чтобы поговорить с тобой. Но поговорить нам следовало бы наедине, Джаэль.

Она с минуту молча смотрела на него, потом повернулась к жрицам и велела:

- Отведите его в мои покои.

- Но Жрица! А как же кровь, которую он...

- Шил, ты хоть раз можешь помолчать, а? - рассердилась вдруг Джаэль, и Пол внезапно обнаружил, что и ей не чужды простые человеческие чувства, например раздражение.

- Я же говорила ей, - тихо сказала самая младшая из жриц. - Он ведь уже пролил кровь, когда был здесь в прошлый раз, верно?

Джаэль явно не хотелось, чтобы ей об этом напоминали, и она молча двинулась назад, в свои покои, но пошла самым длинным путем - чтобы ему непременно пришлось пройти через святилище под куполом и увидеть священный топор.

Эту постель он тоже помнил. Именно здесь он тогда очнулся - в то утро, когда, наконец, пошел дождь. Постель была аккуратно застлана. Даже поднятая среди ночи Джаэль старается соблюдать правила приличия, насмешливо отметил Пол про себя. Да и служанок своих отлично дрессирует.

- Ну что же, я жду, - сказала Джаэль.

- Расскажи мне, пожалуйста, сперва, что у вас тут. Война идет? - попросил он.

Джаэль ответила не сразу. Она встала, подошла к столу, затем повернулась к гостю лицом и, заведя руки за спину, оперлась ими о полированную столешницу.

- Нет. Зима наступила слишком рано, и очень суровая зима. Даже цверги не очень-то проворны в таких снегах. Волки, правда, доставляют некоторые хлопоты, да и запасов у нас маловато, но сражений пока что не было.

- Значит, вы все-таки слышали предостережение Ким? Чтобы вы не атаковали первыми? Что он только этого и ждет у себя в Старкадхе? - Ким успела выкрикнуть это, когда они уже начали совершать Переход.

Джаэль колебалась. И снова ответила не сразу:

- Я слышала. Только я.

- И больше никто?

- Это ведь я для нее попросила силы у самой Земли.

- Я помню. Все получилось так неожиданно. - Она нетерпеливо отмахнулась. - Так, значит, они все-таки послушали тебя?

- В конечном счете. - На этот раз она ничем себя не выдала. Хотя, впрочем, он догадывался, что все было не так просто, ибо помнил о том глубоком недоверии, какое питали те, кто собрался в то утро в Большом зале, по отношению к Верховной жрице.

- И что теперь? - Об остальном он спрашивать не стал.

- А теперь мы ждем весны. Айлерон готов советоваться с каждым, кто выразит желание встретиться с ним, но все ждут только весны. А где Ясновидящая? - В голосе Джаэль послышалось легкое нетерпение.

- Она тоже ждет. Какого-то сна.

- Почему же ты здесь? - удивилась она.

Улыбка мгновенно исчезла с его лица, и он, став очень серьезным, рассказал ей обо всем. Он был Стрелой Морнира, а она - Верховной жрицей Богини-матери. И под конец он очень тихо назвал ей имя мальчика и еще тише - имя того, кто приходится ему отцом.

Она ни во время рассказа, ни потом даже не пошевелилась ни разу и не проявила ни малейшего беспокойства или испуга. Он не мог не восхититься ее удивительным самообладанием. Потом, правда, она снова задала тот же вопрос, только куда более заинтересованным тоном:

- Почему же ты здесь? И он ответил:

- Потому что прошлой весной ты назвала Дженнифер своим самым близким другом. - К этому она оказалась не готова - и лицо выдало ее растерянность. Он на мгновение почувствовал себя победителем, однако не время было для подобных тщеславных мелких побед и словесных состязаний. И он постарался загладить только что нанесенный им болезненный укол. - Лорин, по всей вероятности, не будет в восторге от того что произошло. А ты, как мне показалось, вполне способна во всем разобраться. Ты очень нужна нам.

- Вы до такой степени доверяете мне? Теперь он нетерпеливо отмахнулся.

- Ох, Джаэль, не преувеличивай собственную недоброжелательность! Каждому ослу ясно, что тебе не слишком по нраву то, как здесь распределились силы. Но нужно быть очень большим ослом, чтобы спутать твое недовольство этим с истинной позицией Верховной жрицы в этой войне. Ты ведь служишь той самой Богине, которая послала тогда в небеса красную луну. И уж я-то в последнюю очередь способен забыть об этом, Джаэль!

Она вдруг показалась ему совсем юной. Под этими белыми одеждами явно таилась женщина, подверженная всем человеческим страстям, а не бездушная икона; и он уже однажды сделал ошибку, сказав ей об этом - в этой вот самой комнате, когда за окнами стучал долгожданный дождь.

- Что тебе от меня нужно? - спросила она. Он неуверенно ответил:

- За ребенком нужно присматривать. Конечно, соблюдая полную тайну - это, собственно, и еще одна причина, по которой я обратился именно к тебе.

- Мне придется рассказать об этом жрицам Мормы в Гуин Истрат.

- Я так и думал. - Он встал и принялся нервно мерить комнату шагами. - Надеюсь, у этих жриц Мормы порядки те же?

Она кивнула.

- У нас всюду одинаковые порядки, на всех уровнях служения Богине. Эта тайна не выйдет за пределы внутреннего круга.

- Хорошо, - сказал он, перестав метаться по комнате и остановившись совсем рядом с ней. - Но в таком случае у тебя возникает проблема.

- Какая?

- А вот какая! - И метнувшись мимо нее, он резким движением распахнул внутреннюю дверцу, схватил подслушивавшую там жрицу и рывком втащил ее в комнату, так что та растянулась на покрытом ковром полу.

- Лила! - воскликнула Джаэль.

Девушка поправила серое одеяние и встала. В глазах у нее на секунду мелькнуло нечто похожее на чувство вины, но всего лишь на секунду, это Пол видел совершенно ясно, и она тут же снова гордо вздернула подбородок.

- За такой поступок ты вполне заслуживаешь смерти. - Тон у Джаэль был ледяной.

- А что, мы будем обсуждать это с мужчиной? - дерзко ответила Лила.

Джаэль явно колебалась, но недолго.

- Да, будем, - твердо сказала она. - Лила, - теперь Джаэль заговорила неожиданно тихо и мягко, и Пол был прямо-таки ошеломлен столь внезапной переменой ее тона, - ты не должна делать мне замечаний, я не Шил и не Марлин. К тому же ты всего десять дней носишь серые одежды жрицы и должна знать свое место!

- Да черт с ним, с ее одеянием, - взорвался Пол, - и с тем, когда она его надела! Пусть скажет, что она там делала? Что успела услышать?

- Я слышала все! - заявила Лила. Джаэль осталась на удивление спокойной.

- Верю, - сказала она. - А теперь скажи, зачем ты это сделала.

- Из-за Финна, - призналась Лила. - Потому что я знаю: он пришел от Финна.

- Да-да, - как-то рассеянно кивнула Джаэль, подошла к девочке и с какой-то тревожащей лаской провела длинным изящным пальцем по ее щеке: - Да, конечно.

- Я ничего не понимаю! - заявил Пол. Обе повернулись к нему.

- Это естественно, - сказала Джаэль, вновь полностью овладев собой. - Но разве Дженнифер ничего не рассказывала тебе о та'киене?

- Рассказывала, но...

- И о том, почему она захотела родить своего ребенка в доме Ваэ? В доме матери Финна?

- Вон оно что... - Он начинал вспоминать. И уже внимательнее посмотрел на тоненькую светловолосую Лилу. - Так это она? - спросил он.

Девочка сама ответила ему:

- Да, это я призвала Финна выбрать Самый Долгий Путь. Три раза подряд, а потом еще раз. И я связана с ним, пока он... не уйдет.

Воцарилось напряженное молчание.

- Хорошо, Лила, - сказала наконец Джаэль. - А теперь оставь нас. Ты уже сделала все, что могла. И не вздумай кому-нибудь хоть словечко шепнуть.

- Ну вот еще! - возмутилась Лила. "Совсем девчонка", - подумал Пол. - Я же ради Финна. Иногда у меня в душе точно океан бушует. И мне кажется тогда, что, если бы я вздумала с этим океаном бороться, он бы меня просто утопил и все! - Она повернулась и вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Глядя на лицо Верховной жрицы, освещенное светом свечи, Пол вдруг понял, что впервые видит в ее глазах сострадание.

- И ты ничего ей не сделаешь? - прошептал он. Джаэль молча помотала головой, по-прежнему глядя на дверь, за которой скрылась девочка.

- Любого другого я бы определенно убила, можешь мне поверить, - сказала она через некоторое время.

- Но не ее?

- Но не ее.

- Почему?

Она повернулась к нему.

- Пусть это останется моей тайной. - Голос у нее звучал почти просительно. - На некоторые загадки лучше не знать ответа, Пуйл. Даже тебе. - Впервые она произнесла вслух его имя. Глаза их встретились, и на этот раз первым взгляд пришлось отвести ему. Сердитый тон Джаэль был уже вполне ему привычен, как и ее строптивый нрав, но сострадание у нее в глазах пробудило в его душе некие силы, более древние и глубокие, чем даже те, с которыми он соприкоснулся на Древе Жизни.

Он смущенно кашлянул и сказал:

- К утру нам необходимо отсюда уйти.

- Я знаю, - ответила Джаэль. - Я скоро пошлю за ней.

- Если бы я мог сделать все сам, я бы к тебе не обратился. Я ведь понимаю, это истощит корни Земли, ее жизненную силу.

Она только головой покачала; свет свечи вспыхивал в ее рыжих кудрях.

- Ты и сам сумел проникнуть почти к самым корням, чтобы доставить ее сюда. Только Великий Ткач знает, как глубоко.

- Да? А я-то уж точно этого не знаю! - искренне удивился он. Словно в чем-то ей признаваясь. Оба помолчали. В святилище было очень тихо.

- Значит, Дариен, - молвила она. Он даже дыхание затаил.

- Я понимаю... Ты боишься?

- Да, - сказала она. - А ты?

- Очень.

Они посмотрели друг другу в глаза - их разделяло лишь застеленное ковром пространство от одной стены комнаты до другой - немыслимо огромное, непреодолимое пространство.