себя. Взять, к примеру, рост. Шесть футов и шесть дюймов -- казалось бы,
недомерком не обзовешь, на подавляющее большинство обитателей планеты
Николас мог взирать сверху вниз. Но стоило перевести рост на метры и
выходило символично: метр девяносто девять. Чуть-чуть недостает до двух
метров.
вон сколько, но сверстники по одной-две монографии выпустили, а многие уже
пребывают в докторском звании, один даже удостоен членства в Королевском
историческом обществе. Профессор Крисби, прежний научный руководитель,
как-то сказал: мол, Николас Фандорин, возможно, и историк, но
малокалиберный. Крупных охотничьих трофеев, то есть новых теорий и
концепций, ему не добыть -- разве что мелких фактографических воробьев
настреляет. А все потому что нет усидчивости, долготерпения и
обстоятельности. Или, как выразился почтенный профессор, мало мяса на
заднице.
минут сидения в архиве из глаз льются слезы, из носа течет, всегдашний
розовый румянец на щеках расползается багровыми пятнами и вчистую садится
голос? Да Николас никогда не был в так называемых странах Третьего мира,
потому что там всюду пыльно и грязно! На втором курсе в Марокко на раскопки
из-за этого не поехал!
как научная дисциплина, призванная осмыслить жизненный опыт человечества и
извлечь из этого опыта практические уроки, а как увлекательная,
завораживающая погоня за безвозвратно ушедшим временем. Время не подпускало
к себе, ускользало, но иногда свершалось чудо, и тогда на миг удавалось
ухватить эту жар-птицу за эфемерный хвост, так что в руке оставалось ломкое
сияющее перышко.
людей, некогда ходивших по земле, дышавших живым воздухом, совершавших
праведные и ужасные поступки, а потом умерших и навсегда исчезнувших. Не
верилось, что можно взять и исчезнуть навсегда. Просто те, кто умер,
делаются невидимыми для живущих. Фандорину не казались метафорой слова
новорусского поэта, некоторые стихи которого признавал даже непримиримый сэр
Александер:
думал, коснуться вещей, которыми он владел -- и тогда тот, кто навсегда
скрылся во тьме, озарится светом, и окажется, что никакой тьмы и в самом
деле не существует.
поддающееся словам. Уж во всяком случае не следовало делиться столь
безответственными, полумистическими воззрениями с профессором Крисби.
Собственно, Фандорин потому и специализировался не по древней истории, а по
девятнадцатому веку, что вглядеться во вчерашний день было проще, чем в
позавчерашний. Но изучение биографий так называемых исторических деятелей не
давало ощущения личной причастности. Николас не чувствовал своей связи с
людьми, и без него всем известными. Он долго думал, как совместить приватный
интерес с профессиональными занятиями, и в конце концов решение нашлось. Как
это часто бывает, ответ на сложный вопрос был совсем рядом -- в отцовском
кабинете, на каминной полке, где стояла неприметная резная шкатулка черного
дерева.
x x x
Николаса, вывезла из Крыма в 1920-ом всего две ценности. Первая -- будущий
сэр Александер, в ту пору еще обретавшийся в материнской утробе. Вторая --
ларец с семейными реликвиями.
ровным, педантичным почерком прапрадеда Исаакия Самсоновича, служившего
канцеляристом в Московском архиве министерства юстиции и составившего
генеалогическое древо рода Фандориных с подробными комментариями.
крестик, который, по уверению семейного летописца, принадлежал легендарному
основателю рода крестоносцу Тео фон Дорну.
котором читалась едва различимая надпись "Laura 1500". Примечание Исаакия
Самсоновича было кратким: "Локон женский, неизвестно чей". О, как волновала
в детстве буйную николкину фантазию таинственная медноволосая Лаура,
сокрытая непроницаемым занавесом столетий!
портрет умопомрачительной красоты брюнета с печальными глазами и импозантной
проседью на висках. Это был дед, Эраст Петрович, персонаж во многих
отношениях примечательный.
на листке веленевой бумаги всего два слова, но зато каких! "Вечно
признательна" -- и внизу знаменитый росчерк: "Екатерина". Отец говорил, что
некогда содержались в шкатулке и дедовы ордена, в том числе золотые, с
драгоценными каменьями, но в трудные времена бабушка их продала. И правильно
сделала. Эка невидаль "Владимиры" да "Станиславы", их в антикварных лавках
сколько угодно, а вот за то, что Елизавета Анатольевна сохранила старинные
нефритовые четки (теперь уэк не узнать, кому из предков принадлежавшие) или
часы-луковицу бригадира Лариона Фандорина с застрявшей в ней турецкой пулей
-- вечная бабушке благодарность.
раньше. Зачем копаться в биографиях чужих людей, про которых и так все более
или менее известно, если есть история собственного рода? Тут уж никто не
перебежит дорогу.
принадлежать только Даниле Фандорину, состоявшему при Северной Семирамиде в
неприметной, но ключевой должности камер-секретаря. Николас напечатал в
почтенном историческом журнале очерк о своем предке, где, среди прочего,
высказал некоторые осторожные предположения о причинах августейшей
признательности и датировке этого документа (июнь 1762?). Историки-слависты
встретили публикацию благосклонно, и окрыленный успехом исследователь
занялся статским советником Эрастом Петровичем Фандориным, который в 80-е
годы прошлого века служил чиновником особых поручений при московском
генерал-губернаторе, а после, уже в качестве приватного лица, занимался
расследованием всяких таинственных дел, на которые был так богат рубеж
девятнадцатого и двадцатого столетий.
сыщика-джентльмена, Николас обнаружил очень мало документальных следов его
деятельности, поэтому вместо научной статьи пришлось опубликовать в
иллюстрированном журнале серию полубеллетризованных скетчей, основанных на
семейных преданиях. С точки зрения профессиональной репутации затея была
сомнительной, и в качестве епитимьи Николас занялся кропотливым
исследованием старинного, еще дороссийского периода истории фон Дорнов:
изучил развалины и окрестности родового замка Теофельс, встретился с
отпрысками параллельных ветвей рода (надо сказать, что потомков крестоносца
Тео раскидало от Лапландии до Патагонии), вдоволь начихался и наплакался в
ландархивах, музейных хранилищах и епархиальных скрипториумах.
публикаций и два-три третьестепенных открытия, на которых пристойной
монографии не построишь.
из черной шкатулки), напечатанной четыре месяца назад в "Королевском
историческом журнале", тоже особенно гордиться не приходилось. Для того,
чтобы разобрать каракули бравого вюртембергского капитана, вряд ли
подозревавшего, что из его чресел произрастет мощная ветвь русских
Фандориных, понадобилось пройти специальный курс палеографии, однако и после
расшифровки документ яснее не стал.
бы по крайней мере прочитать кусок связного текста. Но хранившийся в ларце
свиток был слишком узким -- какой-то невежа рассек грамотку сверху донизу, и
вторая половина не сохранилась.
именно духовная, а не какая-нибудь деловая записка. В подтверждение своей
гипотезы он процитировал в статье первые строчки, в которых, как положено в
завещаниях, поминались диавольский соблазн и Иисус Христос, а дальше
следовали какие-то указания хозяйственного толка:
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Афанасьев Роман
Херберт Фрэнк
Андреев Николай
Корнев Павел