совсем не отнимает художественной тонкости и всегда мотивирован содержанием
романа. Это единство того, о чем писатель рассказывает с тем, как он об этом
говорит, характеризует Гуля, как большого романиста. Роман Гуль тоже
мастерски владеет даром описания, всегда объективного и острого. В его
романах множество подробностей, но никогда нет ничего лишнего. Это обилие
связанное со скупостью средств изображения - другой признак мастерства.
тучный, гнусавый, на тонких ногах, с маленькими руками и ступнями; Азеф -
глава террористической организации и одновременный агент полиции; Азеф,
распределяющий в своих тонких расчетах, какие покушения он проведет и какие
выдаст Охране; Азеф - совершенное воплощение отталкивающего образа двойного
агента. Это тип людей, которых теперь мы узнали в бесчисленных варьянтах.
Только своим чудовищным обликом Азеф превосходит всех этих эпигонов второй
мировой войны. Он положил начало этому типу двойных агентов, по крайней
мере, если не в истории, то в литературе.
меньшее внимание, чем и фигура Азефа. Его маскарад в заговоре на Плеве, его
перевоплощение в элегантного, богатого англичанина, представителя британской
велосипедной фирмы. Он - дэнди, дилетант и в то же время убежденный
революционер. Он любит женщин и ночные кабаки. Это тип бунтаря-дворянина,
возненавидевшего класс, к которому он должен бы был принадлежать по своим
вкусам. Он упорен в революционной борьбе и скептик относительно целей
революции. Он не идеалист, как его товарищи по террору, которые все более
или менее романтики. И все же он не нигилист. Это тонкая, сложная и яркая
натура... Борис Савинков это "L'homme revolte" Камю.
каждого свой характер, свой мир идей, свои мечты. Достижение автора не
умаляется тем, что он взял материалом романа действительность. Он не исказил
ее и сумел создать художественные образы. Но если бы даже автор дал нам
только образы Азефа и Савинкова, которые он превратил в человеческие "типы"
Роман Гуль вполне заслужил бы того, чтобы не быть забытым.
1
не знал - чему? Но не мог сдержать улыбку. Потому, что улыбался он
открывающейся жизни. Возле Александровского сада Савинков, оглянувшись,
увидел темно-бурый Зимний дворец, во всем его расстреллиевском великолепии,
озаренный солнцем.
статс-секретарь Вячеслав Константинович Плеве докладывал о мерах к
подавлению революционного движения в стране. Император знал, что именно он,
Плеве, будучи директором департамента полиции раздавил революционеров.
Плеве докладывал императору быстро, горячо говоря. Но Плеве казалось, что
император, не слушая, думает о постороннем.
голубые глаза на твердом лице статс-секретаря.
сторонам, Борис Савинков увидал объявление, на бечевке спускающееся с
балкона третьего этажа серого, запущенного дома. Савинков, указав на него,
ткнул извозчика в спину.
Пахло запахами задних дворов. Но дома на Среднем все одинаковы. И Савинков
дернул пронзительно заколебавшийся в доме звонок.
несколько раз. Но когда хотел уж уйти, дверь порывисто распахнулась. Он
увидел господина в пиджаке, без воротничка, с безумными глазами. Минуту
господин ничего не говорил. Потом произнес болезненной скороговоркой:
комната. Он долго думал. И повернувшись, пошел от двери крикнув:
глазами. Она куталась в большую шаль.
почти полукруглая. Стол с керосиновой лампой, кровать, умывальник. Савинков
заметил в девушке смущение. "Наверное комнат никогда не сдавала".
покраснела.
повертели палкой. Съехавшиеся со всей России студенты негодовали потому, что
были молоды. В знаменитом коридоре университета горела возмущением толпа.
Варшавские профессора послали министру приветствие по поводу открытия
памятника генералу Муравьеву, усмирителю польского восстания. И от давки,
волнения, возмущения, Савинков чувствовал, как внутри у него словно
напрягается стальная пружина. Он протискивался в аудиторию. Вместо
профессора Фан дер Флита на кафедру взбежал студент в русской рубашке с
закинутыми назад волосами, закричав:
прорывались педеля, а студент кричал широко разевая рот. Аудитория
взорвалась бурей аплодисментов молодых рук. У Савинкова похолодели ладони,
внутри острая дрожь. Взбежав на кафедру, он крикнул во все легкие: -
Товарищи! - и начал речь.
Савинков не спал. Возбужденье переходило в мысли о Вере. Она представлялась
хрупкой, с испуганными глазами. Савинков ворочался с боку на бок. Заснул,
когда посинели окна.
натягивая на подбородок одеяло. За стеной кашлял Савинков.
вчера поздно пришли?
- Ах, да, к вам приходил студент Каляев, говорил, вы его знаете, он сегодня
придет.
А когда шла на курсы, у Восьмой линии обдал ее снежной, за ночь выпавшей
пылью сине-кафтанный лихач. И эта снежная пыль показалась Вере
необыкновенной.
острова. Даже на Среднем едва нашел нужный дом.
Савинков резал хлеб, наливал чай в стаканы, слушал Каляева.
легким польским акцентом говорил Каляев.
Слыхал о приветствии профессоров?
глаза Бориса. Лицо некрасиво, аскетически-худое.
надо войти, Янек.
Всю ночь не спал. А на полустанке вылез, - тишина, рассвет, птицы поют, стою
у поезда и всей кожей чувствую, до чего жизнь хороша!.. а приехал - памятник
Муравьеву, жандармы, нагайки, - Каляев махнул рукой, встал, заходил по
комнате.