видя Новикова, долго глядела на прижатые к горам близкие вспышки ракет -
среди шумящих деревьев появлялось ее бледное лицо с непонятно решительным
выражением. Сквозь гудение сосен глухо хлопнула дверь, из землянки выбежал
лейтенант Овчинников в распахнутой телогрейке, окликнул сипловатым
голосом:
привыкла я к вашей батарее. Непохожи вы на разведчиков, лейтенант...
знаешь ты еще!..
презрительно, протяжно, устало, переходя на "ты":
"Леночка, постой!" - и кинулся следом за ней. В его сбившемся дыхании, в
коротком неуверенном крике было что-то неприятно молящее, унижающее
мужское достоинство, и Новиков поморщился. Он встал, пошел к своему
блиндажу.
тепел, плотен, пахло шинелями, лежалой соломой. Дежурный телефонист Гусев,
молодой, круглоголовый, прислонясь затылком к стене, спал - устало
подергивались брови, потухшая цигарка прилипла к оттопыренной губе, другая
- свернутая - заложена за ухо. Перед ним на снарядном ящике котелок: из
недоеденной пшенной каши торчала деревянная ложка. Возле котелка огрызок
обмусоленного чернильного карандаша, измятый листок, вырванный из тетради,
ровные, аккуратные строчки были усыпаны хлебными крошками. Видимо, ел и
писал письмо. Новиков взглянул на листок, невольно усмехнулся этому
аккуратному школьному почерку: "Ты меня не ревнуй, потому что у нас тут
женщин нет, только одна сестра, да и то больно некрасивая..."
было жалко. Вокруг с тревожным всхлипыванием, бредовым бормотанием спали
солдаты. Новиков, не раздеваясь, лег на спину, сбоку нар, на обычное свое
место. Закрыл глаза и будто погрузился в горячий, парной воздух, полный
разлетающихся искр, в хаос несвязных людских голосов, и мутно среди них
колыхались лица Лены, лейтенанта Овчинникова - обычный, непонятный
мгновенный сон.
сна.
вздрагивающими тенями копошились, вскочившие солдаты - все глядели
отяжелевшими от сна глазами на крупно трясущийся потолок землянки. Сухо
трещали бревна накатов, шевелились, перемещались над головой. А там,
вверху, что-то гигантски огромное, душащее, тяжкое, с хрустом разламываясь
грохотом, рушилось на высоту, сотрясало ее. Не стало слышно стонущего шума
ветра, задавленного железной толщей разрывов.
Воронки... с дом...
торопливо вталкивал другую ногу в штанину галифе, кричал Гусеву:
глянув на Новикова, добавил иным тоном: - Вроде началось, товарищ капитан.
Слышите? Непохоже на артналет. Ишь ты, заваруха!
позывные в трубку, и, медленно разделяя слова, спросил: - Команда была от
Резеды?
тотчас пригнулся к аппарату. Куски земли оторвались от потолка, ударили по
аппарату, по плечам его. - Никак нет, - повторил он невнятным движением
губ, испуганно потирая круглую стриженую голову.
Новиков и не взял, а вырвал из рук Гусева мокрую от пота, нагретую трубку.
- Резеда! Резеда! Какого дьявола! Что там? Резеда! Питания, что ли, у вас
нет? - Покосился на связиста. - Проверяли связь?
комариный писк, голос и сейчас же зачастил: - Кто у телефона? Шестого к
аппарату, шестого к аппарату! Шестого немедленно к Резеде, немедленно к
Резеде!.. Немедленно!
ящике котелок, полный бурой жижи. - Что случилось? Иду! Сейчас иду.
застегнул ремень, оттянутый кобурой пистолета; потом, сдвинув брови над
тонкой переносицей, вынул из кобуры ТТ и легким щелчком выдвинул, проверил
кассету и вновь втолкнул в рукоятку пистолета. Он сделал все это молча,
без спешки, и солдаты, так же молча, смотрели то на капитана, то на
вибрирующий потолок землянки, прислушиваясь напряженно к нарастающему реву
снарядов. Новиков же ни разу не взглянул вверх, все хмурясь отчего-то, и
тем своим обычным грубоватым тоном, который так не шел к его мальчишески
юному, всегда бледному лицу, коротко приказал:
замкнутый, солдат-счастливец, недавно побывавший после тяжелого ранения в
шестимесячном отпуске дома, на Рязани, обратил к Новикову, сидя на нарах,
свое крепкое белобровое лицо - в расширенных глазах толкалась мольба.
Проговорил еле слышным шепотом:
опустив голову. - По горам ведь... нога у меня, товарищ капитан. Другого
бы кого, пока нога-то...
кобуру. - Другого, говорите?
отлеживался шесть месяцев дома, в то время как солдаты его, Новикова,
батареи без отдыха находились в боях, дошли до Карпат. Выбрал, потому что
считал это суровой необходимостью, тем более что Ремешков был новым
человеком на батарее.
промежутки между разрывами, как из-под воды, вливался отдаленный
пулеметный треск. Теперь уже всем было ясно, что это не обычный артналет,
не обычная перестрелка дежурных орудий и пулеметов после недавних жестоких
боев при взятии города Касно, на границе Чехословакии.
за неделю от батареи осталось двадцать человек старых солдат, а Ремешков
прибыл в батарею днями, прибыл отъевшийся, раздобревший, со здоровым,
молочным цветом лица от домашнего хлеба и сала, особенно было неприятно
Новикову.
жестко и, более не обращая внимания на Ремешкова, пошел к двери.
видна красная, гладкая шея, со стоном и страданием прошептал:
ждал, искательно оглядываясь на солдат, и, потирая колено, повторил
умоляюще:
озорным голосом воскликнул старший сержант Ладья, надвигая пилотку на
выпуклый лоб. - Морду нажевал в тылу и думает, все в порядке! Еще ему
приказ повторять! Воевать приехал или сало жрать?
по-особому ладно носил пилотку, сдвигая ее на лоб и набок. Весь
подогнанный, в немецких, не по уставу, новых сапожках, с немецким тесаком
на всегда затянутом ремне, он казался мальчишкой, ради игры носившим
военную форму, трофейное оружие.
озираясь.
двигая непомерно широкими квадратными плечами, в тесной, облитой по
круглой спине гимнастерке, старательно кряхтя, наматывал портянку.
Подмигнул Ремешкову почти ласково затеплившимися глазами и сказал
доброжелательно:
вернее. Раньше-то ведь воевал? Понял или нет? Вот автомат возьми. - И,
обращаясь к Ладье, прибавил ворчливо: - Оно верно, после теплой печки да
Березин Федор
Никитин Юрий
Свержин Владимир
Лондон Джек
Фазиль Искандер
Роллинс Джеймс