увидела внизу темную полоску мокрого снега и побежала дальше. Из-под снега
у самой воды торчал какой-то корявый сук с налипшей грязной листвой. Она
на бегу выдернула его и перебросила через черный поток на край льдины.
Однако сук оказался коротким, к тому же здорово выгнутым на середине, он
сразу перевернулся и почти весь ушел в воду. Боясь не успеть и лихорадочно
работая руками, Зоська выбралась из-под берега и обеими руками вцепилась в
нетолстый наклонный отросток в ближайшем кусте. Повиснув на нем, она
кинула взгляд на пойму: почему-то замедлив шаг, человек приближался к
речке. Их разделяла какая-нибудь сотня шагов, Зоська изо всей силы
потянула деревцо, и то неровно выломилось у самого корня. Не пытаясь даже
очистить его от ветвей, она соскользнула с обрыва и перебросила над водой
эту шаткую, малонадежную опору.
сразу захлюпало, но теперь, наверное, можно было рискнуть. Недолго
раздумывая и почти физически ощущая пугающее приближение незнакомца, она
ступила на корявый конец дерева и взмахнула руками.
деревца, подогнувшись, соскользнула с закрайка и Зоська очутилась в воде.
в воде вдруг потеряли опору, дно ушло в сторону, она погрузилась в воду
почти до пояса, с ужасом ощутив, как течение туго ударило ее в бедра,
грозя свалить с ног. И тогда сквозь шум разворошенной ее телом воды где-то
вверху раздалось:
всего ждала тут увидеть. Но ошибки быть не могло - сноровисто соскочив с
обрыва, Антон подхватил из воды ее деревцо и размашисто бросил его мокрой
верхушкой ей в руки.
медленно преодолевая испуг, ухватилась за ветки.
соваться?..
ладонью по грудь, и она, превозмогая холод, пристально посмотрела ему в
лицо. Нет, ей не мерещилось, это в самом деле был он, Голубин, партизан из
третьего взвода, которого она несколько дней назад стала называть Антоном.
выскочило.
- Бегом! Тут деревня где-то была.
что строгость эта была ей во спасение, она и сама чувствовала, что этак
недолго и околеть на ветру. Взобравшись на обрыв, он побежал вдоль реки
куда-то по пойме влево, и она, едва превозмогая обжигающий ноги и низ
живота холод, побежала следом.
Вверх, вниз! Вверх, вниз! Грейся!
отдалилась и пропала в сутеми, там же где-то исчезли корявые кусты
ольшаника. Они бежали открытой поймой к темневшим впереди низкорослым
зарослям, и она чувствовала, как все больше деревенеют ноги в мокрых
отяжелевших сапогах; юбка сначала мокро хлюпала сзади, потом стала жестко
лубенеть на морозе, варежки остались в реке, и голых рук она почти уже не
чувствовала.
тут, за десяток километров от лагеря. Когда ее посылали в эту дорогу, не
было и речи о Голубине, готовили к заданию ее одну. Но вот он здесь, и
первое ее удивление быстро сменялось радостью. Это была приятная для нее
неожиданность, если бы только не тот ее нелепый испуг, сдуру загнавший ее
в реку. Но кто знал, что это Голубин, а не какой-нибудь полицай или немец.
Принимая упрек, Зоська виновато молчала. Холод все больше сковывал ее
движения, ноги выше колен недобро горели словно обожженные; внутри,
правда, от долгого бега становилось теплее, и она чувствовала, что
прекращать бег нельзя. В беге было спасение, и она покорно бежала рядом с
неожиданным спутником и спасителем, с которым лишь утром рассталась возле
отрядной кухни, сказав, что увидятся теперь не скоро, может, через неделю
или две. Она не могла сказать, куда и зачем отправляется, Голубин, однако,
что-то понял, насторожился, даже попытался ее задержать, ухватив за рукав,
но она вырвалась и с тропки игриво помахала ему варежкой. В последнее
время, когда отряд перебазировался в южную половину Сухого бора и она по
утрам стала помогать тетке Степаниде на кухне, этот Голубин частенько
задерживался возле нее после ужина, раза два они даже недалеко прогулялись
вдвоем, и она подумала, что, может, надо бы ему намекнуть, куда она идет.
Но тогда возле кухни она ничего не сказала, а потом ей стало не до
Голубина, часа три она просидела в штабе, выслушивая инструктаж начальника
разведки Дозорцева да заучивая пароли для связи со своими людьми в
деревнях, пароль-пропуск через зону соседней партизанской бригады. Путь
был не близок, все надо было зазубрить на память - там спросить будет не у
кого, и с Голубиным она больше не увиделась.
размашисто, с хрустом, мял сапогами подмерзшую траву поймы, уверенно
увлекая Зоську в сумерки снежной ночи. Она хотела сказать, что ей надо за
речку, но сдержала себя - действительно, сперва надо было обсушиться, и
она почти с радостью ухватилась за эту его участливую помощь, которая
оказалась кстати. А она, Дура, боялась.
слышала такой?
пошлепал ее по спине и ниже. - Жакетка вроде сухая. Юбка только. И ноги. А
ну живее! Шире шаг, малышка! - бодро закомандовал он.
ты вон куда шибанула.
там будешь, разведчица?
быть и хуже, если бы не подоспел он. А может, без него она была бы
осмотрительнее и не влезла сгоряча в реку. Но уж заблудилась, точно, по
своей оплошности, тут уж винить было некого.
вперед, стараясь в редевшем мелькании снежинок заметить первые признаки
деревни, но деревни все не было, даже не начиналось поле, под ногами
по-прежнему стлалась некошеная трава поймы. Антон начал поглядывать в
сторону и даже оборачиваться назад, где затемнелось в ночи что-то высокое,
похожее на пригорочек с хвойной рощицей. Наверно, этот пригорочек был тут
единственной видимой приметой на их болотном пути, и Антон, вдруг
остановившись, громко, с досадой выругался.
стороне осталась.
груди все горело от усталости; а руки и особенно ноги выше колен
совершенно задеревенели от стужи. Юбка быстро смерзлась и жестко терла ее
тощие бедра.
чувствуя, что выхода нет, видно, придется ей замерзать на этом болоте.
а он... Наделала ты беды с этой речкой.
что, не появись он у нее за спиной, она бы не сунулась сломя голову в эту
проклятую речку, постаралась бы найти переход понадежнее. А то ведь сам ее
напугал, загнал в ледяную воду и еще упрекает. Но что-то удержало ее от
этого объяснения, все-таки она чувствовала, наверно, и свою здесь вину и
потому, пересилив обиду, коротко бросила:
смолк, снова вглядевшись в сумерки. Что-то там вроде серело в отдалении,
но она не могла различить что, - одубевшими пальцами она вытирала глаза.
бегом!
болоте возле кустарника. Передний стожок был совсем близко, в какой-то
полусотне шагов - покосившийся, с заснеженным боком и черной палкой
вверху, он явился для нее очень вовремя; ничего лучшего теперь, наверно,
нельзя было и придумать. Антон, опередив ее, первым подбежал к стожку и,
ощупав его бока, начал энергично выдергивать сено, чтобы забраться внутрь.
Конан-Дойль Артур
Сертаков Виталий
Мурич Виктор
Сертаков Виталий
Громыко Ольга
Каменистый Артем