времена гражданской войны в России, и описание этих невыносимо жарких дней,
когда происходили наиболее длительные и наиболее
жесто---------------------------------------(1) "Подо мною лежит мой труп со
стрелой в виске" (анг.) кие бои. Я дошел, наконец, до последних страниц
рассказа; я читал их с почти остановившимся дыханием. Там я узнал мою
вороную кобылу и тот поворот дороги, на котором она была убита. Человек, от
лица которого велся рассказ, был убежден сначала, что всадник, упавший
вместе с лошадью, был по меньшей мере тяжело ранен - так как он стрелял два
раза и ему казалось, что он оба раза попал. Я не понимаю, почему я заметил
только один выстрел. "Но он не был убит, ни даже, по-видимому, ранен, -
продолжал автор, - потому что я видел, как он поднялся на ноги; в ярком
солнечном свете я заметил, как мне показалось, темный отблеск револьвера в
его руке. У него не было винтовки, это я знаю наверное".
месту, где с непонятной, как писал автор, неподвижностью, парализованный,
быть может, страхом, стоял человек с револьвером в руке. Потом автор
задержал стремительный ход коня и приложил винтовку к плечу, но вдруг, не
услышав выстрела, почувствовал смертельную боль неизвестно где и горячую
тьму в глазах. Через некоторое время сознание вернулось к нему на одну
короткую и судорожную минуту, и тогда он услышал медленные шаги, которые
приближались к нему, но все мгновенно опять провалилось в небытие. Еще через
какой-то промежуток времени, находясь уже почти в предсмертном бреду, он,
непостижимо как, почувствовал, что над ним кто-то стоит.
мою смерть. Мне столько раз снилось ее страшное, железное лицо, что я не мог
бы ошибиться, я узнал бы всегда эти черты, знакомые мне до мельчайших
подробностей. Но теперь я с удивлением увидел над собой юношеское и бледное,
совершенно мне неизвестное лицо с далекими и сонными, как мне показалось,
глазами. Это был мальчик, наверное, четырнадцати или пятнадцати лет, с
обыкновенной и некрасивой физиономией, которая не выражала ничего, кроме
явной усталости. Он простоял так несколько секунд, потом положил свой
револьвер в кобуру и отошел. Когда я снова открыл глаза и в последнем усилии
повернул голову, я увидел его верхом на моем жеребце. Потом я опять лишился
чувств и пришел в себя только много дней спустя, в госпитале. Револьверная
пуля пробила мне грудь на полсантиметра выше сердца. Мой апокалиптический
конь не успел довезти меня до самой смерти. Но до нее, я думаю, оставалось
очень недалеко, и он продолжал это путешествие, только с другим всадником на
спине. Я бы дорого дал за возможность узнать, где, когда и как они оба
встретили смерть и пригодился ли еще этому мальчику его револьвер, чтобы
выстрелить в ее призрак. Я, впрочем, не думаю, чтобы он вообще хорошо
стрелял, у него был не такой вид; то, что он попал в меня, было, скорее
всего, случайно, но, конечно, я был бы последним человеком, который бы его в
этом упрекнул. Я не сделал бы этого еще и потому, что, я думаю, он,
наверное, давно погиб и растворился в небытии, - верхом на белом жеребце, -
как последнее видение этого приключения в степи".
бледным и неизвестным человеком, в которого я тогда стрелял. Объяснить
полное сходство фактов со всеми их характерными особенностями, вплоть до
масти и описания лошадей, только рядом совпадений было, мне казалось,
невозможно. Я еще раз посмотрел на обложку: "I'll Come To-morrow", by
Alexander Wolf. Это мог быть, конечно, псевдоним. Но это меня не
останавливало; мне хотелось непременно встретиться с этим человеком. Тот
факт, что он оказался английским писателем, был тоже удивителен. Правда,
Александр Вольф мог быть моим соотечественником и достаточно хорошо владеть
английским языком, чтобы не прибегать к помощи переводчика, это было самое
вероятное объяснение. Во всяком случае, я хотел выяснить все это во что бы
то ни стало, потому что, в конце концов, я был связан с этим человеком, не
зная его совершенно, слишком давно и слишком прочно и воспоминание о нем
прошло сквозь всю мою жизнь. По его рассказу к тому же было ясно, что он
должен был питать ко мне почти такой же интерес, именно оттого, что
"Приключение в степи" имело очень важное значение в его существовании и,
наверное, предопределило его судьбу еще в большей степени, чем мое
воспоминание о нем предопределило ту исчезающую тень, которая омрачила много
лет моей жизни.
книгу. Я излагал те факты, которые ему были неизвестны, и просил его
ответить мне, где и когда мы могли бы с ним встретиться, - если, конечно,
это свидание интересует его так же, как меня. Прошел месяц, ответа не было.
Было возможно, конечно, что он бросил мое письмо в корзину, не читая и
предполагая, что это послано какой-нибудь поклонницей его таланта и
заключает в себе просьбу прислать свою фотографию с надписью и сообщить
мнение о собственном романе корреспондентки, который она ему пошлет или
прочтет лично, как только получит от него ответ. Это казалось в какой-то
мере вероятно еще и потому, что, несмотря на несомненное и настоящее
искусство, с которым была написана книга, в ней была, я думаю, какая-то
особенная привлекательность и для женщин. Но так или иначе, ответа я не
получил.
возможность поехать в Лондон для небольшого репортажа. Я пробыл там три дня
и улучил время, чтобы зайти в издательство, напечатавшее книгу Александра
Вольфа. Меня принял директор. Это был полный человек лет пятидесяти,
представлявший из себя по типу нечто среднее между банкиром и профессором.
Он бегло говорил по-французски. Я изложил ему причину моего визита и
рассказал в нескольких словах, как я прочел "Приключение в степи" и почему
этот рассказ меня заинтересовал.
сожалению, лишены в данный момент возможности с ним сноситься.
без некоторой досады. - Я не буду злоупотреблять вашим временем и пожелаю
вам всего хорошего. Могу ли я рассчитывать на то, что, когда ваш контакт с
мистером Вольфом возобновится, - если это когда-нибудь произойдет, - вы
напомните ему о моем письме?
хотел прибавить одну существенную вещь. Я понимаю, что ваш интерес к
личности мистера Вольфа носит совершенно бескорыстный характер. И вот я
должен вам сказать, что мистер Вольф не может быть тем человеком, которого
вы имеете в виду.
соотечественник?
знаю его много лет и могу за это поручиться. К тому же он никогда не покидал
Англии больше чем на две или три недели, которые он проводил, чаще всего, во
Франции или в Италии. Дальше он не ездил, я знаю это наверное.
до последней строки.
я стоял, собираясь уходить. Директор тоже поднялся с кресла и вдруг сказал,
особенно понизив голос:
то я не могу вам не сказать, что вы поступили с непростительной
небрежностью. Вы должны были целиться лучше. Это бы избавило от ненужных
осложнений и мистера Вольфа, и некоторых других лиц.
которая показалась мне абсолютно неуместной.
вашего прицела. И потом все это, конечно, - со стороны мистера Вольфа, -
только работа воображения, так случайно совпавшая с вашей действительностью.
Желаю вам всего хорошего. Если у меня будут новости, я вам их сообщу.
Разрешите мне прибавить еще одно; я значительно старше вас, и мне кажется,
что я имею на это некоторое право. Уверяю вас, что знакомство с мистером
Вольфом, если бы оно произошло, не принесло бы вам ничего, кроме
разочарования, и не имело бы того интереса, который вы ему напрасно
придаете.
впечатления. Из него было ясно, что у директора издательства были какие-то
личные счеты с Вольфом и настоящие - или воображаемые - причины его
ненавидеть. То, что он почти упрекнул меня в недостаточно точном выстреле,
звучало в устах этого полного и мирного человека по меньшей мере неожиданно.
Так как книга была выпущена два года тому назад, то надо полагать, что
события, заставившие директора изменить свое отношение к Вольфу, произошли
именно в этот промежуток времени. Но все это, конечно, не могло мне дать
никакого представления об авторе сборника "Я приду завтра", единственное,
что я узнал, это было отрицательное мнение о нем директора издательства,
вдобавок явно пристрастное. Я еще раз внимательно прочел книгу, мое
впечатление не изменилось: тот же стремительный и гибкий ритм рассказа, та
же удачность определений, то же безошибочное и, казалось, раз навсегда
найденное соединение сюжетного матерьяла с очень короткими и выразительными
авторскими комментариями.
то, что меня интересовало, но я просто не видел, как это сделать. Со времени
моего странного лондонского разговора прошел уже целый месяц, и я почти не
сомневался, что рассчитывать на ответ Вольфа не следует, - может быть,
вообще никогда и, во всяком случае, в ближайшем будущем. И я почти перестал
думать об этом.