о нас (лат.)].
добавил ни с того ни с сего: - И вообще слишком жарко.
Пароход долго здесь простоит - если вам хочется посмотреть, как он
отходит.
Тенч.
приятеля.
мокроту на палящее солнце. - Говорят, он помогал этим... гм...
нежелательным элементам... ну... выбраться отсюда. Его девчонка живет
теперь с начальником полиции.
странное выражение лица незнакомца. Он снова сказал: - Знаете, как это
здесь делается. - Потом посмотрел на "Генерала Обрегона". - Ничего,
недурненькая. Года через два будет, конечно, как все остальные. Толстая и
глупая. О господи! До чего хочется выпить! Ora pro nobis.
своей странной приподнятости. Мистер Тенч схватил его за кисть.
тени - на пустом ящике, прислонив к нему винтовку, спал часовой. -
Пойдемте ко мне, - сказал мистер Тенч.
как он отчалит.
мистер Тенч.
Никогда у него не было настоящего дома. Они пошли через маленькую,
спаленную солнцем площадь, где зеленел от сырости покойный генерал, а под
пальмами стояли ларьки с минеральной водой. Дом лежал точно открытка в
пачке других открыток. Стасуйте их - и наверху ляжет либо Ноттингем, либо
лондонский район, где он родился, либо эпизод в Саутенде. Отец мистера
Тенча тоже работал зубным врачом. Первое воспоминание сына было связано с
негодным слепком для зубного протеза, который он нашел в корзине для
бумаг: грубая, ощеренная беззубая пасть из белого гипса - не то
неандертальца, не то питекантропа, будто ее раскопали в Дорсете. Эта штука
стала его любимой игрушкой; его пытались отвлечь "конструктором", но
судьба сказала свое слово. В детстве всегда бывает минута, когда дверь
распахивается настежь и впускает будущее. Зной и сырость речного порта и
стервятники лежали в корзине для бумаг, оттуда он их и вынул. Мы должны
быть благодарны, что нам не дано видеть ужасы и падения, которые
приберегает наше детство в шкафах, на книжных полках - повсюду.
не заслуживал) тонул в грязи. Теперь земля под ногами была твердая, как
камень. Они молча прошли мимо парикмахерской и зубоврачебных кабинетов;
стервятники сидели на крыше сытые, точно домашняя птица; они искали
насекомых под широким размахом пыльных крыльев. Мистер Тенч сказал:
домика в один этаж с верандой, на которой покачивался гамак. Домик был
чуть побольше соседних на узкой улочке, которая ярдов через двести
утыкалась в болото. Мистер Тенч сказал, волнуясь: - Может, посмотрите мое
жилье? Не хочу хвастаться, но я лучший дантист здесь. Дом у меня неплохой.
По здешним местам. - Гордость дрожала у него в голосе, точно неглубоко
укоренившееся растеньице.
столовую, где по обеим сторонам пустого стола стояли две качалки;
керосиновая лампа, несколько номеров старых американских журналов, буфет.
Он сказал:
вы же образованный человек... - Кабинет выходил окном во двор, где с
жалкой, суетливой важностью расхаживало несколько индюшек. Бормашина,
работающая от педали, зубоврачебное кресло, обитое кричащим ярко-красным
плюшем, стеклянный шкафчик, где в беспорядке лежали пыльные инструменты. В
кружке торчала козья ножка, испорченная спиртовка была задвинута в угол, и
на всех полках валялись ватные тампоны.
можете себе представить, как здесь все трудно. Вот эта бормашина, - с
горечью сказал он, - японского производства. Я пользуюсь ею всего месяц, а
она уже срабатывается. Но американские мне не по средствам.
кусок витража: сквозь москитную сетку на двор с индюшками смотрела
мадонна.
нехорошо - кабинет зубного врача без витража. Некультурно. Дома - то есть
в Англии - обычно вставляли "Смеющегося кавалера" [картина голландского
живописца Франса Гальса (1581(85)-1666); создана в 1624 г., находится в
Лондоне, в музее "Уоллис коллекшн"], не знаю почему, или тюдоровскую розу
[красно-белая роза в гербе короля Генриха VII (1457-1509), наследника
Ланкастеров, женившегося на наследнице Йорков; символизировала объединение
враждующих династий, в гербах которых были розы - в одном алого, в другом
- белого цвета]. Но тут не до выбора. - Он отворил другую дверь и сказал:
- Моя рабочая комната. - Первое, что здесь бросалось в глаза, была кровать
под москитной сеткой. Мистер Тенч сказал: - Видите, у меня тесновато. - На
одном конце верстака стоял кувшин с тазом, рядом мыльница; на другом -
паяльная трубка, лоток с песком, щипцы, маленький тигель. - Слепки я делаю
из песка, - сказал мистер Тенч. - Что еще здесь достанешь? - Он взял с
верстака протез нижней челюсти. - Не всегда получается впору. И конечно,
пациенты жалуются. - Потом положил протез на место и кивком головы показал
на другой предмет, лежавший на верстаке, - нечто волокнистое и похожее на
кишку с двумя маленькими штырями. - Незаращение неба, - сказал он. - Это
моя первая попытка. Болезнь Кингсли. Не знаю, справлюсь ли. Но пробовать
надо, не то отстанешь. - Рот у него приоткрылся, взгляд снова стал
блуждающим; жара в комнатушке была невыносимой. Он будто заблудился в
пещере среди окаменелостей и орудий далеких веков, о которых ему мало что
было известно.
Потом они вернулись в столовую и сели в качалки. Мистер Тенч разлил
бренди.
положил руку на живот и сделал большой глоток из стакана. - Вы тоже
выглядите неважно, - сказал он. Пригляделся повнимательнее. - Зубы у
вас... - Одного клыка не хватало, а передние были темные от винного камня
и кариозные. Он сказал: - Вам надо ими заняться.
было зверьком, который пригрелся возле него, но не внушал ему доверия.
Худой, хилый, он казался человеком ничтожным, к тому же умученным
болезнями и беспокойным характером. Он сидел на самом краешке качалки,
придерживая на коленях свой портфель, и виновато, с нежностью поглядывал
на бренди, не поднося стакана к губам.
Это вас подкрепит. - Темный костюм и сутулая спина этого человека
неприятно напомнили ему гроб с покойником. Да смерть уже была у него во
рту, полном гнилых зубов. Мистер Тенч налил себе второй стакан. Он сказал:
- Одиноко мне здесь. Приятно поговорить по-английски хотя бы с
иностранцем. Не хотите ли посмотреть фотографию моих ребятишек? - Он вынул
из бумажника пожелтевший снимок и протянул его незнакомцу. Два маленьких
мальчика в саду. С трудом тащат лейку. - Правда, - сказал он, - это было
шестнадцать лет назад.
христианской стране. - Он отпил из стакана и улыбнулся мистеру Тенчу
глуповатой улыбкой.
сказал: - Хотя для меня это не имеет особого значения. - И замолчал, уйдя
мыслями куда-то в сторону; нижняя челюсть у него отвисла - он сидел серый,
отсутствующий, но боль в желудке наконец напомнила ему, что надо подлить
себе бренди. - Так... О чем мы говорили? Дети... а, да, дети. Странно, что
остается у человека в памяти. Знаете, я эту лейку помню лучше, чем своих
детей. Она стоила три шиллинга одиннадцать пенсов три фартинга. Зеленая.
Володихин Дмитрий
Афанасьев Роман
Грабб Джеф
Посняков Андрей
Никитин Юрий