властелином и, воспитанный волей ка-зачьей, не признавал крепостного права:
жили по-казачьи, за-просто и без чинов".
правлении, вся семья переехала в Вологду и поселилась за рекой, на Калашной
улице. На лето отправлялись в небольшое имение Светелки, стоявшее на берегу
Тошни, в тех же глухих и непроходимых домшинских лесах. Гиляровскому минуло
восемь лет, когда умерла его мать, и мальчик еще больше привязался к беглому
матросу Китаеву, целыми днями пропадая с ним на охоте.
мальчик перестал бывать в родных домшинских лесах, а гостил под Вологдой, в
Несвойском, и в Деревеньке, небольшой усадьбе родовитых, но уже разоряющихся
дворян Разнатовских. Даже здесь не расставался он со своим воспитателем
Китаевым. "Моя мачеха, -- вспоминает Гиляровский, -- добрая, воспитанная и
ласковая, полюбила меня действительно как сына и занялась моим воспитанием,
отучая меня от дикости первобытных привычек. С первых же дней посадила меня
за французский учебник, кормя в это время конфетами. Я скоро осилил эту
премудрость..., но "светские" манеры после моего "гувернера" Китаева долго
мне не да-вались, хотя я уже говорил по-французски. Особенно это
почув-ствовалось в то время, когда отец с матерью уехали года на два в город
Никольск на новую службу по судебному ведомству, а я переселился в семью
Разнатовских. Вот тут-то мне досталось от двух сестер матери, институток: и
сел не так, и встал не так, и ешь, как мужик! Допекали меня милые тетеньки".
гимназии "и в первом же классе остался на второй год".
здесь П. В. Засодимского-- в ходу были линейки, подзатыльники, карцеры,
применялись "по традиции" и розги. Гимназистов учили "чему-нибудь и
как-нибудь", поэтому у Гиля-ровского о том, что он учил, и о тех, кто учил,
"осталось в па-мяти мало хорошего". Во главе гимназии стоял брат известного
поэта Василия Красова, Иван Иванович Красов, человек вялый и сонный, и в его
времена гимназия страдала от засилия чопорных и важных иностранцев. Учитель
французского языка Ранси был чрезвычайно бездарен: на родине он был
парикмахером и вряд ли знал хорошо даже свой язык. Немец Робст, по словам
Гиля-ровского, "производил впечатление самого тупоголового колбас-ника".
Гимназисты, зная, что он совершенно не понимает по-рус-ски, читали ему
вместо утренней молитвы -- "Чижик, чижик, где ты был", за что впоследствии
многие из них, в том числе и Гиля-ровский, не миновали карцера.
опытами были злые эпиграммы, "пакости на наставни-ков", за которые обиженные
учителя тайно и зло мстили юному "стихоковыряле". "Но кроме "пакостей на
наставников", -- вспо-минает Гиляровский, -- я писал и лирику, и переводил
стихи с французского, что очень одобрял учитель русского языка Прохницкий".
цирку. Тогдашние знаменитости провинциальной сцены произвели на него большое
впечатление и "заставили полюбить театр". Как-то осенью на городской площади
за несколько дней выросло круглое, высокое здание с загадочной манящей
рекламой "Цирк араба-кабила Гуссейн Бен-Гамо". Юноша немедленно про-ник туда
и в два года постиг "тайны циркового искусства", "стал недурным акробатом и
наездником".
ссыльных, которых местные обыватели называли одним словом -- "нигилисты".
Здесь были революционные демократы, на-родники, ссыльные по делу
Чернышевского и по делу "Молодой России", жили здесь Н. В. Шелгунов и П. Л.
Лавров, были и участники польского восстания 1863 года. На улице то и дело
можно было встретить "нигилиста" в широкополой шляпе, в не-брежно накинутом
на плечи пледе или народника в красной ру-бахе, в поддевке и простых
сапогах.
неразлучные братья Васильевы, не только репетиторство-вали, но и просвещали
юного гимназиста, по части политики. Жили они большой колонией в маленьком
флигельке у самой гимназии. Гиляровский посещал их вечеринки, слушал
оживленные споры, распевал песни о Стеньке Разине. В августе, когда родные
жили еще в деревне, кружок ссыльных собирался у Гиляровских, в глу-хом саду.
книгу, роман Чернышевского "Что делать?". Юноша залпом прочитал книгу, и она
произвела на него сильное впечат-ление. Неведомый Рахметов, ходивший в
бурлаки, спавший на гвоздях, чтобы закалить себя, стал мечтой смелого юноши,
давно уже полюбившего свой народ. Гиляровский решил последовать примеру
Никитушки Ломова и в июне 1871 года после неудачного экзамена в гимназии,
без паспорта, без денег ушел из родного дома, на Волгу, в бурлаки.
холера, безжалостно косившая волжский люд, крюч-ников, рабочих причалов. У
пристаней дымили пароходы, буксиры деловито тянули длинные караваны барж, но
не видно было ста-ринных бурлацких расшив, куда так хотелось попасть под
влия-нием только что прочитанного романа. В поисках Гиляровский долго бродил
по берегу, любуясь большим русским городом, жи-вописно раскинувшимся на
Волге. Какой-то старик, случайно встреченный на берегу, указал на загорелых
оборванных людей, как раз выходивших из кабака. Это были чуть ли не
последние на Волге бурлаки. Один из них по пути в Ярославль умер от холеры
прямо в лямке, а заменить было некем. Может быть потому так охотно приняли
они Гиляровского в свою семью.
прошлое, -- работы никакой не знаю, служил в цирке, да пришлось уйти, и
паспорт там остался.
бурлаки. Кто-то указал на сапоги, посоветовал:
рассветом Гиляровский уже тянул лямку в расшиве, шедшей на Рыбинск.
работал крючником, лихо справляясь с девятипудовыми кулями муки; набив
железные мускулы, -- оказался в солдатской казарме; исключили из юнкерского
училища -- поступил истопни-ком в школу военных кантонистов; не имея зимой
пристанища, пошел на белильный завод купца Сорокина в Ярославле, а с
пер-выми пароходами подался в низовья Волги и очутился на рыбных промыслах;
скитаясь по волжским пристаням, нанялся в Цари-цыне табунщиком, погнал
породистых персидских жеребцов в за-донские казачьи степи, арканил и
объезжал лошадей на зимов-никах; оказавшись в шумном Ростове, поступил
наездником в цирк, разъезжал с ним по российским городам -- из Ростова в
Во-ронеж, из Воронежа в Саратов.
и, став совершенно случайно актером, связал с тех пор значительную часть
своей жизни с театром, выступал на сце-нах Тамбова, Воронежа, Пензы, Рязани,
Саратова.
недоедание, нужда, скитание по городам. Ютились кто прямо на сцене театра,
закутавшись "в небо и море", кто на пус-тых ящиках или на соломе где-нибудь
в подвале под домом ант-репренера, кто в летнее время в садовой беседке
устраивался на ночь; ели всей труппой из общей чашки, уходя в город,
зани-мали друг у друга платье, пальто, сапоги, странствовали по Руси пешим
путем, по шпалам.
Кирсанов за телегой, нанятой для актрис. Кто-то из актеров предложил
старику-антрепренеру купить хотя бы кар-тошки.
месяце картошку покупали? Ночью сами в поле нако-паете.
"делали привалы и варили обед и ужин, пили чай, по-очередно отдыхали по
одному на телеге", а ночевали на земле, под телегой, на рогожах и
театральных коврах.
оказывался то где-нибудь на Дону, то поднимался на Эльбрус, то снова
скитался по волжским пристаням, то вновь по-ступал в театр и играл в
Саратове в труппе А. И. Погонина, вме-сте с В. П. Далматовым, В. И.
Давыдовым, В. Н. Андреевым-Бурлаком, а свободное время проводил среди
"галаховцев", оби-тателей ночлежки Галахова. Летом 1877 года он добровольно
вступил в солдаты, и вся труппа провожала его на Кавказ, на войну с турками.
Через несколько месяцев Гиляровский был уже среди пластунов-охотников и,
рискуя жизнью, как кошка, ползал по горам, пробирался в неприятельские цепи,
добывая "языка".
Пензе, Гиляровский в 1881 году поселился в Москве, ра-ботал в театре А. Д.
Бренко. К этому времени за плечами была уже богатая жизнь, знание людей,
опыт. Куда бы ни бросала судьба, какие бы лишения ни испытывал Гиляровский в
годы своих скитаний, он никогда не раскаивался, что покинул отцовский дом,
гимназию, сонную тихую жизнь в семье. Он был искренне бла-годарен автору
романа "Что делать?", который окунул его в жизнь, заставил узнать свой
народ, разделить с ним его тяготы и потом рассказать о нем в своих книгах.
годы, не затухал и во время скитаний. Он посылал отцу пространные письма, в
которых живо рисовал бродяжную жизнь. В притонах рождались его первые стихи,
исписанные ими листы серой бумаги посылались отцу, но долгое время не видели
света. Отец бережно сохранял и стихотворение "Бурлаки" (1871), и очерк из
жизни рабочих "Обреченные" (1874), и другие руко-писи сына. Стихи
переписывались политическими ссыльными и хо-дили по рукам. Рассказывая позже
о своем прошлом, Гиляровский любил читать друзьям "Бурлаков" и удивлялся
тому, что цензура изъяла их из "Забытой тетради".
произведением, хотя напечатан он был по настоя-нию Глеба Успенского лишь в