объясняет он.- Но если меня кто подрядит выкрасить дом, отчего не выкрасить,
это можно. Если меня кто подрядит, я всякую работу сделаю, отчего ж. А водка
у тебя забористая.
субботу он ездит к ним; а две старшие дочери уже взрослые, одна вышла замуж,
и Гринхусен стал дедушкой. Когда он дважды выкрасит лачугу Гунхильды, то
уйдет к пастору рыть колодец; в здешних краях всегда найдется работа. А
когда наступит зима и земля промерзнет, он пойдет в лесорубы или просто
будет бездельничать, дожидаясь, покуда подвернется какое-нибудь дело. Семьей
он не слишком обременен и заработает себе на пропитание не сегодня, так
завтра.
сказал Гринхусен.
как полагается...
всячине. Покой, покой, от каждого дерева веет на меня блаженным покоем.
Птичек уже почти не видать, только вороны бесшумно порхают с места на место.
Да тяжелые гроздья рябины падают и тонут во мху,
заработать себе на пропитание. Вот уж две недели я не читаю газет, и ничего
не случилось, я жив-здоров, и на душе у меня много спокойней, я напеваю,
брожу с непокрытой головой, гляжу вечерами на звездное небо.
недостаточно чистой, я требовал другую, а здесь, у Гунхильды, мне такое и в
голову не придет! "Вот погляди,- говорю я себе,- когда Гринхусен раскуривает
трубку, он держит спичку, покуда она не догорит почти вся, и его грубые
пальцы не чувствуют ожога". А еще я заметил, что когда по руке у него ползет
муха, он не сгоняет ее, и, может, даже вовсе не замечает. Вот так всегда
нужно не замечать мух...
по берегу, напеваю, швыряю камешки в воду и выуживаю из воды щепки. Небо все
в звездах, светит луна. Вскоре Гринхусен возвращается, в лодке у него полный
набор инструментов. "Наверное, украл где-нибудь",- думаю я. Мы взваливаем
инструменты на плечи, уносим их и прячем в лесу.
отработать поденную плату, уходит до шести часов в лес за дровами. Я беру
лодку Гунхильды и отправляюсь рыбачить, чтобы мне не пришлось с ним
прощаться. Я ничего не поймал, но весь продрог и поминутно поглядываю на
часы. Около семи я решаю: "Наверное, он уже уехал",- и гребу обратно.
Гринхусен уже на дальнем берегу, он кричит и машет мне рукой.
Скрейю, а ведь с тех пор целая жизнь прошла.
еще осталась в бутылке забористая водка.
IV
все же взял меня в подручные, я купил припасы и рабочую одежду, теперь на
мне блуза и высокие сапоги. Я свободен, никто здесь меня не знает, я
выучился ходить широким, твердым шaгoм, а внешность у меня всегда была
вполне рабочая - и лицо и руки. Жить мы будем в усадьбе, а стряпать можно в
пивоварне.
был пожилой, приветливый человек, говорил он негромко и рассудительно;
вокруг глаз у него сеткой разбегались бесчисленные морщинки, оттого, что он
всегда ласково улыбался. Он извинился, что отрывает нас от дела, но куры без
конца залезают в сад, так что придется сперва поправить забор.
смотреть, как мы работаем. Мы поклонились ей, и я заметил, что она недурна
собой. Вслед за ней вышел подросток, остановился подле забора и сразу же
засыпал нас вопросами. Оказалось, что они с девушкой брат и сестра. Они
стояли, глядя на нас, и мне так славно было работать с ними рядом.
Ночевал я на сеновале.
в городское платье, но еще с вечера старательно почистил свою блузу, а когда
наступило теплое воскресное утро, пошел к пасторскому дому. Я перебросился
словечком с работниками, пошутил со служанками; а когда зазвонил церковный
колокол, испросил разрешения воспользоваться молитвенником, и пасторский сын
вынес его мне. У самого рослого из батраков я взял куртку, которая все-таки
оказалась мне тесна, но я кое-как натянул ее на себя, сняв блузу и фуфайку.
А потом я пошел в церковь.
зазвучал орган, я растрогался и едва не заплакал. "Не смей распускаться, у
тебя просто нервы не в порядке", - сказал я себе. Отойдя в дальний угол, я
постарался, как мог, скрыть свое волнение. И был рад, когда служба
кончилась.
Когда я там сидел, вошла давешняя девушка, я встал, поздоровался, и она
ответила на мой поклон. Она была прекрасна, потому что юность всегда
прекрасна, и у нее были такие красивые руки. Вставая из-за стола, я совсем
забылся и сказал:
Потом все же справилась с собой и поспешно вышла из кухни. Такая юная,
совсем еще девочка...
вот наглец, не мог придержать язык. Пошлый болтун!
была расчищена под пашню. Мне пришло в голову, что хорошо бы колодец
выкопать наверху и проложить к дому водопровод. Я прикинул высоту холма и
решил, что уклон вполне достаточен; возвращаясь домой, я измерил расстояние
шагами, получилось примерно двести пятьдесят футов.
а то опять сунешься куда не просят и сболтнешь лишнее!
V
Старик пастор снова вышел к нам и попросил врыть столб у дороги в церковь.
Столб стоял там и раньше, на нем вывешивались всякие объявления, но его
повалило ветром.
сверху приладили цинковый колпак от дождя.
выкрасить красной краской; у него были остатки краски, которой он красил
лачугу Гунхильды. Но пастор предпочитал белый цвет, а Гринхусен так глупо
настаивал, пришлось мне самому сказать, что белые бумажки будут лучше видны
на красном столбе. Пастор улыбнулся, и бесчисленные морщинки разбежались у
него вокруг глаз.
счастлив.
знать, что за кардинала в красной мантии он здесь поставил. А меня она
словно не замечала и даже не ответила, когда я поклонился.
кушанья, - просто у Гринхусена была отвратительная манера есть суп, и губы у
него лоснились от жира. "Воображаю, что будет, когда он примется за кашу!" -
подумал я нервно.
сытной еды, и тут я, не выдержав, крикнул ему:
придется отвечать на мои поклоны. Скоро она увидит, на что я способен". Ведь
я уже обдумал во всех подробностях, как провести от колодца водопровод. У
Корнев Павел
Посняков Андрей
Самойлова Елена
Жюль Верн
Посняков Андрей
Лукин Евгений