карету отвезти меня домой. А в карету пусть положат бутылочку рому и
запишут на мой счет. А когда ты это сделаешь, ступай с корзинкой ко мне
домой и сказки моей жене, чтобы она отложила стирку, потому что ей незачем
ее кончать, и пусть ждет, пока я не приеду, - есть у меня для нее новости.
извлек шиллинг, хотя их у него было не так уж много.
могут его раздобыть; а если не могут - кровяную колбасу; а если и этого не
могут, - ну, тогда я обойдусь рубцами.
где находилась деревня, донеслись звуки духового оркестра.
состоит.
Ну, отправляйся в Марлот и закажи карету, а я, может быть, поеду погляжу
на этот клуб.
золотившихся в лучах заходящего солнца. Дорога была совсем пустынна, и
только приглушенные расстоянием звуки оркестра возвещали о присутствии
людей в этой долине, окаймленной синими холмами.
2
которая, как говорилось выше, называется Блекмор, или Блекмур, -
уединенной долины, опоясанной грядою гор и в большей своей части еще
неведомой туристам и художникам-пейзажистам, хотя находится она в четырех
часах езды от Лондона.
холмов, которые ее окружают, - неблагоприятным для этого временем
является, пожалуй, только пора летних засух. Но блуждать без проводника по
уединенным ее уголкам в плохую погоду - значит почти наверное
возненавидеть эти узкие, извилистые и грязные тропы.
сожжены солнцем, а источники никогда не пересыхают, ограничена с юга
крутым меловым кряжем с вершинами Хэмблдон-Хилл, Балбэрроу, Нетлком-Таут,
Догбери, Хай-Стой и Баб-Даун. Путник с побережья, пройдя десятка два миль
на север по известковым холмам и пашням и достигнув края одного из этих
обрывов, с изумлением и восторгом созерцает раскинувшуюся у его ног,
словно карта, страну, совсем не похожую на ту, которую он миновал. Позади
него - пологие холмы, поля, залитые солнцем, такие обширные, что пейзаж
кажется ничем не обрамленным; дороги там белы, живые изгороди низки и
ветки их кустов густо переплелись, воздух бесцветен. А здесь, в долине,
мир словно построен по меньшему и более изящному масштабу: поля невелики,
и с высоты окаймляющие их живые изгороди кажутся сеткой из темно-зеленых
нитей, растянутой на светло-зеленой траве. Воздух внизу дремотен и так
густо окрашен лазурью, что средний план, говоря языком художников, также
принимает синеватый оттенок, а дальше, на горизонте, темнеют глубокие
ультрамариновые тона. Пахотной земли мало, и почти везде раскинулась
широкая пышная мантия из травы и деревьев, одевающая более низкие холмы и
долины, замкнутые высокими холмами. Такова долина Блекмур.
интерес. В былые времена долина называлась Лесом Белого Оленя, и с ней
связана любопытная легенда, повествующая о том, как в царствование короля
Генриха III неким Томасом де Линдом был убит великолепный белый олень,
которого загнал, но пощадил король, - и наказанием за это был высокий
денежный штраф. В ту пору и до сравнительно недавнего времени здесь были
дремучие леса. И по сей день виднеются еще следы их: склоны долины кое-где
одевает дубняк и сосновые рощи, а на пастбища бросают тень огромные
дуплистые деревья.
их сенью; многие из них, однако, либо видоизменились, либо существуют в
замаскированной форме. Пляску Майского дня, например, можно было наблюдать
в день, о котором идет речь, под видом клубного праздника, или "клубного
гулянья", как называли его в тех краях.
смысл был неведом участникам церемонии. Особенность этого праздника
заключалась не столько в самой процессии и плясках, сколько в том, что в
процессии участвовали одни женщины. В мужских клубах такие празднества
устраивались чаще, хотя и выходили из моды; но природная ли робость
слабого пола или саркастическое отношение родственников-мужчин лишило те
женские клубы, какие еще существовали (если имелись таковые, кроме клуба
марлотского), блеска и веселья. Только клуб в Марлоте еще организовывал
празднества в честь местной Цереры. В течение столетий он устраивал
шествия - еще с тех пор, когда был не клубом, а своеобразным женским
орденом - и продолжает устраивать их и по сей день.
далеких дней, когда беззаботность и май были синонимами, - дней,
предшествовавших тому времени, когда привычка заглядывать далеко вперед
стерла яркость эмоций. Сначала, построившись попарно, они обошли вокруг
деревни. Идеал и реальность слегка повздорили, когда солнце осветило
шествие и фигуры четко выделились на фоне зеленых изгородей и домов,
обвитых ползучими растениями, ибо, хотя все участницы процессии одеты были
в белые платья, здесь не было двух одинаковых белых тонов. Иные платья
сияли снежной белизной, в других проглядывал синеватый оттенок, тон
третьих, облекавших особ постарше (и, быть может, пролежавших сложенными
много лет), казался желтовато-мертвенным, и сшиты они были по моде времен
Георгов.
них несла в правой руке жезл - ивовый прут, с которого была содрана кора,
- а в левой букетик белых цветов. И каждая должна была сама снять кору с
прута и выбрать цветы для букета.
их серебряные жесткие волосы и морщинистые лица, исхлестанные временем и
невзгодами, странно не вязались с окружающим весельем, вызывая если не
насмешку, то, во всяком случае, - глубокую жалость. В сущности, о каждой
из этих женщин, отягченных заботами и опытом, - о каждой женщине, чьи годы
приближают ее к возрасту, о котором она скажет: "Он не дает мне радости",
можно было бы узнать и рассказать гораздо больше, чем о молодых их
товарках. Но оставим пожилых ради тех, в чьих жилах кровь пульсирует
быстро и жарко.
отливали в лучах солнца золотыми, черными и каштановыми тонами. У одних
были красивые глаза, у других - красивый нос или красивый рот и фигура, но
почти никто из них не обладал всем этим одновременно. Было заметно, что,
выставляя себя напоказ, они нарочно сжимают сурово губы, не умеют нести
голову высоко и не могут стереть с лица смущение, - это были настоящие
деревенские девушки, непривычные к тому, чтобы на них глазели.
солнышко, в лучах которого грелась душа: какая-нибудь мечта,
привязанность, фантазия или хотя бы туманная, слабая надежда, которая, не
получая пищи, чахла, быть может, но продолжала жить, как живут надежды. И
потому все были беззаботны, а многие веселы.
воротам, чтобы выйти на луг, когда одна из женщин воскликнула:
едет домой в карете?!
голову. Это была красивая девушка, быть может, не более красивая, чем
некоторые другие, но подвижный алый рот и большие невинные глаза
подчеркивали ее миловидность. Волосы она украсила красной лентой и среди
женщин, одетых в белое, была единственной, которая могла похвастаться
таким ярким украшением. Оглянувшись, она увидела, что Дарбейфилд едет по
дороге в фаэтоне, принадлежащем "Чистой капле", которым правит кудрявая
мускулистая девица с засученными выше локтя рукавами. Девица эта была
веселой служанкой трактира и, исполняя свою роль фактотума, превращалась
иногда в конюха и грума. Дарбейфилд, откинувшись на спинку сиденья и
блаженно закрыв глаза, помахивал рукой и медленно тянул речитативом:
рыцари - предки - лежат - там - в свинцовых - гробах!
бросило оттого, что ее отец служит предметом насмешек.
подвезут, потому что наша лошадь должна сегодня отдыхать.
сегодня на базаре. Ха-ха!
смеяться! - крикнула Тэсс, и румянец, горевший на ее щеках, разлился по
лицу и шее. На глазах у нее показались слезы, и она отвернулась. Товарки,
заметив, что обидели ее, не сказали больше ни слова, и процессия
продолжала путь. Гордость не позволила Тэсс оглянуться еще раз, узнать, о
чем собственно говорил ее отец; и она шла вместе с процессией к лугу, где
должны были начаться танцы. Но когда они пришли к этому месту, Тэсс уже
Мережковский Дмитрий
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна
Каменистый Артем