из строя вышел. Со вчерашнего дня и стоят на рейде, видимости ждут.
спрашивает:
объякориться можно.
земле.
Вовчика я все же смутил. Да ведь он уже долго бичевал, пообвыкся в бичах,
плюнешь в него - утрется.
решился. Может, эахмелимся по этому поводу?
ты расчет получишь - выкупишь.
когда и звались по-честному моряками, они только переглянулись, когда я
сказал про монеты; Аскольд даже губу лизнул. А все деньги у меня при себе
были, в пиджаке, в нагрудном кармане, заколотые булавкой, - тысяча двести
новыми. Все, что осталось с последней экспедиции. Мы ходили под селедку в
Северное, к Шетландским островам, и рыба хорошо заловилась - иной раз по
триста, по четыреста бочек в день брали - поуродовались, как карлы*, зато и
премию взяли, и прогрессивку. И тридцать процентов начислили мне полярки**.
А
год. Рассказчик, стало быть, отбыл три года.
роздал, и матери по аттестату. Приход свой, конечно, отметил - рублей на
полcта. Но уж в кредит на плавбазах не взял ни на рубль, и на берегу ни
одной стерве не перепало. Кончился для некоторых Сенька Шалай, списывается
по чистой и аванса не просит! Так вот, я и говорю им:
багровый сделался, глазища только на шапку не вылезли. - Это он, выходит, с
матросами не желает знаться!
поедет, будет там на пляже придуркам травить, какая в Атлантике сильная
погода.
комплименты говорил, - раздумал и пошел от них подальше. У меня в этот день
была мечта - обойти все причалы, пароходы поглядеть, судоверфь, сходить на
катере в доки на Абрам-мыс, везде побывать, где я бывал, откуда уходил в
море или в ремонте стоял, нес береговую вахту, - а теперь вот сразу и
расхотелось. Потому что еще кого-нибудь встретишь и не отвяжешься, такие
пойдут беседы.
лица не увидишь, одни ноги свисали из тумана. - Значит, не повстречаемся
больше? Так, что ли, кореш? А мне и подарить тебе на прощание нечего.
осталась. А хочешь - мы тебе курточку сосватаем?
и т. п. (сленг).
Жмешься вот, а себе же и прогадываешь. Где он, этот-то, с курточкой?
во сне увидишь, проснешься и опять скорей заснешь!
малого. - С мехом, понял, на подстежке. Цветом не то вроде серенькая, а не
то, понял, темненькая такая, в дымчик. Что ты! У спекулей разве такую
достанешь?
считать - даром отдает. Ну, бывает несчастье у человека - купил, а не в
размер. А на тебя, мы так прикинули, в сам раз.
мне не было, - вот уж на них срам, это точно! - а у меня пальто было
велюровое, с мерлушкой, костюм коверкотовый, шапка тоже в порядке. Но все
мое - что на мне надето. Так и затаскать недолго, следить же за мной некому.
А главное, во внешнем облике, как говорится, ничего у меня морского-то не
было, один тельник полосатый под рубашкой. А все-таки море меня видело,
память должна же остаться!
этой курточкой! Ну-к, стой тут на пирсе, никуда не беги...
думаю: лопух я, вот уж действительно! Доверился бичам, чтоб они мне барахло
сватали. Ведь они четвертак еще за комиссию попросят, у них такой
прейскурант, за прекрасные глаза ничего не делается. А нужна мне ихняя
комиссия! Что я, сам бы не мог торгаша этого повстречать? К тому же, на моих
золотых, смотрю, уже два пробило, вот-вот стемнеет.
Потом увидел - ни к чему все это. Да и туман. Хороший я себе денек выбрал
для прощания! Но ведь его не выбираешь, проснешься как-нибудь утром - или
сегодня, или никогда! А почему именно сегодня, не надо и спрашивать. Как
спросишь - так и раздумаешь.
глазами - только по запаху, по звуку. Вот я слышу: соленой рыбой уже не
пахнет, а пахнет мороженым свежьем, аммиаком, - это я на десятом причале,
возле рефрижератора. Дальше - мочеными досками запахло, ручники стучат по
железу, шофера матерятся, - тарные склады, двенадцатый причал, здесь
контейнеры набивают порожними бочками. Еще дальше - нефтяной дурман, и
насосы почмокивают, - там уже тринадцатый, там топливо берут и воду.
перекликаются, чья сирена попискивает - водолазов зовет или сварщика, и как
этого диспетчера зовут, который в динамик хрипит на всю гавань:
Переведите плавбазу "Сорок Октябрей" на двадцать шестой причал...
ничего бы я такого не переживал. Уехал бы и как-нибудь прожил без моря. А
может быть, и не прожил бы, - человек же про себя ничего не знает.
Туман загустел - кажется, руку протянешь и пальцев своих не разглядишь.
проходной. И с ними торгаш, с чемоданчиком. А я и забыл про них.
а ты и закосил. Как это понять, Сеня?
шалевым воротником, мичманка на месте, козырек на два пальца от брови. Это
мы, сельдяные, все больше в пальтишках, в телогрейках. А торгаши себя
уважают.
курточку.
груди - белые швы зигзагами, подкладка - сиреневая, скрипучая, карманы
внутри на "молниях", и по бокам еще два косых, белым мехом отороченных, и
капюшон на меху, а от него до пояса "молния", а в плечах погончики вшитые с
"крабом", без всяких там якорей, якоря - это старо, и рукава тоже мехом
оторочены. А насчет цвета и говорить не будем - как штормовая волна баллах
при восьми и когда еще солнце светит сквозь тучи...