рассыпались по плечам.
трое, в таких костюмах...
была быстрой и неясной.
требовательно прогудела машина, еще и еще раз. - Вас зовут? Идите, я ворота
запирать буду, - она захлопнула дверцу и вышла из будки.
ответив, стала тянуть огромную створку ворот.
раздался гудок протяжный, хлопнула дверца машины.
вместе с утра к бывшей жене шефа.
Неву, когда Ильин, не выдержав, перебил Усанкова:
его появление этих трех офицеров. Множество предположений, самых простейших
и самых фантастических, возникало у него, он хотел обсудить их с Усанковым,
но тот увлечен был своими планами компании против Клячко.
как на параде, отборно подтянутые, щеголеватые. Перекрестки, мосты, блеск
трамвайных рельсов, кошка, идущая через улицу, красного кирпича церковка
Мальтийского ордена где-то в глубине, за ней дворец Павла, самого
несчастного русского императора, как, жалеючи, называл его Тим Тимыч.
опять яростно доказывал, и Сергей Игнатьевич послушно кивал, даже что-то
советовал, хотя вся эта опасная интрига перестала его занимать.
было расспрашивать настойчивей, напрасно он послушался Усанкова. Трое
офицеров проходили перед ним снова и снова, вполне отчетливо, он
рассматривал их, как на экране, каждую подробность, пытаясь понять то
странное, что было в их обличии.
по перрону, был возбужден, тугое щекастое его лицо потно блестело. Факты на
замминистра удалось получить, как он выразился, "обжимающие". Теперь надо
было с умом пустить их в ход.
Пахло угольным дымком. Прошел негр в меховой шубе вместе с высокими
японцами. Сергей Игнатьевич задумчиво смотрел, как Усанков говорит, челюсти
его двигались равномерно, словно он пережевывал каждую фразу.
сказал Ильин. - В театрах тоже ничего исторического не шло.
смутился.
ли что бывает. Охота тебе...
зацепило? Привидения, тем более военные, не относятся к нашему министерству.
петушком таким... - Ильин допытывался, сохраняя шутливый тон, но это ему не
удавалось. Случившееся не давало ему покоя. Особенно воспоминание о том
младшем. Перед тем, как ехать на вокзал, он вытащил старый чемодан с
антресолей, достал оттуда пакет, завернутый в пожелтелую "Вечерку". Среди
старых фотографий нашел наклеенную на картон фотографию девятого класса. Вот
что ему было нужно: Сережка Ильин, в курточке, в кедах, волосы длинные,
сидел на полу, скрестив ноги, в первом ряду, под восседавшим над ним Тим
Тимычем.
повышается... И вообще, о чем ты? - с укоризной сказал он. - Все качается,
трещит, эти гады того и гляди ринутся на нас. Действовать надо, действовать!
А ты... Чем ты занят, разве можно себе позволять...
квартира стала большой, гулкой.
золото плавилось, растекалось далеко по небу. Ильин открыл окна. Сквозняк
вздувал занавеси, качал абажур. Под утро Ильин встал, не зажигая огня,
подошел к зеркалу, долго вглядывался в лицо, освещенное молочным светом. Он
щурился, супился, пытаясь отыскать среди заплывших черт прежний молодой
рисунок, тот, с чего начинался Сергей Ильин. Размеренная жизнь с мелкими
неудачами и мелкими радостями опутала его лицо морщинками, мягкими
складочками, щеки обвисли, залысины уходили высоко. Потеря шевелюры
доставила Ильину много страданий, впрочем, и с этим пришлось примириться,
как примирился он и с другими потерями.
глубине зеркала что-то сместилось и возник тот русый офицерик с длинной
шеей, с упорно хмурым взглядом.
толпился во всех отделах. Ильина посылали от одного сотрудника к другому. Не
могли понять, что ему надо. Объяснял он слишком общо и уклончиво. Первые
дни, когда он пытался заинтересовать домашних тем случаем у Михайловского
замка, все хмыкали и тут же обрадованно выкладывали свои истории про
экстрасенсов, телепатов, куда удивительнее, чем явление трех офицеров.
Однажды в компании, когда он опять принялся за свой рассказ, он поймал
испытующий взгляд жены. По дороге домой она сказала как бы между прочим:
"Надо бы тебе выкинуть это из головы".
жила в нем, не находя разгадки. Избавиться от нее оказалось не просто, да он
и не хотел, она уже не мучила, она скорее грела его.
сосредоточенными лицами. Шелестели страницы, шуршали карандаши, воздух был
наполнен сдержанно напряженным гудом.
терпеливостью она допытывалась, какую эпоху ему надо, фотографии или
рисунки, описания или историю. Сзади росла очередь. Ильин вспотел, ему
казалось, что за спиной посмеиваются. Он боялся, что замороченная эта
въедливая женщина не выдержит и спросит, зачем, собственно, ему нужно все
это. Он извинился, забормотал, что не стоит беспокоиться, он придет в другой
раз, он уточнит, она расправила лицо, сделав вид, что поняла, и вручила его
какой-то грузной усатой женщине, та, не дослушав, повела его в хранилище,
затем по чугунным витым лесенкам, переходам и определила в какой-то закуток
между книжными шкафами.
было что-то странное, может, подозрительное в его бестолковости. В сущности,
он был невежда. Он понятия не имел об армейских прическах, париках, косах, о
металлических знаках, об отличии гвардии от армии. Чего он приперся? Что он
донимает занятых людей своим бредом, пустяковиной?