Чтение 2–й страницы книги ~Смерть Ахиллеса~

Поподробней есаул, видимо, не умел. Его рассказ вышел коротким, но, впрочем, исчерпывающим:

- Прибыли с Брянского вокзала в шестом часу. Ми-хал Дмитрич отдохнул до вечера. В девять ужинали в здешнем ресторане. Потом поехали кататься по ночной Москве. Никуда не заезжали. Вскоре после полуночи Михал Дмитрич сказал, что желает вернуться в гостиницу. Хотел сделать какие-то записи, он над новым боевым уставом работал...

Гукмасов покосился на бюро, стоявшее подле окна. На откидной доске были разложены бумаги, чуть в стороне - небрежно отодвинутое полукресло. Евгений Осипович подошел, взял исписанный листок, уважительно покивал.

- Распоряжусь, чтобы всё собрали и переправили государю. Продолжайте, есаул.

- Господам офицерам Михал Дмитрич велел располагать собой. Сказал, что дойдет пешком, хочет прогуляться.

Караченцев насторожился:

- И вы отпустили генерала одного? Ночью? Довольно странно!

Он многозначительно взглянул на Фандорина, но того эта подробность, кажется, нисколько не заинтересовала - коллежский асессор подошел к бюро и зачем-то водил пальцем по бронзовому канделябру.

- Поди-ка с ним поспорь, - горько усмехнулся Гукмасов. - Я сунулся было - так глянул, что... Да ведь он, ваше превосходительство, не то что по Москве ночной, по горам турецким и степям текинским в одиночку разгуливал... - Есаул мрачно покрутил длинный ус. - До гостиницы-то Михал Дмитрич дошел. До утра вот не дожил...

- Как вы обнаружили тело? - спросил обер-полицеймейстер.

- Вот здесь сидел, - показал Гукмасов на полукресло. - Назад откинувшись. И перо на полу...

Караченцев присел на корточки, потрогал чернильные пятна на ковре. Вздохнул:

- Да уж, пути Господни...

Наступившую печальную паузу бесцеремонно нарушил Фандорин. Полуобернувшись к управляющему и по-прежнему поглаживая злосчастный канделябр, он громким шепотом спросил:

- А что это у вас электричество не заведено? Я еще давеча удивился. Такая современная г-гостиница, а даже газа нет - свечами нумера освещаете.

Француз принялся было объяснять, что со свечами бонтоннее, чем с газом, а электрическое освещение уже есть в ресторане и к осени непременно появится на этажах, но Караченцев прервал не относящуюся к делу болтовню сердитым покашливанием.

- А как провели ночь вы, есаул? - возобновил он допрос.

- Заехал к боевому товарищу, полковнику Дадашеву. Посидели, поговорили. В гостиницу вернулся на рассвете и сразу завалился спать.

- Да-да, - вставил Эраст Петрович, - ночной портье сказал мне, что вы вернулись уж засветло. Еще послали его за бутылкой сельтерской.

- Верно. Честно говоря, выпил лишнего. Горло пересохло. Я всегда рано встаю, а тут как на грех проспал. Сунулся с докладом к генералу - Лукич говорит, не вставали еще. Я подумал, видно, заработался вчера Михал Дмитрич. Потом, в полдевятого уже, говорю - идем, Лукич, будить, а то осерчает. Да и непохоже на него. Входим сюда - а он раскинулся вот этак вот (Гукмасов откинул голову назад, зажмурил глаза и приоткрыл рот), и уж холодный. Вызвали врача, депешу в корпус послали... Тут-то вы меня, Эраст Петрович, и видели. Извините, что не поприветствовал старого товарища - сами понимаете, не до того было.

Вместо того, чтобы принять извинение, в котором, правду сказать, при подобных обстоятельствах и нужды никакой не было, Эраст Петрович чуть склонил голову на бок и, заложив руки за спину, сказал:

- А вот мне в здешней ресторации рассказали, будто вчера некая дама пела для его высокопревосходительства и якобы даже сидела за вашим столом. Кажется, известная на Москве особа? Если не ошибаюсь, Вандой зовут. И вроде бы вы все, включая и г-генерала, уехали с ней?

- Да, была какая-то певичка, - сухо ответил есаул. - Подвезли ее и высадили. А сами дальше поехали.

- Куда подвезли, в "Англию", в Столешников? - проявил удивительную осведомленность коллежский асессор. - Мне. сказали, госпожа Ванда именно там к-квартирует?

Гукмасов сдвинул грозные брови, и голос его стал сухим чуть ли не до скрежета:

- Я Москву плохо знаю. Тут недалеко, в пять минут докатили.

Фандорин покивал и, очевидно, утратил интерес к есаулу - заметил возле кровати дверцу стенного сейфа. Подошел, повернул ручку, и дверца открылась.

- Что там, пуст? - спросил обер-полицеймейстер. Эраст Петрович кивнул:

- Так точно, ваше превосходительство. Вон и ключ торчит.

- Что ж, - тряхнул рыжей головой Караченцев. - Бумаги, какие найдем, под сургуч. Там разберемся, что родственникам пойдет, что в министерство, а что и самому государю. Вы, профессор, вызывайте помощников и займитесь бальзамированием.

- Как, прямо здесь? - возмутился Веллинг. - Бальзамировать - это вам, господин генерал, не капусту квасить!

- А вы хотите, чтобы я тело через весь город к вам в академию перевозил? Выгляньте в окно, там яблоку упасть негде. Нет уж, располагайтесь здесь. Благодарю, есаул, вы свободны. А вы, - обратился он к управляющему, - исполняйте все пожелания господина профессора.

Когда Караченцев и Фандорин остались вдвоем, рыжий генерал взял молодого человека под локоть, отвел в сторонку от прикрытого простыней тела и вполголоса, словно покойник мог подслушать, спросил:

- Ну, что скажете? Насколько я мог понять по вашим вопросам и поведению, объяснения Гукмасова вас не удовлетворили. В чем вы видите неискренность? Ведь про свою утреннюю небритость он разъяснил вполне убедительно. Не находите? Проспал после ночной попойки - самое обычное дело.

- Гукмасов проспать не мог, - пожал плечами Фандорин. - Не той закалки человек. И уж тем более не сунулся бы, как он утверждает, с докладом к Соболеву, предварительно не приведя себя в порядок. Лжет есаул, это ясно. Но дело, ваше превосходительство...

- Евгений Осипович, - перебил его генерал, слушавший с чрезвычайным вниманием.

- Дело, Евгений Осипович, - с учтивым поклоном продолжил Фандорин, - еще серьезней, чем я думал. Соболев умер не здесь.

- Как это "не здесь"? - ахнул обер-полицеймейстер. - А где?

- Не знаю. Но позвольте спросить, почему ночной портье - а я с ним говорил - не видел, как Соболев вернулся?

- Возможно, куда-то отлучился и не хочет в этом признаваться, - возразил Караченцев, более для полемики, нежели всерьез.

- Невозможно, и чуть позже я объясню, почему. Но вот загадка, которой вы мне уж т-точно не разъясните. Если бы Соболев вернулся в нумер ночью, да еще после этого сидел за столом и что-то писал, он непременно зажег бы свечи. А вы посмотрите на канделябр - свечи-то целехоньки!

- В самом деле! - Генерал хлопнул себя по обтянутой тугими рейтузами ляжке. - Да вы, Эраст Петрович, молодцом. Зато из меня хорош сыщик. - Он обезоруживающе улыбнулся. - Я ведь по жандармской части определен недавно, раньше по гвардейской кавалерии состоял. Что же, по-вашему, могло произойти?

Фандорин сосредоточенно подвигал вверх-вниз собольими бровями.

- Г-гадать не хочу, однако совершенно ясно, что после ужина Михаил Дмитриевич в нумер не заходил, так как к тому времени уже стемнело, а свеч, как мы знаем, он не зажигал. Да и официанты подтверждают, что Соболев и его свита уехали сразу же после трапезы. В то, что ночной портье, человек основательный и очень д-дорожащий своим местом, мог отлучиться и проглядеть возвращение генерала, я не верю.

- "Верю - не верю" - это не аргумент, - подзадорил коллежского асессора Евгений Осипович. - Вы мне факты давайте.

- Извольте, - улыбнулся Фандорин. - После полуночи дверь гостиницы запирается на щеколду. Выйти, если кто пожелает, можно свободно, а если угодно войти - надобно звонить в колокольчик.

- Вот это уже факт, - признал генерал. - Но продолжайте.

- Единственный момент, когда Соболев мог вернуться - это когда наш б-бравый есаул отослал портье за сельтерской. Однако, как нам известно, это произошло уже на рассвете, то есть никак не раньше четырех часов. Если же верить господину Веллингу (а почему мы должны сомневаться в суждении этого п-почтенного профессора?), Соболев к тому времени уже несколько часов был мертв. Каков вывод?

Глаза Караченцева блеснули недобрым блеском:

- Ну и каков же?

- Гукмасов отослал портье для того, чтоб можно было незаметно внести б-бездыханное тело Соболева. Подозреваю, что остальные офицеры свиты в это время находились снаружи.

- Так допросить их, мерзавцев, как следует! - взревел обер-полицеймейстер так грозно, что услыхали в соседней комнате - доносившийся оттуда невнятный гул разом затих.

- Бесполезно. Они сговорились. Потому и сообщили о смерти с таким опозданием - готовились. - Эраст Петрович дал собеседнику минутку остыть и осознать сказанное, а затем повернул беседу в другое русло. - Что за Ванда такая, которую все знают?

- Ну, все не все, а в определенных кругах особа известная. Немочка из Риги. Певица, красавица, не вполне кокотка, но что-то вроде этого. Этакая dame aux camelias [Дама с камелиями (фр.)].

- Караченцев энергично кивнул. - Ход ваших мыслей мне понятен. Эта самая Ванда нам все и прояснит. Распоряжусь, чтобы ее немедленно вызвали.

И генерал решительно двинулся к двери.

- Не советовал бы, - сказал ему в спину Фандорин.

- Если что и было, с полицией эта особа откровенничать не станет. И с офицерами она наверняка в сговоре. Разумеется, ежели вообще п-причастна к произошедшему. Давайте, Евгений Осипович, я уж сам с ней потолкую. В своем партикулярном качестве, а? Так где "Англия" находится? Угол Столешникова и Петровки?

- Да, тут пять минут. - Обер-полицеймейстер смотрел на молодого человека с явным удовольствием. - Буду ждать известий, Эраст Петрович. С Богом.

И коллежский асессор, осененный крестным знамением высокого начальства, вышел.

Глава третья, в которой Фандорин играет в подлянку

Однако дойти в пять минут до "Англии" Эрасту Петровичу не удалось. В коридоре, за дверью рокового 47-го номера, его поджидал мрачный Гукмасов.

- Пожалуйте-ка ко мне на пару слов, - сказал он Фандорину и, крепко взяв молодого человека за локоть, завел в комнату, расположенную по соседству с генераловыми апартаментами.

Этот номер был как две капли воды похож на тот, который занимал сам Фандорин. На диване и стульях расположилось целое общество. Эраст Петрович обвел взглядом лица и узнал офицеров из свиты покойного, которых давеча видел в гостиной. Коллежский асессор приветствовал собрание легким поклоном, но ему никто не ответил, а в обращенных на него взглядах читалась явная враждебность. Тогда, Фандорин скрестил руки на груди, прислонился спиной к дверному косяку, и лицо его, в свою очередь, изменило выражение - из учтиво-приветливого разом стало, холодным и неприязненным.

- Господа, - строгим, даже торжественным тоном произнес есаул. - Позвольте представить вам Эраста Петровича Фандорина, которого я имею честь знать еще с турецкой войны. Ныне он состоит при московском генерал-губернаторе.

И опять никто из офицеров даже головы не наклонил. Эраст Петрович от повторного поклона тоже воздержался. Ждал, что последует дальше. Гукмасов обернулся к нему:

- А это, господин Фандорин, мои сослуживцы. Старший адъютант подполковник Баранов, адъютант поручик князь Эрдели, адъютант штабс-капитан князь Абадзиев, ординарец ротмистр Ушаков, ординарец корнет барон Эйхгольц, ординарец корнет Галл, ординарец сотник Марков.

- Я не запомню, - сказал на это Эраст Петрович.

- Это и не понадобится, - отрезал Гукмасов. - А всех этих господ я вам представил, потому что вы обязаны дать нам объяснение.

- Обязан? - насмешливо переспросил Фандорин. - Однако!

- Да, сударь. Извольте объяснить при всех, чем были вызваны оскорбительные расспросы, которым вы подвергли меня в присутствии обер-полицеймейстера.

Голос есаула был грозен, но коллежский асессор сохранил безмятежность, и даже всегдашнее его легкое заикание вдруг исчезло.

- Мои вопросы, есаул, были вызваны тем, что смерть Михаила Дмитриевича Соболева - событие государственной важности и даже более того, исторического масштаба. Это раз. - Фандорин укоризненно улыбнулся. - Вы же, Прохор Ахрамеевич, морочили нам голову, причем весьма неуклюже. Это два. Я имею поручение от князя Долгорукого разобраться в сем деле. Это три. И, можете быть уверены, разберусь, вы меня знаете. Это четыре. Или все-таки расскажете правду?

Кавказский князь в белой черкеске с серебряными газырями - вот только вспомнить бы, который из двух - вскочил с дивана.

- Раз-два-три-четыре! Господа! Этот филер, эта штафирка над нами издевается! Проша, клянусь матерью, я его сейчас...

- Сядь, Эрдели! - гаркнул Гукмасов, и кавказец тут же сел, нервно дергая подбородком.

- Я вас действительно знаю, Эраст Петрович. Знаю и уважаю. - Взгляд есаула был тяжел и мрачен. - Уважал вас и Михал Дмитрич. Если вам дорога его память, не суйтесь вы в это дело. Только хуже сделаете.

Фандорин ответил столь же искренне и серьезно:

- Ежели бы это касалось только меня и моего праздного любопытства, то я непременно исполнил бы вашу просьбу, но тут, извините, не могу - служба.

Гукмасов хрустнул за спиной сцепленными пальцами, прошелся по комнате, тренькая шпорами. Вновь остановился перед коллежским асессором.

- Ну, так и я не могу. Не могу допустить, чтобы вы продолжили разбирательство. Полиция - пускай, но только не вы. Ваши таланты, господин Фандорин, здесь слишком некстати. Учтите, я остановлю вас любыми средствами, невзирая на прошлое.

- Например, какими же, Прохор Ахрамеевич? - холодно осведомился Эраст Петрович.

- Да вот отличное средство! - снова встрял поручик Эрдели, вскакивая. - Вы, милостивый государь, оскорбили честь офицеров 4-го корпуса, и я вызываю вас на дуэль! Стреляться здесь и сейчас! Насмерть, через платок!

- Насколько я помню дуэльный артикул, - сухо произнес Фандорин, - условия поединка определяет тот, кого вызвали. Я, так и быть, сыграю с вами в эту глупую игру, но позже, когда закончу расследование. Можете присылать секундантов, я остановился в 20-ом нумере. До свиданья, господа.

Он хотел было повернуться, но Эрдели с криком "Так я заставлю же тебя стреляться!" подскочил к нему и хотел влепить пощечину. Эраст Петрович с удивительной ловкостью перехватил занесенную для удара руку и сжал запястье князя двумя пальцами - вроде бы несильно, но у поручика от боли перекосилось лицо.

- Мэррзавец! - фальцетом вскричал кавказец и замахнулся левой рукой. Фандорин оттолкнул неугомонного князя и брезгливо сказал:

- Не трудитесь. Будем считать, что пощечина уже нанесена. Я сам вызываю вас и заставлю заплатить за оскорбление кровью.

- Вот и отлично, - впервые разомкнул уста флегматичный штаб-офицер, которого Гукмасов представил как подполковника Баранова. - Называй свои условия, Эрдели.

Потирая запястье, поручик ненавидяще процедил:

- Стреляемся сейчас. Через платок.

- Как это - через платок? - с интересом спросил Фандорин. - Я слышал про этот обычай, но, признаться, деталей не знаю.

- Очень просто, - любезно сказал ему подполковник. - Противники берутся свободной рукой за два противуположных конца обычного платка. Да вот хоть мой возьмите, он чистый. - И Баранов извлек из кармана большой носовой платок в красно-белую клетку. - Берут пистолеты. Гукмасов, где твои лепажи?

Есаул взял со стола продолговатый футляр, видно, приготовленный заранее, и откинул крышку. Блеснули длинные, инкрустированные стволы.

- Противники по жребию берут пистолет, - миролюбиво улыбаясь, продолжил Баранов. - Целятся - хотя с такого расстояния что же целиться? По команде стреляют. Вот, собственно, и всё.

- По жребию? - переспросил Фандорин. - То есть один пистолет заряжен, а второй нет?

- Разумеется, - кивнул подполковник. - В том-то и смысл. Иначе это была бы не дуэль, а двойное самоубийство.

- Что ж, - пожал плечами коллежский асессор. - Тогда мне жаль поручика. Не было случая, чтобы я проиграл по жребию.

- На все воля божья, а говорить так дурная примета, сглазите, - наставительно заметил Баранов.

Пожалуй, все-таки он здесь главный, а не Гукмасов, подумал Эраст Петрович.

- Вам нужен секундант, - сказал угрюмый есаул. - Если угодно, то, как старый знакомец, могу предложить свои услуги. И не сомневайтесь, с жребием все будет честно.

- А я и не сомневаюсь, Прохор Ахрамеевич. Что же до секундантства, то вы не годитесь. Если мне не повезет, слишком уж будет похоже на убийство.

Баранов кивнул:

- Он прав. Приятно иметь дело с умным человеком. Прав и ты, Прохор, он опасен. Что вы предлагаете, господин Фандорин?

- Японский подданный в качестве секунданта вас устроит? Видите ли, я только сегодня прибыл в Москву и еще не успел обзавестись знакомствами...

Коллежский асессор извиняющимся жестом развел руки.

- Хоть папуасский, - воскликнул Эрдели. - Только давайте побыстрее начнем!

- Будет ли врач? - спросил Эраст Петрович.

- Врач не понадобится, - вздохнул подполковник. - С такого расстояния бьют насмерть.

- Ну-ну. Я, собственно, не о себе, а о князе беспокоюсь...

Эрдели возмущенно воскликнул что-то по-грузински и отошел в дальний угол.

Эраст Петрович изложил суть дела в короткой записке, написанной диковинными значками сверху вниз и справа налево, и попросил отнести ее в двадцатый.

Маса явился нескоро - минут через пятнадцать. Офицеры уже начали нервничать и, кажется, заподозрили коллежского асессора в нечестной игре.

Появление секунданта оскорбленной стороны произвело изрядный эффект. Ради поединка, до которых Маса был большой охотник, он вырядился в парадное кимоно с высокими накрахмаленными плечами, надел белые носки и перепоясался своим лучшим поясом с узором в виде ростков бамбука.

- Это еще что за макака! - невежливо изумился Эрдели. - Впрочем, плевать. К делу!

Маса церемонно поклонился присутствующим, поднес хозяину на вытянутых руках треклятую чиновничью шпажонку.

- Вот ваш меч, господин.

- Как же ты мне надоел со своим мечом, - вздохнул Эраст Петрович. - Я стреляюсь на пистолетах. Вон с тем господином.

- Опять на пистолетах? - разочарованно спросил Маса. - Что за варварский обычай. И кого же вы убьете? Того волосатого человека? До чего же он похож на обезьяну.

Свидетели поединка встали вдоль стены, а Гукмасов, отвернувшись, поколдовал над пистолетами и предложил противникам выбирать. Эраст Петрович подождал, пока Эрдели, перекрестившись, возьмет оружие и небрежно, двумя пальцами, подцепил второй пистолет.

Следуя указаниям есаула, дуэлянты взялись за края платка и отдалились на максимально возможное расстояний, даже при вытянутых руках не превысившее трех шагов. Князь поднял пистолет на уровень плеча и прицелился противнику прямо в лоб. Фандорин же держал оружие у бедра и не целился вовсе, что на такой дистанции, впрочем, было совершенно излишним.

- Раз, два, три! - быстро отсчитал есаул и подался назад.

Пистолет князя сухо щелкнул курком, зато оружие Фандорина изрыгнуло злой язык пламени, и поручик с воем покатился по ковру, держась за простреленную правую руку и отчаянно матерясь.

Когда вой сменился глухими стонами, Эраст Петрович назидательно произнес:

- Этой рукой вы никогда больше не сможете раздавать пощечины.

В коридоре раздался шум, крики. Гукмасов приоткрыл дверь и сказал кому-то, что произошел досадный казус - поручик Эрдели разряжал пистолет и поранил руку. Раненого отправили на перевязку к профессору Веллингу, который, по счастью, еще не успел уехать за приспособлениями для бальзамирования, после чего все вернулись в номер к Гукмасову.

- Что дальше? - спросил Фандорин. - Вы удовлетворены?

Гукмасов покачал головой:

- Дальше вы будете стреляться со мной На тех же условиях.

- А потом?

- А потом - если вам снова повезет - со всеми остальными, по очереди. Пока вас не убьют. Эраст Петрович, избавьте меня и моих товарищей от этого испытания. - Есаул смотрел молодому человеку в глаза чуть ли не с мольбой. - Дайте честное слово, что не станете участвовать в расследовании, и мы разойдемся друзьями.

- Быть вашим другом счел бы за честь, но вы требуете невозможного, - ( печально произнес Фандорин. Маса шепнул ему на ухо:

- Господин, я не понимаю, что вам говорит этот человек с красивыми усами, но чувствую опасность. Не разумнее ли будет напасть первыми и перебить этих самураев, пока они не изготовились? У меня в рукаве ваш маленький пистолет и еще тот кастет, который я купил себе в Париже. Очень хочется его опробовать.

- Маса, оставь свои разбойничьи замашки, - ответил слуге Эраст Петрович. - Я буду драться с этими господами честно, по очереди.

- О-о, тогда это надолго, - протянул японец и, отойдя к стене, сел на пол.

- Господа, - попытался воззвать Фандорин к благоразумию офицеров, - поверьте мне, у вас ничего не выйдет. Только зря время потеряете...

- Не надо лишних слов, - перебил его Гукмасов. - Ваш японец умеет заряжать дуэльные пистолеты? Нет? Тогда заряди ты, Эйхгольц.

Противники снова разобрали пистолеты и натянули платок. Есаул был угрюм и решителен, у Фандорина же вид был скорее сконфуженный. По команде (теперь отсчитывал Баранов) Гукмасов вхолостую щелкнул курком, а Эраст Петрович не выстрелил вовсе. Смертельно побледнев, есаул процедил:

- Стреляйте, Фандорин, и будьте прокляты. А вы, господа, решите, кто следующий. И забаррикадируйте дверь, чтоб не лезли! Не выпускайте его отсюда живым.

- Вы не желаете меня выслушать, а зря, - сказал коллежский асессор, взмахнув заряженным пистолетом. - Я вам говорю, со жребием у вас ничего не выйдет. У меня редкий дар, господа, - ужасно везет в азартные игры. Необъяснимый феномен. Я уж давно свыкся. Очевидно все дело в том, что моему покойному батюшке столь же редкостно не везло. Я выигрываю всегда и в любые игры, и оттого терпеть их не могу. - Он обвел ясным взглядом хмурые лица офицеров. - Не верите? Вот видите империал? - Эраст Петрович достал из кармана золотой и протянул Эйхгольцу. - Бросайте, барон, а я угадаю, орел или решка.

Оглянувшись на Гукмасова и Баранова, барон, молодой офицерик с едва пробивающимися усиками, пожал плечами и подбросил монету.

Она еще вертелась в воздухе, а Фандорин уже сказал:

- Не знаю... Ну, допустим, орел.

- Орел, - подтвердил Эйхгольц и бросил еще раз.

- Снова орел, - скучливо произнес коллежский асессор.

- Орел! - воскликнул барон. - Ей-богу, господа, смотрите!

- Ну-ка, Митя, еще, - сказал ему Гукмасов.

- Решка, - приговорил Эраст Петрович, глядя в сторону.

Воцарилось гробовое молчание. На распростертую ладонь барона Фандорин даже не взглянул.