Чтение 2–й страницы книги ~Камин для Снегурочки~

Сколько времени я летела сквозь лес, сказать трудно. Ужас гнал меня словно сыромятной плетью. Вдруг деревья расступились, и я увидела пустынное шоссе. Радость охватила меня. Дорога обязательно выведет к какому-нибудь населенному пункту, и по ней может проехать машина.

И тут показалось ярко-красное пятно. Оно быстро приближалось ко мне, превращаясь в красивую иномарку. Я бросилась автомобилю наперерез.

- Помогите!

"Мерседес" замер. Из окошка высунулась светловолосая девушка.

- Ну ваще, - воскликнула она, - ты пьяная? Или обкуренная?

- Помогите!

- Bay! Тебя ограбили?

- Да, - быстро сказала я.

- Ну садись, - сморщилась девушка, - довезу до Москвы.

Я влезла в "Мерседес" и затряслась от холода.

- Эк тебя ломает, - пожалела меня девица, - небось мескалин жрешь? Или на дорожке сидишь?

- Вы о чем?

- Какие колеса хаваешь?

- Я не наркоманка.

- Нормалек! Ладно, будем знакомы, я - Глафира. Узнала небось?

- Кого? - стуча зубами, спросила я.

- Меня, - горделиво ответила девушка, - я - Глафира.

- Нет, простите, а вас надо узнавать? Девушка тряхнула копной светло-русых мелкозавитых волос.

- Все отчего-то мигом ко мне целоваться лезут. Ты что, телик не смотришь?

- Очень редко. Вы ведете какую-то программу? Ток-шоу?

Глафира засмеялась.

- Не. Пою в группе "Сладкий кусочек". Неужели ничего про нас не слышала? Вот эту песенку, например.

Бойко вертя рулем, Глафира слабеньким, дрожащим голоском завела: "Милый уехал, в жизни все обман..."

- Ой, конечно, знаю, это вы исполняете? - Да.

- Очень приятно, меня зовут... Внезапно я замолчала. А как меня зовут?

- Ну, - поторопила Глафира, - так как тебя звать?

- Не помню, - оторопело ответила я, - имя из памяти вылетело.

- А фамилия, - хихикнула Глафира.

- ...э ...тоже.

- Чего же ты врала, что не глотаешь колеса, - откровенно развеселилась добрая самаритянка, - наркоша!

- Ей-богу, я не пользуюсь стимуляторами.

- И как тебя звать, не скажешь?

- Нет, - пробормотала я, чувствуя, как в душе снова нарастает ужас, - ничего не помню. Вообще.

- Где живешь?

- Понятия не имею.

- Телефон назови.

- Ну... Нет, не могу.

- Во блин, - хлопнула рукой по баранке Глафира, - класс! И чего делать теперь? Куда тебя везти? Почему ты голая, в одеяле?

Я поежилась.

- Плохо помню. Вроде меня хотели убить, а я удрала, но это все.

Глафира хмыкнула:

- Ловко. Может, в милицию поедем?

- Не надо, - испугалась я. Певица рассмеялась:

- Понятно. Катим ко мне, там Свин сидит, он разберется.

- Это кто Свин? - спросила я, тщетно пытаясь унять дрожь.

Глафира нажала на кнопочку, по моим босым ногам повеяло теплым ветерком.

- Свин? Продюсер. Сиди спокойно, торчила.

Я хотела было снова напомнить, что не употребляю никакие препараты, но приятное тепло уже добралось до головы, и я уснула...

- Дура, - ворвался в уши возмущенный голос, - зафигом приволокла ее?!

- Она на дороге стояла.

- ... бы с ней.

- Жалко все-таки.

- Идиотка.

- Свин!!!

- Что?

- Ну не бросать же ее было?

- Не стоило подбирать!

Я села, обнаружила, что нахожусь на диване в просторной комнате с ярко-голубыми занавесками. На мне была слишком просторная шелковая пижама. В креслах у окна сидели Глафира и мужчина лет сорока, черноволосый, плохо выбритый, с крупным ртом и большим носом.

- Здравствуйте, - пролепетала я, - который час?

- Ты, киса, сутки проспала, - рявкнул мужик. - Давай-ка познакомимся, Семен.

- Очень приятно, - кивнула я.

- Ну, чего молчишь, лапа? - заржал Семен. - Имечко скажи, назовись по-человечески, голуба. Сколько тебе лет, где живешь? Язык проглотила?

Я попыталась судорожно вспомнить хоть что-то. Но тщетно, в голове было пусто, словно в тумбочке у кровати в гостинице после отъезда очередных постояльцев.

- Ну, лапуся, - поторопил меня Сеня, - как дела? Ау! Кофе хочешь?

- Да, - с благодарностью воскликнула я, - очень!

- А покушать?

Невидимая рука сжала желудок.

- Конечно, с огромным удовольствием, - обрадовалась я.

Свин заржал и показал на столик, где стояла банка растворимого кофе, коробка с печеньем и электрочайник.

- Угощайся, котя.

Я встала с дивана, пересела в кресло, насыпала коричневого порошка в чашку, налила туда воды, глотнула и сморщилась.

- Что, невкусно? - заботливо спросил Свин.

- Не слишком, натуральный лучше.

- Скажите пожалуйста, - скривился Семен, - какие мы нежные! Где же ты наслаждалась кофейком по-турецки? В сизо?

Быстрым движением он выхватил у меня из рук чашку и залпом опрокинул в себя ее содержимое.

- Мы, люди шоу-бизнеса, не гордые, - сообщил он, - не то что вы, зэчки.

- Почему зэчки? - оторопело поинтересовалась я.

- Врать не надо, - рявкнул Свин, - хорош выделываться, мы тут тоже можем такого Ваню изобразить!

Я растерянно моргала глазами, потом собралась с духом и прошептала:

- Простите, я не хотела вас обидеть, сказав про кофе. Сама не понимаю, как это вырвалось. Отчего-то мне кажется: раньше я пила только арабику.

- Ну, киса, - хмыкнул Свин, - роль не продуманная. Значит, ничего о себе не помнишь, а кофе в чашечку насыпала, кипяточком залила. Следовательно, не такая уж ты психованная. Сумасшедшая бы на стол порошок натрясла и языком слизала. Одним словом, кончай базар.

- Извините, но я...

- Хватит!

- Ей-богу...

- Значит, правда ничего о себе не знаешь?

- Нет! - с отчаянием воскликнула я.

- Ладно, котя. А я кой-чего разведал. Ты - Таня Рыкова.

- Таня Рыкова? - повторила я, пытаясь понять, вызывает ли это словосочетание у меня хоть какие-то эмоции.

Но нет, никаких воспоминаний в голове не возникло.

- Таня Рыкова, Рыкова Таня... - бубнила я.

- Ага, - кивнул Свин. - Ты жила себе спокойно хрен знает где, у Муньки за шиворотом, потом приехала в Первопрестольную, устроилась трамваи водить.

- Трамваи? - эхом отозвалась я и посмотрела на свои узкие ладони. - Я не умею управлять этим транспортным средством.

- Ага, - хмыкнул Свин, - но само слово "трамвай" тебе понятно?

Я кивнула.

- Вот и славненько, - скривился он, - уже продвигаемся вперед. На городском транспорте тебе работать не понравилось, что, в общем-то, понятно: грязно, утомительно, платят мало, и ты, котя, подалась в поломойки, стала квартирки убирать. И тут тебе, киса, повезло. Пристроилась в коттеджный поселок, к некоему Сергею Лавсанову. Дальше мне говорить или сама продолжишь?

- Простите, лучше вы.

- Вот, е-мое, кривляка, - хохотнул Свин, - ну лады. Некоторое время тому назад ты, душенька, прирезала своего доброго хозяина, можно сказать, благодетеля, пырнула ножиком, остреньким таким, тоненьким, для сырокопченой колбаски. Очень аккуратно попала мужику прямо в сердце. Ловко вышло.

- Не может быть, - прошептала я, чувствуя, как голову стремительно стискивает обруч, - я никогда никого не убивала!

- Да? Откуда ты знаешь? - захрюкал Свин.

- Ну... мне так кажется. И потом, как вы выяснили, кто я такая?

Продюсер шмыгнул носом, вытащил пачку сигарет, закурил и, выпустив прямо мне в лицо струю дыма, спросил:

- Ты выскочила к Глафире из леса?

- Вроде, - осторожно подтвердила я.

- На Волоколамском шоссе?

- Извините, не знаю.

- Зато я очень хорошо знаю, - оборвал меня Свин. - У Глафиры там, на Волоколамке, приятель живет, она от него рулила, а тут ты, киска, в одеялке, голенькая. Глафира, конечно, дура...

Девушка шумно вздохнула, но осталась сидеть молча. За время нашего разговора она не произнесла ни слова.

- ...полная идиотка, - продолжил Семен, - жалостливая слишком, вот и притормозила. Я бы ни за что не остановился. Ясно?

- В общем, да, но откуда вы узнали, что я Таня Рыкова?

- Не перебивай, а слушай. Когда ты прирезала хозяина, бедного Сережу, то, совершенно потеряв голову, вылетела из дома и понеслась к дороге, вся в крови, с ножиком в руке. Естественно, тебя взяли на выходе из поселка, охранник выскочил из будки и скрутил Танюшу. Ну, ясный перец, менты приехали, то да се, сечешь? Вела ты себя неадекватно, на вопросы не отвечала, чушь понесла. Ну и попала в сизо, потом суд и приговор!

- Это со мной давно было? - еле шевеля губами, спросила я.

- Да уж не вчера, - улыбнулся Свин, - наша самая справедливая и неподкупная Фемида посчитала тебя невменяемой и отправила на лечение в спецбольницу. Это по-ихнему, по-юридически, клиника, а по-нашенски, по-простому, психушка. Таперича понятненько, Танюшка?

- Нет.

- Ох, и упорная ты. Хорошо. Психушка эта стоит в километре от Волоколамки, надо сквозь лесок пробежать, и выскочишь на шоссе. И знаешь, что интересно? - Нет.

- Заладила: нет, нет, - фыркнул Свин, - из психушки поднадзорная личность удрапала ночью. Татьяна Рыкова пошла в туалет и утекла. Пронырливая такая, ловко дельце обустроила. Все в палате оставила, в ночной рубашке босиком в сортир почапала, а потом в душ зарулила, сказала медсестре, что обосралась. Вот та, дуреха, и поверила Танечке. А наша Рыкова, ну хитра, ночную рубашонку на крючок повесила и в душ двинула. Сестра спокойно ждала, сорочка висит, вода шумит. Только через час до тупой девки дошло: неладно дело. Открыла дверь, а тебя нет.

- Куда же я делась?

- Э-э-э, хитрованка! Там в полу, под решеткой, которая пол прикрывает, люк имелся в подвал. Дом-то старый, про лючок то ли забыли, то ли посчитали, что его не открыть. А может, тебе кто помог, а? Только утекла ты, киса, и к шоссе бросилась.

- Нелогично выходит, - обозлилась я, - если я имела сообщников, то почему они машину не подготовили?

- Значит, ты одна орудовала, - быстро согласился Свин.

- И откуда у меня одеяло?

- Так сперла в больнице.

Я ошарашенно замолчала, потом поинтересовалась:

- С какой стати мне было хозяина убивать? Опять не то получается. Он же горничной небось зарплату платил!

Семен издал серию коротких хрюкающих звуков, и мне стало ясно, почему он получил столь милое прозвище.

- Ты, кисонька, решила у благодетеля деньжат стырить и сумела сейф вскрыть. Он у парня ну в очень нестандартном месте находился - в кладовке с припасами. Небось он решил, если бандиты наедут, то деньги в кабинете или в спальне искать будут. К банкам с крупой не полезут. Только не подумал Сережа о вороватых горничных да, на свою беду, домой в неурочный час приехал. Прикинь, как он удивился...

- Откуда вы все это узнали? - только сумела спросить я.

Свин хмыкнул:

- Киса, у меня такие связи! И что теперь делать станем, Татьяна? Назад в клинику поедем? Да уж, тебе там очень обрадуются! Скрутят, к кроватке привяжут. Есть у них такие милые постельки, без матраса, а в деревяшке под спиной дырка!

- Зачем?

- А под нее ведерко ставят, - заржал Свин, - чтобы всякие вроде тебя в туалеты не просились.

- Я никого не убивала, ей-богу, поверьте.

- Ты же ничего не помнишь, - издевался Свин, - ни своего имени, ни адреса, ни возраста...

- Да, это так, но я знаю, что не могла убить.

- Невысокая, коротко стриженная, светло-русая, глаза голубые, худая, имеет шрам от аппендицита, - спокойно перечислил Семен.

Я схватилась за пижамные штанишки.

- Да есть у тебя отметина, - отмахнулся Свин, - не старайся, не верю, как говорил Станиславский.

Из моих глаз полились слезы.

- Я ничего, совсем ничего не помню, вообще.

- Тогда поехали в клинику.

- Не хочу!

- Да? Выбора-то нет, киса.

У меня внезапно затряслась голова, по спине пробежал озноб, перед глазами сначала появилась серая сетка наподобие москитной, потом запрыгали разноцветные шары и стала медленно надвигаться темнота. Последнее, что я помню, был гневный вскрик Глафиры.

- Ну ты мерзавец, Свин!

В следующий раз я очнулась ночью, в окнах был беспросветный мрак. В углу большой комнаты горела лампа, на диване в круге желтого света сидела Глафира с журналом в руках. Я попыталась подняться и застонала - голова болела нещадно.

- Проснулась? - спросила Глафира, откладывая яркий томик. - Хочешь есть?

- Да, если можно.

- Пошли на кухню.

Пошатываясь, я добрела до огромного помещения, села на стул и стала смотреть, как Глафира роется в холодильнике.

- Сыр будешь? - спросила она. Я кивнула.