Чтение 2–й страницы книги ~Квазимодо на шпильках~

Я кое-как впихнула коробищу на резиновую ленту и прошептала:

- Сами разберемся, не трогайте его.

Федька, словно изваяние, маячил среди тюков.

- Дура ты! - обиделась девушка. - Зачем позволяешь на себе ездить! Смотри, какую морду отъел, словно собачья будка!

Федор побагровел, разинул было рот, но в ту же секунду ойкнул и присел.

Я ухватила бело-красную сумку, крякнув, зашвырнула ее на транспортер и сказала:

- Видишь, больной он.

- Чем? - насторожилась девица.

Сначала я хотела напугать ее по полной программе и с мрачным лицом заявить: "СПИД у него", но потом сообразила, что нас могут не посадить в самолет, и рявкнула: "Паралич у парня, ноги почти не ходят! С детства! Простыл сильно, и все".

Девица осеклась. Федька, не сгибая колен, побрел к железной арке, сквозь которую обязаны проходить все пассажиры. Издали он и впрямь походил на не совсем здорового человека.

- Извините, - пробормотала проверяющая.

- Ничего, - улыбнулась я, - не беда.

- Зачем вы его с собой таскаете, если он помочь не может? - спросила другая девица, вешавшая на сумки бирки.

Я поднатужилась, подпихнула к ней здоровенный тюк и, утерев пот, шепнула:

- Ревную очень, Федора-то одного оставить нельзя, мигом себе бабу найдет! Вот, приходится на поводке водить.

Девушки переглянулись.

- Да, дуры мы, - резюмировала первая, - все как одна. Вы на толпу гляньте. Те бабы, что сами багаж прут, наши, из России, за остальными мужики чемоданчики несут, вон там американки!

- У них же эмансипация, - удивилась я, - они ведь требуют, чтобы не было никаких различий между мужчинами и женщинами!

- Ага, - кивнула вторая служащая, - требуют, но чемоданы у них все равно парни таскают, эмансипация тоже имеет границы!

Глава 2

- Могла бы и не нести чушь про паралич, - обиженно протянул Федька, когда мы наконец-то уселись на места.

Я попыталась унять дрожь в отчего-то слишком тяжелых руках и парировала:

- А зачем ты приседал и охал?

- Так царапаются, гады, - пробормотал Федя, - и кусаются! Меня Вася за палец укусил, пока я его голову держал!

И он похлопал себе по левой ноге.

- По-моему, там Ася, - усмехнулась я.

- И еще они описались, - гудел Федька.

- Да? - удивилась я. - Вроде рептилии на такое не способны!

- Не знаю, - бубнил Федор, - мне мокро!

- Наверное, ты просто вспотел под скотчем, - я попыталась его успокоить.

В этот момент начали разносить воду.

- Может, их напоить? - предложила я.

- Еще чего, - обозлился Федька, - чтобы они меня опять описали?

- Им, наверное, очень жарко и неуютно!

- Мне хуже!

- Вдруг они скончаются от обезвоживания, жалко ведь!

- И хрен с ними! - обозлился Федор. - Тебе-то хорошо! А я с крокодилами, примотанными к ногам!

- Все-таки их надо попоить, - настаивала я, - аллигаторы живут в воде, представь, как они сейчас мучаются. И потом, если Ася с Васей умрут, Семен Кузьмич потребует аванс назад!

Федька крякнул:

- И как мы их поить будем?

- Ну.., приспусти брюки, а я им стакан поднесу!

Федор слегка приподнялся в кресле.

- Давай, дергай штаны вниз.

Я выполнила приказ.

- Мама, а что они делают? - понесся по салону звонкий голос.

Маленький мальчик, лет шести, сидевший через проход от нас, с интересом наблюдал, как я пытаюсь справиться с Федькиными джинсами. Мой вам совет, совершая какие-нибудь действия и желая сохранить их в тайне, вначале посмотрите по сторонам: не маячит ли поблизости ребенок лет семи. Детское любопытство плюс непосредственность - удивительный коктейль.

Один наш приятель, Ваня Рагозин, - отец двух очаровательных близнецов. Жена его не работает, воспитывает восьмилетних проказников. Марина отличная мать. Никаких скандалов у них с Ванькой не бывает, они практически никогда не ругаются. Трения возникали лишь по одному поводу: близнецы обожали среди ночи залезть в супружескую кровать и лечь между отцом и матерью.

Пока дети были маленькими, Ванька стоически терпел незваных гостей, но потом принялся внушать мальчишкам, что им следует спать в своих постелях. Парнишки сопротивлялись как могли, выдвигая разнообразные аргументы: им страшно, холодно, темно... Ванька злился и ругал Маринку, а та, оказавшись меж двух огней, чувствовала себя более чем некомфортно.

И тут Рагозина отправили на неделю в командировку в Америку. Близнецы не растерялись и принесли отцу метровый список с перечислением всего, что они желают получить.

Ваня потряс перед ними "манускриптом" и сказал:

- Куплю все, но, если узнаю, что за время моего отсутствия кто-то из вас спал у мамы в кровати, ничего не получите.

Близнецы поклялись, что даже не приблизятся к порогу родительской спальни, и Ванька отбыл в Штаты.

Теперь представьте картину. Аэропорт Шереметьево, огромный зал, набитый людьми.

Маринка, разодетая, только что из парикмахерской, держит близнецов, ради торжественного случая наряженных в воскресные костюмчики.

Наконец появляется Ванька, толкающий перед собой тележку с багажом. Близнецы увидели две яркие коробки с роботами-трансформерами и заорали, перекрывая шум:

- Папа, пока тебя не было, с мамой никто не спал!

Все присутствующие замолчали, повернули головы и стали с огромным интересом разглядывать бордовую от гнева Марину. Она потом призналась нам, что хотела придушить мальчишек и с трудом удержалась от того, чтобы надавать им затрещин...

- Мама, - настаивал мальчик, тыча в нас пальчиком, - зачем тетя дядю раздевает? Они спать ложатся?

Мать отвлекла любопытное дитятко:

- В окошко глянь, вон какие тучи!

Ребятенок переключился на другое зрелище.

Мамаша повернулась к нам и прошипела:

- Совсем стыд потеряли, тут дети! Вот сейчас стюардессу позову, пусть вас ссадит!

- Да зови кого хочешь! - рявкнул Федька.

Я наконец сумела сдернуть с него брюки и попыталась напоить рептилий. Крокодильчики, примотанные скотчем, выглядели плохо: глаза закрыты, на мордах самое несчастное выражение. Воду они не собирались даже нюхать.

Я наклонила стакан.

- Эй, поосторожней, - зашипел Федька, - все на меня льется.

Но я, не обратив внимания на его стоны, попыталась обнаружить у несчастных животных признаки жизни. Тщетно, крокодильчики ни на что не реагировали.

- Кажется, они умерли!

- Во, блин! - подскочил Федька. - Давай их отвязывать, не хочу сидеть с дохлыми аллигаторами.

- А может, они просто спят? - засомневалась я.

- Толку от тебя, - обозлился Федька, - живого от покойника отличить не можешь!

- Фиг их разберет, крокодилов этих!

Федька нажал на нос одной из рептилий. Не открывая глаз, крокодильчик цапнул его за палец. Лапиков взвыл, из укушенного перста закапала кровь.

- Мама, - вновь заинтересовался мальчишка, - а чего он кричит!

- Вообще обнаглели! - возмутилась мамаша и нажала кнопку вызова стюардессы.

Я быстро накинула на Федьку плед.

- Прекрати визжать!

- Так больно же!

- Потерпи.

Тут появилась блондинка в синем костюме.

Сначала она выслушала бабу, потом повернулась к нам:

- Что случилось?

Федька молчал, а я мигом сообщила:

- У него приступ язвы, болит очень.

Девушка кивнула и убежала. Спустя пару минут она вернулась, неся стаканчик.

- Выпейте, - велела она Федьке.

До моего носа долетел резкий запах валокордина. От ближайшей подруги, врача, я очень хорошо знаю, что валокордин помогает при язве, как чернослив при косоглазии, но Федьке сейчас надо молча выпить жидкость. Глянув на меня, Лапиков опрокинул в себя содержимое пластиковой емкости и пробормотал:

- Огромное спасибо, мне стало намного легче.

Дальнейший путь мы проделали без особых приключений. Федька тихо сидел в кресле, а я оставила всякие попытки напоить или накормить рептилий.

Дома я отдала всем "золотые" "Роллекс" и лихо наврала, что целые дни не вылезала из теплой воды, покидая приветливый океан только для того, чтобы слопать очередную порцию креветок. Мне очень не хотелось расстраивать домашних.

На следующее утро к нам прибежала Анька, жена Феди, и заявила:

- Лампа, забирай крокодильчиков!

- Зачем они мне? - попятилась я.

- Федька упал, в клинику отвезли, - пояснила Анька. - Тебе придется везти эту зеленую гадость профессору.

- Почему мне? - возмутилась я.

- Я боюсь аллигаторов, - честно призналась она, - если они у нас еще денек проведут, с ума сойду.

У меня на языке вертелась масса справедливых слов. Во-первых, мозг подрядился доставить Федька, во-вторых, он получил аванс, в-третьих, я ничем ему не обязана, в-четвертых...

- Ну будь добра, - взмолилась Анька.

- Ладно, - кивнула я и получила коробку.

Ни одно доброе дело не остается безнаказанным!

Помня, что на улице вьюжно - ледяной московский февраль, - я замотала рептилий в шерстяной свитер. Ася и Вася вели себя абсолютно спокойно, они вновь были похожи на дохлых. Поместив утепленных крокодилов в коробку, я запихнула ее в сумку, сунула на заднее сиденье и порулила по данному Анькой адресу, очень надеясь, что успею вернуться домой до прихода домашних.

Последнее время езда по Москве превратилась в натуральный кошмар. Пробки возникают даже там, где их по определению не должно быть. Ну почему нужный мне крохотный переулок оказался забит машинами? Я подумала и оставила "Жигули" на стоянке у супермаркета.

Пройду несколько десятков метров пешком, ничего со мной не случится. Надеюсь, крокодильчики не окочурятся от холода.

Красивый семиэтажный кирпичный дом оказался пятым по счету. Здание было кирпичным, а не прикидывалось таковым. Понимаете, о чем я говорю? Хитрые строители быстренько ставят домишко из блочных плит, а потом отделывают его панелями, имитирующими кирпич. Издали выглядит безупречно. Я сама видела, как вблизи нашего дома за пару месяцев возникла бетонная башня, трансформировавшаяся, как по мановению волшебной палочки, в кирпичную.

Вход в подъезд стерег домофон, я набрала код, потом взобралась на последний этаж, позвонила в квартиру. Дверь распахнулась мгновенно. На пороге появилась девушка лет двадцати, стройная, хорошенькая, одетая в короткую юбочку и розовый пуловер.

- Меня ждет Семен Кузьмич, - заявила я.

- Да, да, - не дослушала девица, - проходите, вот тапки.

Я сняла куртку, сапожки и была препровождена к большой двустворчатой двери. Девушка распахнула ее и сказала:

- Папочка, к тебе пришли.

В ответ не последовало ни звука. Профессор сидел в глубоком вольтеровском кресле, боком к входу. Мне отлично были видны его ноги, укрытые бежево-коричневым пледом, и какой-то толстый талмуд, лежавший у ученого на коленях.

- Семен Кузьмич не очень хорошо слышит, - вздохнула девушка, - а когда зачитается, вообще беда, ни на что не реагирует. Да вы идите!

С этими словами она исчезла. Я шагнула в комнату и вздрогнула. Такое ощущение, что лента времени, стремительно размотавшись, отбросила меня назад, в детство. Кабинет Семена Кузьмича как две капли воды походил на рабочую комнату моего отца: те же мрачные дубовые шкафы, набитые книгами, огромный письменный стол и куча дипломов на стене.

Кстати, мой папа тоже погружался с головой в работу, и мамочке приходилось звать его к столу по десять раз. Устав от бесполезного крика, мама говорила мне: "Фросенька, дружочек, сбегай в кабинет" 1.

Я влетала в комнату и орала: "Папочка, ужинать!"

Отец вздрагивал, поворачивал ко мне лицо, и я каждый раз поражалась: такими отрешенными были его глаза. Но потом он вздыхал и, превратившись в моего любимого папочку, говорил: "Ох и напугала! Подкралась и закричала!

Разве так можно!"

Я осторожно прошла по толстому ковру, приблизилась вплотную к креслу и поняла, что Семен Кузьмич спит. Пожилой профессор пригрелся под теплым одеялом и задремал. Ситуация не показалась мне странной, я сама частенько, в особенности зимой, засыпаю над книгой. Но не могу же я сидеть тут пару часов, поджидая, пока он проснется? Нужно разбудить старика. Сначала я тихонько кашлянула, потом сделала это погромче, затем позвала:

- Семен Кузьмич!

Но он не шевелился. Поколебавшись, я хотела потрясти его за плечо, но тут взгляд упал на кисти ученого, и мне стало не по себе. Когда человек сидя мирно дремлет, его руки обычно расслабленно покоятся на коленях. Но скрюченные пальцы старика, очевидно, сведенные судорогой, вцепились в плед. Мне стало страшно, однако я все же потрясла профессора за плечо.

- Семен Кузьмич!

Тело уехало влево, покосилось, книга свалилась на пол, но ученый не поднял головы, свесившейся на грудь.

На подгибающихся ногах я вышла в коридор и стала заглядывать во все комнаты, ища внучку дедушки. В состоянии, близком к истерике, я ввалилась на кухню и обнаружила девицу мирно пьющей кофе.

- Вы уже уходите? - улыбнулась она.

- Извините, - пролепетала я, - но ваш дедушка...

Девчонка сделала глоток и прервала меня:

- Семен Кузьмич мой муж.

- Простите, но...

- Ничего, ничего, я привыкла.

- Он...

- Замечательный человек и великий ученый.

- Да, конечно, но ему плохо, похоже, сердечный приступ.

Девица вскочила и понеслась в кабинет, я медленно потащилась за ней. Да уж, я хотела поделикатней намекнуть ей, что Семен Кузьмич скончался, а вышло как в анекдоте, когда доктор, отправляя санитара сообщить родственникам о кончине Иванова, просит: "Ты там поосторожней, ну не сразу все им на голову вываливай".

Санитар выходит в холл, видит толпу людей и говорит: "Так, все, кто хочет навестить своих, встаньте слева. А вы, Ивановы, куда прете, вам теперь туда не надо. Ждите справа, я вам сейчас деликатно объясню, что случилось!.."

Из кабинета донесся вопль. Я вернулась на кухню, налила в стакан воды и пошла отпаивать вдову. Да, похоже, мне придется тут задержаться. Не бросать же бедняжку в такой ужасной ситуации одну. Надо же, оказывается, этот старик ее муж, ну и ну, да у них разница в возрасте лет пятьдесят!

Когда я вновь вошла в кабинет, девица прекратила визжать и неожиданно тихо сказала:

- Это не он!

Я подскочила.

- Как не он! В кресле не ваш муж? А кто?

- Нет, там Семен Кузьмич, - прошептала она.

Я протянула ей стакан воды:

- Выпейте и позвоните в "Скорую помощь", вдруг ему еще можно помочь!

Честно говоря, то, что профессор мертв, было понятно сразу, но вызвать медицину все равно надо.

- Это не он, - повторила "профессорша", - не Веня, не Веня, не Веня...

Понимая, что у нее начинается истерика, я толкнула ее на диван, сунула ей в руки стакан и попыталась привести в чувство.

- Конечно, не Веня.

- Вы верите, да? - Хозяйка подняла на меня голубые глаза.

Я увидела на маленьком столике трубку радиотелефона, без спроса схватила ее и, набирая "03", ответила: