Чтение 2–й страницы книги ~Самоубийство~

Хозяин квартиры был очень смущен и даже взволнован: боялся, что гость
рассердится. Кольцов кричал, что этого так не оставит, что будет жаловаться
властям (не сказал: полиции), что обратится к бельгийской социалистической
партии. Однако Рихтер не рассердился и высказался против жалоб: он всю жизнь
боялся консьержек; говорил, что быть с ними в добрых отношениях обязательно
для каждого революционера.

<-->...Да ничегошеньки ваша бельгийская партия сделать не может, если б
даже и согласилась. Нельзя ли нам приютиться в помещении Съезда?

Кольцов развел руками еще более смущенно.

-- Никак нельзя, Владимир Ильич. Это помещение просто амбар для муки!
Им было очень, очень совестно, они страшно извинялись, но ничего другого не
оказалось!

-- Не оказалось? -- с усмешкой спросил Рихтер. Это был невысокий,
коренастый лысеющий человек с высоким лбом, с рыжеватыми усами и бородкой, в
дешевом, чистом, без единого пятнышка синем костюме с темным галстухом,
концы которого уходили под углы двойного воротничка. Глаза у него были чуть
косые и странные. Он был всю жизнь окружен ненаблюдательными, ничего не
замечавшими людьми, и ни одного хорошего описания его наружности они не
оставили; впрочем, чуть ли не самое плохое из всех оставил его друг Максим
Горький. И только другой, очень талантливый 9 писатель, всего один раз в
жизни его видевший, но обладавший необыкновенно зорким взглядом и
безошибочной зрительной памятью, весело рассказывал о нем: "Странно,
наружность самая обыкновенная и прозаическая, а вот глаза поразительные, я
просто засмотрелся: узкие, краснозолотые, зрачки точно проколотые иголочкой,
синие искорки. Такие глаза я видел в зоологическом саду у лемура, сходство
необычайное. Говорил же он, по моему, ерунду: спросил меня -- это меня то!
-- какой я "фХакции". -- Ленин сильно картавил, но не на придворный, не на
французский, не на еврейский лад; почему то его картавость удивляла всех,
впервые с ним встречавшихся. -- Что ж делать? Не оказалось. Утешимся же тем,
что им очень, очень совестно. Ищите для нас, товарищ Кольцов, помещеньице в
каком-либо отельчике подешевле, но в чистеньком. А консьержку оставьте в
покое, не то она и вас выживет.

То, что гость не рассердился, успокоило Кольцова: он боялся Ленина еще
больше, чем Ленин боялся консьержек. Кого то отрядили караулить других
участников Съезда. Объявил, что все-таки позвонит по телефону, -- назвал имя
видного бельгийского социалиста:

-- Он во всяком случае пригодится, очень любезный человек, -- сказал
Кольцов.

-- Валяйте, звоните. Пусть устроил бы скидку. Но с первых слов
успокойте его, а то сей субъект подумает, что мы у него просим денег.

Вид Надежды Константиновны показывал, что она недовольна: не для нее,
конечно (о себе она редко думала), но для вождя партии могли обо всем
позаботиться заранее и не заставлять его ждать с вещами на улице. Она
вдобавок видела, что Володя устал и нездоров: еще не так давно в Лондоне его
мучила "зона". -- "Неужто начнется опять!" -- думала она с ужасом. Была и
сама утомлена, однако, это не имело никакого значения. Желчные шутники в
партии, подражавшие Плеханову, говорили, что Ленин женился на ней из
принципа "чем хуже, тем лучше", и называли ее "миногой". Впрочем, ее скорее
любили: при несколько суровом и гордом виде, она была не зла, не тщеславна,
ни к каким званиям и должностям не стремилась, хотя по своим заслугам на
некоторые, не очень важные, звания имела бы права. "Коротки ноги 10 у
миноги, чтобы на небо лезть". -- Надежда Константиновна никуда не лезла и
никому не завидовала. Она была женой Ленина и этого было достаточно. Во всем
мире, кроме ближайших родных, одна она его называла "Володей". Даже люди,
бывшие с ним на ты (их всего было два или три человека), называли его
"Владимир".

-- Этот съезд очень важен... Он собственно представляет собой
Учредительное собрание партии, Первый съезд не идет в счет, -- сказала она
второстепенному (только с "совещательным") делегату, занимавшему ее
разговором.

Кольцов побежал в соседнюю лавку: "Не звонить же от этой злой бабы!"

-- Подумайте, сам товарищ Ленин остался без пристанища! -- сказал он по
телефону. Бельгийский социалист не знал, кто такой Ленин, но отнесся вполне
сочувственно. В первую минуту в самом деле опасался, что русские эмигранты,
почти все бедняки, чего доброго попросят у него денег!

-- Вот что, я сейчас же позвоню в "Кок д'Ор", -- сказал он. -- Хозяин
этой гостиницы член партии и мой приятель, он верно сделает и скидку для
русских товарищей. Вы можете туда прямо проехать с товарищем Лениным,
которому, пожалуйста, передайте привет.

Кольцов вернулся и сообщил всем новый адрес. Ленин, как ему показалось,
предпочел бы, чтобы другие участники Съезда остановились не в той же
гостинице, что он.

-- Я вас провожу, Владимир Ильич.

Наняли извозчика. Ленин сказал было, что можно было бы поехать на
трамвае. Кольцов объявил, что в трамвай такого чемодана не возьмут. Чемодан,
видавший виды на долгом веку, был в самом деле объемистый. Ленин сам его
дотащил до дрожек, хотя старался отобрать у него Кольцов.

-- Почему же будете нести вы? Я покрепче вас, -- сказал Ленин
нетерпеливо, и, несмотря на все протесты Кольцова, сел на неудобную переднюю
скамейку, предоставив ему место рядом с женой. Она была этим не очень
довольна: "Володя уступает место Кольцову!" Кольцов же не мог не оценить:
"Вот чего не сделал бы Плеханов!" 11

По дороге разговор не клеился. Надежда Константиновна еще гневалась,
хотя и меньше.

-- Судьбы нашей партии зависят от того, кто будет ее главным
руководителем. И потому очень важен каждый голос на Съезде, -- сказала она.

Муж оглянулся на нее с неудовольствием. Предполагалось, что вопрос о
руководителе не имеет никакого значения. Она тотчас это поняла и немного
смутилась.

-- Я еще точно не знаю соотношения сил, -- уклончиво ответил Кольцов.
"Будет, конечно, голосовать с Мартовым!" -- сердито подумал Ленин.

-- Соотношение сил уже известно, -- сказал он как бы равнодушно. --
"Совещательные" не в счет, будет 33 делегата с одним голосом, и 9 двуруких.
Из всей компании 5 бундовцев, 3 рабочедельца, 4 южнорабоченца, 6 болота,
остальные искряки.

-- Искряки-то искряки, но вполне ли надежно их искрянство? -- вставила
Надежда Константиновна. -- Ведь Мартов тоже искряк.

Ленин опять оглянулся на нее с досадой и что-то пробормотал.

-- А какую позицию вы окончательно решили занять в отношении бундовцев?
-- поспешил перевести разговор Кольцов.

-- Прямо в зубы их бить не буду, но отношение будет архихолоднейшее.
Пусть "Бунд", наконец, выявит свою личину! Во всяком случае в Феклу ни
одного из этой компаньицы не возьмем, пусть идут к чорту! Ту се ке вуле, мэ
па де са, -- сказал Ленин. Он часто вставлял в разговор и в письма слова на
неправильном французском, немецком или на латинском языке. "Феклой"
называлась редакция "Искры".

-- Они и не претендуют на это, -- сказал Кольцов обиженно. Он смутно --
и совершенно неосновательно -- подозревал Ленина, как и Плеханова, в
некотором скрытом антисемитизме. -- Просто они маленькие люди с ограниченным
кругозором. Я говорю только о тех, которые будут на Съезде.

-- Что маленькие, это не беда, ("Ты сам гигант",- насмешливо подумал
Ленин). -- Лучше маленькая рыбка, чем большой таракан. Но они хотят
федерацийки, чтобы 12 быть единственными представителями еврейского
пролетариата. Фигу им под нос вместо федерации!

-- А если они уйдут со Съезда?

-- Скатертью дорога, -- сказал Ленин и подумал, что если бундовцы
уйдут, то у Мартова будет пятью голосами меньше при выборе редакции "Искры".
"Непременно раньше поставить вопрос о Бунде", -- решил он.

Извозчик подъехал к гостинице. Кольцов хотел заплатить.

-- У вас, Владимир Ильич, верно еще и нет бельгийских денег?

-- Есть деньги, разменяли на вокзале, -- сказал Ленин. Он жил скудно,
берег каждую копейку, но не любил, чтобы за него платили другие, особенно
бедные люди как Кольцов.

Комнатка в гостинице оказалась недорогая (хозяин в самом деле сделал
скидку) и довольно уютная. В ней были и письменный стол, и даже полка для
книг, -- очень полезные вещи: съезд должен был длиться не меньше месяца. На
полке лежали разрозненные номера иллюстрированных журналов.

-- Я разберу вещи. Да и работа есть, -- сказала Надежда Константиновна,
взглянув на Кольцова. Она знала, что мужу отравляют жизнь разговоры: он и в
Мюнхене, и в Лондоне, и в Женеве просил товарищей приходить к нему пореже,
если не было дела.

-- А мне надо бежать, -- поспешно сказал Кольцов, тоже не очень
хотевший с ними разговаривать; разговор мог стать неприятным.

-- Бегите, -- с готовностью согласился Ленин. -- Здесь как? Надо
хозяину показать паспорта?

-- Не надо, никакой прописки не требуется, -- объявил Кольцов. Он хотел
было добавить, что Бельгия почти такая же свободная страна, как Швейцария,
но не добавил: это замечание не понравилось бы вождю партии. Многие
находили, что Рихтер -- он же Н. Ленин, Тулин, Петров, Ильин, Старик,
Ульянов -- уже важнейший из вождей. Еще недавно он был главой того, что
называлось шутливо "Тройственным союзом": Ленин--Мартов--Потресов. Такой же
Тройственный союз был и в старшем поколении: Плеханов--Аксельрод--Засулич.
Но, как ни у кого в Европе не было сомнений в том, что 13 в настоящем
Тройственном союзе всем руководит Германия, так и у социал-демократов
признавалось, что главные среди шести это Ленин и Плеханов. Остальные
четверо, при всех их качествах, были как бы тайными советниками революции
при двух действительных тайных. Впрочем, теперь положение изменилось:
разделение шло по другой линии, борьба намечалась преимущественно между
Лениным и Мартовым.

-- Я значусь Рихтером, и письма к вам будут приходить на имя Рихтера.