отходит.
пыхтение и свист: паровоз разводил пары. Очертя голову мы бросились по
дороге на шум, тележка грохотала за нами, ее тащили Айвен и запыхавшийся
владелец. Мокрые от пота, едва переводя дух, мы галопом ворвались на
станцию, возбудив величайший интерес странного вида личностей, слонявшихся
по платформе. Они приветствовали наши разгоряченные, взъерошенные персоны
насмешливым свистом, который сменился радостным улюлюканьем, когда наша
тележка наткнулась на камень и чуть ли не весь багаж вывалился на землю.
Поезд тронулся. Нечеловеческим усилием мы швырнули последний ящик в вагон, и
я еще успел высунуться из окна и бросить горсть мелочи нашему спасителю,
который, не помня себя от горя, бежал за составом, умоляюще вытянув перед
собой руки.
полей и островков леса, таща за собой вереницу обшарпанных вагончиков и
временами набирая прямо-таки отчаянную скорость - двадцать миль в час.
Ландшафт был сочно-зелен, словно его только что протерли и обмыли специально
для нас. Повсюду, куда ни кинь взгляд, были птицы. Искрящиеся белые цапли
торжественно выступали по коротеньким нежно-зеленым всходам риса; с
оросительных каналов, испещренных водяными лилиями, при приближении поезда
взлетали яканы, внезапно ослепляя глаз лютиковой желтизной крыльев; в
небесной синеве вырисовывали свои величавые арабески коршуны-слизнееды, а в
кустах без конца порхали стаи красногрудых трупиалов, и их алые грудки
вспыхивали огнем на зеленом фоне. Ландшафт, казалось, был до отказа набит
птицами, куда ни глянь - видишь либо цапель, а под ними, в воде, их
мерцающие отражения, либо длиннопалых якан, мелко семенящих по листьям
водяных лилий, либо желтоголовых трупиалов, выглядывающих из стены
тростника. У меня глаза заломило от всех этих цветовых пятен, пестрого
трепыхания крыльев в тростнике и их стремительного скольжения над полями.
кондукторского отделения, так что я один любовался этим парадом птиц. Но вот
поднялся свежий ветер, он затянул дымкой воды каналов и старательно задувал
в купе сажу и гарь, гордо извергаемые трубой паровоза. Окно пришлось
закрыть; судя по его виду, оно как было вставлено, так ни разу и не
протиралось. Лишившись возможности созерцать окрестности, я по примеру Боба
задремал. Наконец последним героическим усилием поезд втащился в Парику, и,
тяжело топая спросонок одеревенелыми ногами, мы сошли на платформу. Тут
обнаружилось, что пароход, храня почти немыслимую для тропиков верность
расписанию, уже стоит у причала и громко капризно гудит, заявляя о своем
намерении тронуться в путь. Мы поспешили на борт и опустились в шезлонги,
превознося предусмотрительность Айвена. Пароход застучал машиной, затрясся,
отошел от Парики и устремился вперед по темным волнам Эссекибо, лавируя в
лабиринте небольших зеленых островков. Мы сидели в шезлонгах, дремали,
жевали бананы и любовались красотой многочисленных островков, проплывавших
мимо. Тут нас пригласили на завтрак в крошечный буфет, а потом, набив
желудки, мы вернулись на солнцепек в свои шезлонги. Только я снова задремал,
как Боб грубо растолкал меня.
так что нас отделяли от густого подлеска какие-нибудь пятнадцать футов воды.
Еще как следует не проснувшись, я тупо уставился на деревья.
существо - большая ящерица с чешуйчатым телом, окрашенным в самые различные
оттенки зеленого - яшмовый, изумрудный и травянистый, - с большой бугристой
головой, уложенной крупными чешуями, и с большим волнистым подвесом под
подбородком. Ящерица небрежно лежала на ветке, впившись в дерево большими
изогнутыми когтями и свесив к воде длинный, как плеть, хвост. На наших
глазах она повернула свою украшенную брыжами и наростами голову и спокойно
начала объедать молодые листочки и побеги вокруг. Я не верил своим глазам и
никак не мог убедить себя в том, что она относится к тому же виду, что и те
скучные, впавшие в спячку бесцветные существа, которых в зоопарках выдают за
игуан. Когда мы проплывали как раз напротив ящерицы, она повернула голову и
окинула нас надменным взглядом своих маленьких, в золотистых крапинках глаз,
и все это с таким видом, словно она просто-напросто коротает время в
ожидании своего гвианского Святого Георгия, который должен прийти и
сразиться с ней. Мы глядели на нее как зачарованные, пока за расстоянием ее
зеленое тело не слилось с листвой.
озабоченный.
перевели взгляд на берег: сплошной полосой зарослей он тянулся до самого
горизонта. Только я хотел спросить у Айвена, не ошибся ли он, как пароход
миновал небольшую излучину и на берегу показался большой сарай, а из мангров
выступил каменный причал. На рифленой железной крыше сарая броскими белыми
буквами значилось: Эдвенчер. Вот мы и приехали!
собственный дом на главной улице деревни.
червями и термитами и не без явной натуги сохранявшую вертикальное
положение. Как все дома в Гвиане, она покоилась на сваях и состояла из трех
комнат: спальни, столовой и кухни. Стояла она чуть отступя от дороги, за
широкой, заполненной водой канавой, через которую был переброшен ветхий
деревянный мосток. Коротенькая, но крутая деревянная лестница, увенчанная
небольшим квадратным балконом, вела к входной двери. Такая же лестничка
позади дома вела в кухню.
всех слюнки текли. Боб мужественно пытался развесить три гамака в комнате,
где едва уместился бы и один. Я сидел в сумерках снаружи, на верху шаткой
деревянной лестнички. Обложившись со всех сторон книгами и рисунками, я
беседовал с местными охотниками, которых вызвал Айвен. Предварительный
разговор с местными жителями очень важная часть работы зверолова. Показывая
им рисунки нужных животных, можно многое узнать о местной фауне и о том,
редок или обычен в данной местности такой-то вид. К тому же вы имеете
возможность назвать цены, по которым согласны брать животных, и таким
образом сразу вносите ясность в дело. Охотники Эдвенчер оказались весьма
странным и интересным народцем. Тут были два здоровенных негра, толстенький
коротышка китаец с традиционно непроницаемым выражением лица, семь-восемь
поджарых индейцев с пронзительно карими глазами и нечесаными смоляно-черными
копнами на головах и в довершение всего целая куча метисов самых различных
цветов и возрастов. Беседе немало мешало то обстоятельство, что я совсем
недавно приехал в страну и еще не освоился с местными названиями животных.
надсаживался я, перекрывая шипение кэрри и чертыхания Боба,
единоборствовавшего с гамаками. - Что такое пимпла? Какая-нибудь
разновидность дикой свиньи?
хвосте. Оно всегда ходит задрав хвост.
Но вот Айвен доложил, что ужин готов, мы отпустили охотников и вошли в дом.
При свете миниатюрной "летучей мыши" наша спальня выглядела так, будто
кто-то безуспешно пытался превратить ее в цирковой балаган. Канаты и веревки
оплетали комнату, словно паутина гигантского паука. Сам Боб потерянно стоял
с молотком в руке посреди всего этого хаоса, обозревая хитросплетение
гамаков.
когда мы вошли. - Вот противомоскитная сетка к моему гамаку, но, хоть убей,
не представляю, куда ее присобачить.
того, как гамак повешен, - горя желанием помочь, высказался я.
на кухню помогать Айвену раскладывать еду по тарелкам.
уничтожать отличное кэрри, когда появился мистер Кордаи. Появился он так.
Раздался громкий стук в дверь, хриплый голос трижды произнес: "Доброй ночи,
доброй ночи, доброй ночи", и мистер Кордаи ввалился в комнату. Это был метис
преобладающих индейских кровей, низенький, сморщенный человечек с лицом как
у страдающей расстройством желудка обезьяны и кривыми, как бананы, ногами.
По первому же взгляду на него было видно, что он изрядно пьян. С сильным
креном он вошел в круг света от фонаря и идиотски осклабился на нас, пустив
в нашу сторону волну ромового перегара.
своим культурным голосом. - Очень хороший охотник.
ночи, хозяин, доброй ночи.
Шилова Юлия
Андреев Николай
Сертаков Виталий
Мацумото Сэйте
Куликов Роман
Флинт Эрик