снова перевела глаза на открывающийся за парапетом вид.
Уинтерборн.
какую гору мы поедем?
Америку.
конфетами. И мама тоже так считает.
продолжая прыгать.
отважился сказать несколько слов о красоте открывающегося перед ними вида.
Убедившись, что девушка не испытывает ни малейшего смущения, он и сам
перестал смущаться. В ее свежем личике не произошло ни малейшей перемены,
следовательно, она не взволновалась, не почувствовала себя оскорбленной.
Правда, она смотрела в сторону и словно не слушала его, но, очевидно, такое
уж у нее было обыкновение. Но по мере того как Уинтерборн говорил, обращая
внимание своей собеседницы на некоторые местные достопримечательности, о
которых ей, как выяснилось, ничего не было известно, она все чаще и чаще
удостаивала его взглядом, и он убедился, что взгляд у нее прямой, открытый.
И не чувствовалось в нем ни малейшей нескромности, да разве мог быть
нескромным смелый взгляд таких ясных, на редкость красивых глаз! Уинтерборну
давно не приходилось видеть более очаровательные черты лица, чем у этой его
соотечественницы - зубы, ушки, носик, нежная кожа. Уинтерборн был большим
ценителем женской красоты и любил вникать в нее, разбираться в ней. Так и
тут - приглядевшись к молоденькой девушке, он сделал кое-какие выводы. Это
лицо никто не назвал бы незначительным, однако ему не хватало
выразительности. Оно радовало глаз изяществом, тонкостью черт, но Уинтерборн
отметил в нем, великодушно прощая этот недостаток, некоторую
незаконченность. Сестра маленького Рэндольфа, по-видимому, кокетлива, думал
он, и весьма своенравна, но в чертах ее милого, свежего и маловыразительного
личика нельзя было подметить ни насмешливости, ни иронии. Вскоре не
замедлила проявиться и ее разговорчивость. Она сообщила ему, что они, то
есть ее мать, Рэндольф и она сама, хотят провести зимние месяцы в Риме.
Потом спросила его, "настоящий ли он американец". Ей это не пришло бы в
голову, он больше похож на немца, особенно... это было сказано после
некоторого колебания... особенно когда говорит. Уинтерборн ответил со
смехом, что ему попадались немцы, говорившие по-английски, как на родном
языке, но он не помнит ни одного американца, который мог бы сойти за немца.
Вслед за тем он предложил ей сесть на скамейку, на которой только что сидел
сам, - так будет удобнее. Она ответила, что предпочитает стоять или ходить,
и тут же последовала его совету. Потом сказала, что они живут в штате
Нью-Йорк - "если вы представляете себе, где это". Еще больше сведений
Уинтерборн почерпнул у ее непоседливого братца, которого он поймал за руку и
удержал на несколько минут около себя.
скажу. - При этом он показал альпенштоком на сестру.
проговорила девушка.
визитных карточках написано другое.
сказала мисс Миллер.
Уинтерборна сведениями о своей семье.
месте.
пребывании мистера Миллера в небесной обители. Но Рэндольф тут же добавил:
разглядывать расшитую кромку на нем.
альпеншток.
он без учителя и шагу не ступит, играть ему не позволяют.
нам такого; она американка, может быть, вы ее знаете? Миссис Сэндерс.
Кажется, из Бостона. Она порекомендовала маме учителя, и мы хотели взять его
с собой. Но Рэндольф заявил, что он не желает разъезжать с учителем и не
будет заниматься в вагоне. А мы на самом деле почти все время проводим в
вагонах. У нас была одна попутчица, англичанка, кажется, мисс Фезерстоун -
может быть, вы ее знаете? Она спросила, почему я сама не занимаюсь с
Рэндольфом, не "наставляю" брата, как она выразилась. А по-моему, скорее он
может меня наставлять, чем я его. Он такой смышленый мальчик.
Италии можно достать хороших учителей?
только девять лет. Он пойдет потом в колледж. - И продолжая в том же духе,
мисс Миллер рассказывала о семейных делах и о многом другом. Она сидела,
сложив на коленях свои поразительно красивые руки, унизанные кольцами с
драгоценными камнями, и ее ясные глаза то смотрели прямо в глаза
Уинтерборна, то обегали сад, то останавливались на гуляющей публике или на
прекрасном виде, который открывался вдали. Она говорила с Уинтерборном так,
как будто давно знала его. Он был очень рад этому. Ему уже несколько лет не
приходилось встречать таких разговорчивых девушек. Эту молоденькую
незнакомку, которая подошла к нему и села рядом на скамью, можно было бы
назвать болтушкой. Она держалась очень спокойно, она сидела в
очаровательной, непринужденной позе, но ее глаза и губы находились в
непрестанном движении, голос у нее был мягкий, певучий, тон общительный. Она
представила Уинтерборну полный отчет о своем путешествии по Европе в
обществе матери и брата, об их дальнейших планах и особенно подробно
перечислила все гостиницы, в которых они останавливались. - Эта англичанка,
мисс Фезерстоун, наша попутчица, - говорила она, - спросила, правда ли, что
в Америке все живут в гостиницах. А я сказала ей, что в стольких гостиницах
мне за всю мою жизнь не приходилось бывать. Я нигде не видела такого
множества гостиниц, как в Европе, одни гостиницы - и больше ничего! - Но в
этих словах не слышалось раздражения: мисс Миллер, видимо, ко всему
относилась с легким сердцем. Она добавила, что гостиницы эти очень хорошие,
надо только привыкнуть к их порядкам и что вообще в Европе чудесно. Она
нисколько в ней не разочаровалась, ни чуточки, может быть, потому, что
слышала много рассказов о европейских странах и до поездки. Ведь столько
друзей бывало здесь, и не раз. Кроме того, у нее всегда было очень много
парижских туалетов и других вещей. А ведь стоит только надеть парижское
платье, и чувствуешь, как будто ты в Европе.
хотелось в Европу. Конечно, не для того, чтобы накупать себе платьев.
По-моему, все самое красивое и так отсылается в Америку; то, что видишь
здесь, на редкость безобразно. Единственно, чем я недовольна в Европе, -
продолжала она, - это обществом. Общества здесь совершенно нет, а если и
есть, я не знаю, куда его запрятали. Может, вы знаете? Должно же оно где-то
быть, но где? Я очень люблю бывать в обществе, дома мне никогда не
приходилось скучать. Не только в Скенектеди, но и в Нью-Йорке. Зиму я обычно
провожу в Нью-Йорке. Там мы очень часто выезжаем. Прошлой зимой в мою честь
было дано семнадцать обедов, и три из них давали мужчины, - сказала Дэзи
Миллер. - В Нью-Йорке у меня даже больше знакомых, чем в Скенектеди...
Знакомых мужчин больше, да и подруг тоже, - добавила она после паузы. Потом
снова помолчала; на Уинтерборна смотрели очаровательные живые глаза его
собеседницы, ее губы улыбались ему легкой, несколько однообразной улыбкой. -
Я очень часто бывала в мужском обществе, - сказала мисс Миллер.
очаровало. Ему еще не приходилось слышать, чтобы молодые девушки говорили о
себе подобные вещи; а если и приходилось, то такие речи служили только явным
доказательством фривольности тех особ, которые произносили их. Но вправе ли
он обвинять мисс Миллер в inconduite[*Легкомысленное поведение (франц.)]
(может быть, и бессознательном?), как выражаются женевцы. Уинтерборн
почувствовал вдруг, что за долгие годы, прожитые в Женеве, он многое утерял:
Русанов Владислав
Максимов Альберт
Корнев Павел
Самойлова Елена
Белогорский Евгений
Майер Стефани