вероятно, даже конное погребение. Обязательно надо попробовать. Ну
обязательно.
конец докопались. Отрыли преогромную ямину, полную костей. Видимо, сюда
свалили остатки какого-то богатырского пиршества - персон эдак на тысячу.
Коровы, овцы, козы, лошади, свиньи! В общем, такой груды мослаков,
пожалуй, еще никто никогда не видал. Ну что ж! Отрыли и зарыли, что еще
делать с костями? Но по колхозу уж пополз слушок, что ученые раскопали
сапное кладбище. Что тут только поднялось! Сначала взбунтовался колхоз,
затем забеспокоились дамы из дома отдыха СНК, за домом отдыха СНК зазвонил
и загудел во все аппараты Наркомздрав. На место раскопок прилетела
стремительная комиссия эпидемуправления с молодыми сотрудниками в пенсне,
террористического вида и с ящиками с крестами, колбами, пробирками. Яму
снова раскопали, обвели канатами и поставили мрачного человека с кобурой.
А пока шел суд да разбор, двум парням-землекопам где-то на вечеринке
просадили головы. "Сап разводите, проклятые! Вот ваш прораб нам попадется!
Всем головы поотмотаем!" Головы, правда, никому не отмотали, и комиссия
уехала, составив даже акт, что кости по давности времени опасности не
представляют, но все равно все могло бы обернуться очень плохо, если бы не
бригадир Потапов. Он - умница! - притащил на заре два ведра карболки и
залил яму. Вонь, конечно, поднялась страшенная, но она сразу всех и
успокоила. Несло двадцатым годом, вокзалом, бараком, сборным пунктом,
пропускной камерой - то есть чем-то сугубо житейским, во всяком случае
сап, вылезший из тысячелетней могилы, так не пахнет.
срочной столичной командировки. Он вызвал Зыбина и хмуро сказал (а глаза
все-таки смеялись):
вами - "наука умеет много гитик", а что такое гитика, никто не знает,
значит, и спроса нет. Ну, а если вам колхозники ваши ученые головы
посшибают, тогда что? Я за вас, дураков, не ответчик!
мимо нее, все плевались и поминали ученых.
же увезут в город?
дорогой, что Ветзооинститут у нас покупает костный материал. Так вот,
завтра приедет директор с профессором Дубровским, он осмотрит все,
заактирует, а затем переведет нам бобики в размере затрат. Но это завтра,
завтра не сегодня, как ленивцы говорят. Это я вам так, для страха сказал,
что сегодня.
кого-нибудь. Профессор Дубровский месяц как арестован.
голуба, а это - ветеринар.
осекся. Он вспомнил, что и правда Дубровских два и один из них, старший,
как раз в Ветзооинституте ведает кафедрой зоологии.
желтые-прежелтые).
материал чистопородных линий скота III-IV веков. Еще не верите! Знаете что
тогда? У Потапова висит натуральный Никола Мирликийский. Идемте -
приложусь. Там и водка есть. Пойдемте.
коленки. Корнилов стоял над ним и смотрел. Брюки Зыбина его больше не
трогали.
теперь уже безнадежно замаранных темно-оливковых коленок. - Второй Остап
Бендер. Выдумать такое... нет, точно гений!
принадлежит только общая идея, а воплощение ее... - он загадочно помолчал,
- завтра вы сами увидите это воплощение. О, там бьют уже в рельсу. Каша
готова! Идемте к Потапову. Я сказал: жди, притащу твоего ученого!
трескучей, помятой, но известной всему городу "М-1" ехали директор и
дед-столяр. Черт знает зачем везли сюда деда. Но он сидел, гордо курил и
озирал окрестность. И по ту сторону, и по эту. Вид у него был трезвее
трезвого.
девушка с чистым, продолговатым, матовым лицом и черными блестящими
волосами. Клара Фазулаевна, зав. отделом хранения. Она смотрела поверх
машины и думала что-то совсем свое. А за "эмкой" шла еще машина - длинная,
худая, желтая, стремительная, как гончая или борзая (в машинных марках
Зыбин совсем не разбирался). В ней было только двое: высокий тощий старик
в чесучовом костюме и полный немчик, белобрысый, нежно-веснушчатый,
очкастый, в пробковом шлеме и с фотоаппаратом через плечо. Он и вел
машину.
остановилась, покачиваясь и порыкивая. Дед и директор соскочили. Клара
осталась. Директор что-то спросил ее или сказал ей что-то (ткнул пальцем в
палатки и фыркнул), но она в ответ только дернула плечиком. Оба археолога
смотрели на них с вершины другого холма. Вокруг - кто с киркой, кто с
лопатой - стояли рабочие. Сейчас раскапывали именно этот холм. Только
теперь предполагалось, что это не цитадель, а могила вождя - курган.
Зыбин, смотря на дорогу. - Ну что ж, Володя, идите встречайте, а я пока
сбегаю в лавочку. Раз уж деда привезли, без этого не обойдешься. - И он
побежал вниз.
он...
приехала. Вот он и продал вам свои заготовки!
тут другой рабочий, Митрич, пожилой, степенный, которого бригадир Потапов
втер в экспедицию (толку от него колхозу все равно было чуть), авторитетно
подтвердил:
около реки оставили - она сама ее вела - и сразу оба к яме. Он: "Стойте, я
вам покажу - вот, вот и вот!" - взял ее зонтик да ка-ак начал шуровать,
она сразу и нос в платок: "Не надо, не надо, я и так вас поняла".
не различил, приятно это ему или нет, во всяком случае в эту минуту он
понял, что Корнилова можно и не любить.
с луком сварганила, а меня за коньяком послали. Я обратно шел, три яблока
ей самых-самых, ну что ни на есть самых крупных сорвал, она даже
перепугалась: "Ой, ой, какие, разве такие бывают?"
Я ведь не прислушивался. Только я вот что понял. Она вроде где-то с вами
встречалась. Или вы отдыхали вместе, или куда ездили.
"Он меня теперь не узнает". А он говорит: "Узнает". Потом он сбегал,
какие-то ей два черепа принес, козьи, что ли. Скатерть чистая, так он их
прямо на нее! Жена ее потом в золе стирала. Потом они на речку вместе
пошли... - Он помолчал и добавил: - Руки мыть!
двадцать пять, не больше! Прическа! Цепка! Часики!
лето было сухим. Дожди прошли только недавно - редкие, косые, мелкие
дожди. Такие, если они пролетят где-нибудь около Москвы или Рязани,
называются грибными. Но тут истомленная жаром земля принимала их жадно,
раскрыто, всеми холмами и ложбинами предгорий, всеми гектарами бурых кашек
и белых колокольчиков, пожухлыми листьями кустарников. Белые парашютики
плавали в воздухе - отцвели одуванчики. Нежизненные нежные голубые цикории
на высоких, узловатых, крепких и прямых, как веревки, стеблях выгорали и
становились розовато-фарфоровыми, белыми, серыми, бесцветными. Зной
дрожал, как жар над самоваром. Но вовсю заливались кузнечики. В непогодь
они притихали, а в солнце выбирали самые что ни на есть сухие сожженные
откосы, и все сотрясалось тогда от их стрекота, он был так убийственно
Свержин Владимир
Орловский Гай Юлий
Роллинс Джеймс
Контровский Владимир
Перумов Ник