никто не осмелился бы сказать ни единого слова против доброй и несчастной
государыни. Людовик был также неблагодарным и непокорным сыном: сначала он
затеял тайный заговор против отца, а потом поднял против него открытое
восстание. За первое из этих преступлений он был удален в собственное свое
владение Дофине, где впервые показал себя искусным правителем, за второе -
был окончательно изгнан за пределы государства и принужден чуть не из
милости просить убежища у герцога Бургундского и его сына; он пользовался их
гостеприимством до самой смерти отца, скончавшегося в 1461 году, и отплатил
им впоследствии черной неблагодарностью.
лигой, заключенной против него сильнейшими вассалами Франции, во главе
которых стоял герцог Бургундский, или, вернее, сын его - граф де Шароле.
Предводители этой лиги собрали многочисленное войско, осадили Париж и под
стенами столицы дали решительное сражение, исход которого чуть не погубил
французскую монархию. Но, как это обыкновенно бывает, более ловкий из
противников сумел присвоить себе если не славу и честь, то все выгоды, какие
можно было извлечь из этого спорного сражения. Людовик, показавший редкую
личную храбрость в битве при Монлери <Битва при Монлери была в 1465 году.
Подробнее об этих событиях см, послесловие.> , сумел так ловко повернуть
дело, что смело мог считать эту спорную битву своей победой. Он выждал время
и, когда лига сложила оружие, стал так искусно сеять раздор между ее
предводителями, называвшими себя Лигой всеобщего блага (хотя настоящей их
целью было ниспровержение французской монархии), что лига распалась и
никогда больше не возникала в прежних угрожающих размерах. С той поры
Людовик, которому Англия не была больше страшна, потому что в ней самой шли
в то время междоусобные войны между домами Йоркским и Ланкастерским <Йкорки
и Ланкастеры - две линии королевской династии в Англии; войны между ними за
английский престол в 1455 - 1485 гг., получили название "войн Алой и Белой
розы": в гербе Ланкастеров была алая роза, в гербе йорков - белая.>, занялся
оздоровлением своего государства: он, как искусный, но безжалостный врач, то
уговорами, то огнем и мечом многие годы старался остановить распространение
смертельной болезни, разъедавшей и подтачивавшей политический организм
Франции. Он стремился положить предел разбою вольных вооруженных шаек и
беззаконному своеволию дворян, и мало-помалу, благодаря выдержке и
настойчивости, ему удалось укрепить королевскую власть и если не подавить
совсем, то значительно ослабить своих могущественных вассалов.
Правда, членов Лиги всеобщего блага разъединяли раздоры, но она еще
существовала и, как недобитая змея, могла ожить и сделаться по-прежнему
опасной. Но наибольшая опасность грозила ему со стороны герцога
Бургундского, одного из могущественнейших европейских государей,
возраставшую силу и значение которого ничуть не умаляла его формальная
зависимость от короля Франции.
храбрость у него сочеталась с яростью и неистовством) <Карл Смелый при жизни
своего отца Филиппа Доброго носил титул графа Шароле, после смерти Филиппа
был герцогом Бургундии в 1467 - 1477 гг.>, владел в то время Бургундским
герцогством и горел одним желанием: сменить свою герцогскую корону на
независимый королевский венец. По характеру герцог Карл представлял полную
противоположность Людовику XI.
рискованные предприятия, но зато и не отступал перед раз намеченной целью,
если достижение ее было возможно хотя бы в самом отдаленном будущем. Герцог
же, наоборот, очертя голову бросался в самые опасные предприятия, потому что
любил опасность и не признавал никаких препятствий. Людовик никогда не
жертвовал выгодой даже ради своих страстей; Карл ради выгоды не поступался
не только своими страстями, но даже малейшей прихотью. Несмотря на узы
близкого родства, несмотря на услуги, оказанные герцогом и его отцом
Людовику, когда он был еще дофином <Дофин - титул наследника французского
престола с XIV века; от названия провинции Дофине, которую король обычно
предоставлял во владение своему старшему сыну.> в изгнании, они презирали и
ненавидели друг друга. Герцог Бургундский презирал осторожную политику
короля, приписывая природной трусости Людовика его манеру добиваться своих
целей хитрыми подходами, подкупом и другими окольными путями, тогда как сам
он всегда шел к своей цели с оружием в руках. Он ненавидел короля не только
за его неблагодарность, за личные оскорбления и постоянную клевету, которой
послы Людовика старались очернить Карла еще при жизни его отца, но больше
всего за тайную помощь, которую Людовик оказывал недовольным гражданам
Гента, Льежа и других больших городов Фландрии. Эти беспокойные города,
крепко державшиеся своих привилегий и гордые богатством, часто открыто
восставали против своих властителей, герцогов Бургундских, и всегда находили
поддержку при дворе Людовика, который не упускал удобного случая посеять
смуту во владениях своего могущественного вассала.
скрывать свои чувства. Да и не мог такой глубоко проницательный человек, как
Людовик, не презирать той упрямой настойчивости, с которой герцог стремился
к достижению своих целей, как бы гибельны ни были для него последствия его
упорства, точно так же как не мог не презирать его слепой и безрассудной
отваги, не признававшей ни опасностей, ни преград. Впрочем, король не
столько презирал, сколько ненавидел Карла, и его злоба и ненависть
становились тем сильней, чем больший страх внушал ему этот опасный
противник; Людовик хорошо понимал, что нападение бешеного быка, с которым он
любил сравнивать герцога Бургундского, всегда опасно, хотя бы животное
нападало с закрытыми глазами. Его страшили не только богатство и могущество
Бургундии, не только многочисленность воинственного и дисциплинированного
населения герцогских владений - сам герцог, по своим личным качествам, был
для него опасным врагом. Храбрый до безрассудства, щедрый до
расточительности, окруживший себя и свой двор роскошью и блеском. Карл
Смелый привлекал к себе самых отважных, самых пылких людей того времени,
которых неудержимо влекло к нему в силу сходства их характеров; и Людовик не
мог не понимать, на что способны такие храбрецы под предводительством
бесстрашного, неукротимого вожака.
могущественному вассалу: герцог оказал ему некогда услугу, за которую
Людовик и не подумал с ним расплатиться; он чувствовал себя в долгу перед
ним, и это заставляло его не только быть сдержанным с герцогом, но иногда
даже сносить вспышки его необузданного гнева и дерзости, оскорбительные для
его королевского достоинства, причем он не мог обращаться с ним иначе, как
со своим "любезным кузеном Бургундским".
крайних пределов, вопреки заключенному ими между собой перемирию, правда
временному и очень непрочному. Начало нашего рассказа относится именно к
этой эпохе. Быть может, читатель найдет, что главное действующее лицо этой
повести слишком незначительно по своему общественному положению и что для
его характеристики не стоило выяснять взаимоотношения таких высоких и
могущественных особ; но мы позволим себе напомнить, что нередко страсти,
ссоры, вражда или мирные отношения великих мира сего сильно отражаются на
участи окружающих людей, и надеемся, что из последующих глав каждому станет
ясно, как важно все сказанное в этой первой, вступительной главе для
правильного понимания многих событий в жизни нашего героя.
Глава 2
ПУТНИК
слишком сильно, а освеженный росой воздух наполнен благоуханием, молодой
человек, державший путь с северо-востока, подошел к броду через небольшую
речку, или, вернее, широкий ручей, впадающий в Шер, близ королевского замка
Плесси-ле-Тур, многочисленные мрачные башни которого возвышались вдали над
обступившим его густым лесом. В этой лесистой местности находился la noble
chaise, или королевский охотничий парк, обнесенный оградой, называвшейся на
средневековой латыни plexitium, от чего многие французские деревни получили
название Плесси. В отличие от них, замок и деревня, о которых здесь идет
речь, назывались Плесси-ле-Тур, так как находились в двух милях к югу от
большого красивого города Тура, столицы древней Турени, богатые равнины
которой по праву назывались садом Франции.
два человека; издали казалось, что они поглощены серьезным разговором, но на
самом деле они следили за каждым движением приближавшегося юноши, которого
давно уже заметили, ибо находились на более высоком берегу.
лет; его лицо и весь облик сразу располагали в его пользу, хотя и было
видно, что он не местный житель, а чужестранец. Короткий серый камзол и
штаны были скорее фламандского, чем французского покроя, а щегольская
голубая шапочка, украшенная веткой остролиста и орлиным пером, была,
несомненно, подлинно шотландской. Одет он был очень опрятно, с той
тщательностью, с какой одевается молодость, сознающая свою красоту. За
спиной у него висела дорожная сумка, по-видимому содержащая самые
необходимые пожитки. На левой руке была надета перчатка для соколиной охоты,
хотя сокола с ним и не было; в правой руке он держал крепкую палку. С левого
плеча свешивался небольшой пунцового бархата мешочек нашитой перевязи, какие
носили охотники с кормом для соколов и другими принадлежностями этой
излюбленной в то время забавы. На груди его перевязь перекрещивалась ремнем,
на котором сбоку висел охотничий нож. На ногах вместо сапог были башмаки из
сыромятной оленьей кожи.
Земляной Андрей
Круз Андрей
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Доценко Виктор
Василенко Иван