Биржи.
Зироне, хотя ему было вовсе не до смеха.
спутника, который поеживался и зевал от голода.
статуя императора Леопольда I. Зироне свистнул, словно уличный мальчишка,
и перед ним взлетела стая сизых голубей, которые обычно воркуют под
портиком старой биржи, подобно серым голубям, живущим под аркадами
Прокураций на площади св.Марка в Венеции. Здесь начиналась улица Корсо,
отделяющая старый Триест от нового.
торгующими, но безвкусно отделанными магазинами, скорей напоминающей
Риджент-стрит в Лондоне или Бродвей в Нью-Йорке, чем Итальянский бульвар в
Париже. По ней сновало множество прохожих и то и дело проезжали кареты,
направляясь от Пьяцца Гранде к Пьяцца делла Ленья, - эти названия
указывают на несомненное итальянское происхождение города.
Зироне, проходя мимо магазинов, бросал на них жадные взгляды, как человек,
который стремится, но не имеет возможности туда войти. А сколько там было
вещей, в которых оба они так нуждались! Особенно соблазняли их лавки со
съестными припасами или пивные, где пиво всегда льется рекой, больше, чем
в любом другом городе Австро-Венгерского государства.
прищелкнул пересохшим языком, словно трещоткой.
моста Понто Россо и направились вдоль набережной, к которой могли
приставать даже самые крупные морские суда. Тут приятелей больше не
соблазняли приманки, выставленные в витринах магазинов. Дойдя до церкви
Сант-Антонио, Саркани внезапно свернул направо. Его спутник последовал за
ним без всяких возражений. Они снова пересекли Корсо и углубились в старый
город, узкие, непроезжие улички которого карабкаются по склонам Карста и
расположены таким образом, чтобы их не продувал жестокий ветер "бора" -
ужасный ледяной северо-восточный ветер. В старом Триесте Саркани и Зироне,
не имевшие ни гроша в кармане, чувствовали себя как дома, не то что в
роскошных кварталах нового города.
гостинице, близ церкви Санта-Мария-Маджоре. Но так как хозяин, до сих пор
не получивший от них ни флорина, все настойчивей требовал оплаты счета,
который с каждым днем увеличивался, они обошли этот опасный риф, пересекли
площадь и некоторое время прогуливались вокруг Арко ди Рикардо.
архитектуры. А так как счастливый случай все не подвертывался им и на этих
безлюдных улицах, они отправились искать его на крутых тропинках, ведущих
к старому собору, стоявшему на террасе почти у самой вершины Карста.
подбирая полы своего плаща.
как они взбирались друг за другом на склоны Карста по лестницам, которые
называются здесь улицами. Десять минут спустя они добрались до террасы,
еще более голодные и усталые, чем раньше.
Триестский залив, уходящий в безбрежное море; оживленная гавань, где
сновали рыбачьи лодки и медленно двигались громадные пароходы и торговые
суда; большой город, раскинувшийся у их ног, со всеми его пригородами,
маленькими домиками, громоздившимися по склонам, и красивыми виллами,
разбросанными на холмах. Однако это зрелище не восхищало приятелей. Они
уже повидали на своем веку немало живописных мест, да к тому же не раз
гуляли здесь и раньше, спасаясь от скуки и безделья. Зироне во всяком
случае предпочел бы слоняться перед заманчивыми витринами на Корсо. Но раз
уж они залезли так высоко в погоне за счастливым случаем, оставалось
только терпеливо его дожидаться.
св.Юста есть огороженное место, бывшее кладбище, ставшее музеем старины.
Там не сохранилось могил, кругом валяются лишь каменные обломки старых
надгробных памятников: разбитые римские стелы и средневековые столбы,
куски триглифов и разных украшений эпохи Возрождения, черепки разбитых урн
со следами пепла - все эти осколки старины лежат вперемежку в траве, у
подножия прекрасных деревьев.
и Зироне, который меланхолически заметил:
спросил Саркани.
один счастливый день в неделю, с меня и этого довольно.
насчитывают целые сотни!
лежащей в траве огромной каменной розетке.
его спутника. Подавляя зевоту, Зироне вскоре сказал:
надеялись на него!
дали маху, приятель! За каким чертом полезет он сюда на это старое
кладбище? Когда души покинули свою земную оболочку, он им больше не нужен.
И когда я буду тут лежать, мне тоже будет наплевать на запоздавший обед
или пропущенный ужин. Идем-ка отсюда!
двинулся с места.
болтливость.
хотелось бы повстречать счастливый случай, который, кажется, забыл своих
старых клиентов? В образе кассира из банка Торонталя, который явился бы
сюда с портфелем, набитым банковыми билетами, и передал бы нам сей
портфель от имени упомянутого банкира, рассыпаясь в извинениях за то, что
заставил нас ждать!
раз говорю тебе, что нам нечего больше ждать от Силаса Торонталя.
последнюю просьбу он ответил решительным отказом.
пользовался кредитом? А на чем он был основан? На том, что ты не раз
отдавал свой ум и способности банку Торонталя для выполнения разных...
щекотливых дел. Вот почему первые месяцы после нашего приезда Торонталь
был не слишком прижимист. Не может быть, чтобы ты и сейчас не держал в
руках каких-нибудь нитей, а если ему пригрозить...
плечами Саркани, - и ты не бегал бы в поисках обеда! Нет, черт возьми! Я
не держу Торонталя в руках, но если это когда-нибудь случится, уж я сорву
с него хороший куш и заставлю его выплатить мне проценты и проценты на
проценты с тех денег, в каких он мне сейчас отказывает! Вдобавок я
подозреваю, что дела его банка последнее время немного запутались, он
вложил большие суммы в сомнительные предприятия. Несколько крупных
банкротств, произошедших в Германии - в Берлине и Мюнхене, - отразились и
на банках Триеста, и что бы ни говорил Силас Торонталь при нашем последнем
свидании, мне показалось, что он чем-то встревожен. Надо дать воде
замутиться, а в мутной воде...
Послушай, Саркани, мне кажется, надо еще разок попытаться выжать
что-нибудь из Торонталя! Последний раз постучаться в его кассу и добыть
хотя бы денег на дорогу в Сицилию через Мальту...
шайку мальтийцев, смелых ребят, без предрассудков, с которыми можно
пуститься на любые дела. Тысяча чертей! Чем тут сидеть на мели - лучше
уедем и заставим этого проклятого банкира оплатить нам дорожные расходы!
Хоть ты и мало знаешь о его делах, кое-что ты знаешь, и он будет рад, если
ты уберешься подальше от Триеста!
подохнуть с голоду!
мачехой и не желала его кормить.
оградой кладбища. Это был голубь; он с трудом махал усталыми крыльями и
постепенно опускался все ниже к земле.
голубей, известных орнитологам, принадлежит эта птица, сразу решил, что
она относится к разряду съедобных. Вот почему, указав на нее своему
спутнику, он стал жадно следить за ней.