на часы. Время почти не двигалось - одиннадцать, в прокуратуру еще не скоро,
в повестке сказано в три...
- Чего ты в темноте сидишь? - В сарай влез Мишка, подручный Воробья,
включил свет. - Пожевать у нас есть? - зашарил на харчевой полке.
- Котлеты вон в целлофане... Крошку привез?
- Полтора мешка, красивая, мелкая...
- Ме-е-елкая, - передразнил Воробей. - Толку-то, мелкая: промывать
труднее... А чего поздно? В музее своем дежурил?
- В музее вечером.
Мишка выдавил на котлету майонез из пакетика.
- В прокуратуру скоро поедем?..
- К трем. Один поеду, ты здесь сиди погода путная, клиент будет.
- Ты же не услышишь один.
- Услышу. А не услышу, переспрошу.
- Как хочешь, могу и здесь.
- При чем здесь "хочешь"? Бабки ловить надо суд судом, а деньги своим
чередом. Давай пока вот чего: мрамор глянем еще разок. - Воробей полез на
карачках в угол сарая, под верстак, где в тряпье хранились полированные
мраморные доски. - Чего стоишь? Принимай...
Доски были давно перемерены и переписаны Мишкой в блокнот. Воробей сел
на ведро с цементом, прикрытое фанеркой. Закурил.
- Каждая доска свою цену имеет. Самые ходовые - коелга. Вот эта, белая.
Летят, как мухи. Только доставать успевай. Да их и доставать особо не надо:
ворованные возить будут, прямо к сараям. В случае привезут, доска - бутылка.
Больше не давай, не сбивай цену. А толкать начнем - ноль приписывай...
Сечешь, как монета делается?.. Не возьмут? Еще как возьмут! И еще спросят! -
Воробей вытянул из угла еще одну доску. - Газган вот - эти не покупай. С
виду хороши, красивые - а крепче гранита: скарпели победитовые садятся, три
буквы вырубил - и аут. Искра прям лупит:.. Гарик, ты его застал еще, когда я
в больнице лежал... Вот здоров был клиентам мозги пудрить, без передоха... Я
его и в пару за это взял, за язык. Гарик этот мрамор - газган - эфиопским
выдумал. Клиента клеит, лучший товар, говорит, из Эфиопии, для
правительственных заказов. Клиенты-то все больше - о-о-о! - Воробей постучал
себя по уху, - олухи. Им чего ни скажи - всему верят. Раз эфиопский - все.
Давятся, полудурки. - Воробей сунулся было снова под верстак, но вдруг
раздумал и вылез. - Там еще доски есть, да лазить далеко... Потуши-ка свет,
на глаза давит. Мишка щелкнул выключателем.
- Теперь размеры. Самый лучший - сорок на шестьдесят. Можно сорок на
пятьдесят. Уже не бери - дешевка, шире - тоже плохо: в кронштейн заливать
станешь - с боков мало крошки уместится. Шире шестидесяти - гони сразу. В
высоту до восьмидесяти брать можно. Бывает, требуется. На много фамилий. Не
глядится, правда: цветник сам - метр двадцать длиной, и эта дура, кронштейн,
чуть не такой же... Еще... - Воробей потряс пальцем. - Одно запомни и
другое: выпить не отказывайся никогда. Ты че? У людей горе, а тебе выпить с
ними лень... Сам вот не проси, некрасиво, а помянуть нальют - не
отказывайся. Это нам можно. Ни Петрович, никто еще ругать не будут. Горе
разделил, по-русски...
Летом одного захоранивали, нам наливают. А тут Носенко идет, из треста,
заместитель управляющего. Мы стаканы прятать... Раевский сунул в штаны, а у
него там дыра... Стакан пролетел, а он стоит, как обоссанный. И стакан
котится...
Чего, думаем, Носенко скажет. Ни слова не сказал. А в обед всем велел в
контору. Когда, говорит, официально предлагают помянуть, это не
возбраняется, только не слишком.
Воробей открыл портфель, достал бутылку "Буратино". Глянул на Мишку,
тот уже приготовился смотреть фокус. Воробей взял горлышко бутылки в кулак,
ногтем большого пальца (специально один ноготь оставил - не грыз) поддел
крышечку и легко ее сколупнул. Бутылка зашипела.
- Это ж надо - "Буратино" хаваю. Кому сказать, не поверят. - Понюхал
бутылочку: не скисло ли - после больницы градусов боялся даже в газировке.
Сунул бутылку Мишке: - Нюхни. Ничего?
Выпил, пустую бутылку сунул в портфель.
- А если, говорит, кого увижу - по углам распивают, пеняйте на себя...
Его слова, Носенки.
А ты раз не пьешь - отпей для вида, а остальное, скажи, в бутылочке мне
оставьте. Понял? Воробей всему научит.
Лешка не спеша переодевался в чистое.
- Ну, это, держи на всякий случай. - Он протянул руку Мишке. - Не люблю
за руку, но мало ль...
- Что "мало ль"? - отвел его руку Мишка. - Ты ж не в суд, а к
про-ку-ро-ру!
- Короче, Валька позвонит вечером, если что, - упрямо сказал Воробей. -
Пошел я... Не боись, прорвемся!
Воробей подошел к конторе, заглянул в окно. Петрович был в кабинете,
сидел за столом и ничего не делал. Воробей вошел без стука, ему можно и без
стука.
- Вскопал я...
- Пойдем выйдем, - Петрович вылез из-за стола. Они отошли от конторы. -
Леша, слушай... Слышишь?
- Ну?
- Такое дело: забудь, что бесхоз копал. Понял? Нормальная родственная
могила, понял?
- Кому говоришь, Петрович! - Воробей скривился.
- Ладно. С этим все. - Петрович достал иностранную пачку. - Закуришь?
- Давай... Черные?.. Это какие ж такие, не наши?..
- Американские, попробуй...
- Они без этой, без дури? Сам знаешь, мне теперь анашу ни-ни.
- Да нормальные они, кури. Когда тебе?
- К трем.
- Ну, ни пуха. Чего мог, сделал, "бригадир Воробьев", - Петрович
улыбнулся. - Главное, молчи побольше - глухой, и весь разговор. Валька,
смотри, чтоб не напилась.
- Да она не придет... - Воробей потупил глаза. - Я ей утром бубен
выписал. Трояк на похмелку клянчила. - Воробей усмехнулся и посмотрел на
Петровича, как тот отреагирует.
Но Петрович уже глядел в сторону и нетерпеливо крутил на пальце ключи с
брелоком в виде голой бабы.
- Ну, тогда будь здоров, Воробей, ни пуха!
- К черту! - Воробей повернулся.
-- Погоди! Чуть не забыл, за работу... - Петрович сунул деньги Воробью
в карман.
Лешка заметил: зеленая.
- Не много? - он с удивлением посмотрел на заведующего.
- В самый раз. Ну, дуй, - Петрович махнул Воробью рукой и засеменил в
контору.
"За яму полcта!.. Залетит Петрович, точняк залетит. Жалко. А что б я
без него тогда!.. Сдох бы!"
...Тогда, полгода назад, в октябре, с забинтованной головой,
полуглухой, накачанный вместо крови холостой жижей, со справкой инвалида
второй группы без права работы, предупрежденный о лежачем режиме, в
сандалетах и грязном пиджаке Воробей сидел в кабинете Петровича.
- Ну, чего, Леш? Я тебя бригадиром провел задним числом...
- Громче говори, - буркнул Воробей.
- Пенсия, говорю, больше будет! - крикнул заведующий.
- Ты мне, Петрович, мозги не пыли. Я работать буду. Если возьмешь.
Возьмешь - не забуду. Воробей трепаться не любит. А?
Петрович встал из-за стола, прошелся по кабинету. Заметил заляпанные
грязные сандалеты на зябко поджатых ногах. Достал со шкафа рефлектор и,
поставив его у ног Воробья, включил.
- Ага, - сказал Воробей.
- Денег-то нет? - спросил заведующий.
- Да Валька все... - Воробей щелкнул себя по горлу. - Пока в больнице
лежал.
- Ладно. Котел топить будешь, а то вон холод уже, там поглядим. Про
инвалидность - никому. Справку спрячь. Понял? И оденься хоть как... Смотри,
синий весь.
-- Да, в больнице крови пожалели, думали аут.
Воробей входил в должность. Да и то сказать - входил... Он и прошлые
зимы котлом заведовал, без приказа. Как холода начинались в конце октября,
перебирался из сарая в котельную. Ни Петрович, ни до него заведующие - никто
с котлом забот не знал. Обо всем хлопотал Воробей. У звонаря дяди Лени - он
же и завхоз церковный, - брал в складе уголь, набивал угольный ящик доверху,
нарезал поленницу на хоздворе из спиленных по просьбе клиентов деревьев и
всю зиму безукоризненно командовал котлом. Пьяный ли, похмельный - в семь
утра заводил тяжелую, с матом, хрипом, возню в трафаретной - запаливал
котел.
Контора - Петрович, смотритель Раечка - приходила к положенным девяти в
благостную теплынь.
Несколько раз Воробья не было - контора чуть не вымерзала. Котел никому
не давался: все делали вроде по-воробьевски, а он - вдруг - гас ни с того ни
с сего. Выгребай из него всю вонь и - по новой заводи. "У Воробья секрет
есть". Уголь Воробью давали в церкви безропотно. И деньги взаймы - когда ни
приди - староста Марья Ивановна, тяжелая хваткая старуха, а нет ее -
заместительница Анна Никитична, худенькая, в черном. После больницы
Никитична сто дала, "до лета". Давать-то давали, но, ясное дело, не за
здорово живешь...
Хоронили когда-то давно батюшку отца Василия. Душевный был старик. Чуть
не до самой смерти, уже за восемьдесят, службы служил и отпевать ходил на
самые дальние участки, не ленился. Да и так просто нравился всем: и как
здоровается, шляпы чуть касаясь, и как с попами подчиненными говорит
Сертаков Виталий
Жюль Верн
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Корнев Павел
Никитин Юрий