read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



Феликс посмотрел на меня с уважением.
-- Попробовать, конечно, можно, -- пожал плечами Удилов. -- С Верочкой
надо только посоветоваться...
-- Ты не крути, -- прервал его Феликс. -- С Веркой я сам поговорю.
Отвечай за себя: согласен или нет?
Удилов сложил на груди руки, похмыкал и сказал, что согласен.
-- Молодец! -- похвалил его Феликс. -- Будешь моим замом по
инструменту. Только на тебя в таком тонком деле можно положиться.
Удилов сдерживал гордую улыбку.
-- Но это не все. За тобой рытье котлована и другие особо точные
работы. Обтесывание бревен, перетаскивание камней, подноска воды...
Потом мы снова заправляли самовар, называли Феликса командиром и
говорили, что он голова: так быстро подписал нас на гигантскую стройку. И
главное, все предусмотрено, все рассчитано. Купим за бесценок хороший
бревенчатый дом, завезем всякий там цемент, песок и начнем заливать
фундамент. А на следующее лето поставим сруб и займемся отделкой...
Феликс чиркал в блокноте эскизы и улыбался задумчиво.

Сразу после войны отец получил участок на Карельском перешейке и
разрешение на вывоз стройматериалов с разрушенной линии Маннергейма. Отец
собирался поставить избушку и разбить огород -- шестеро детей просили есть.
Слово "дача" тогда произносилось с иронией. Оно плохо вязалось с колючей
проволокой в близком лесу, табличками "мины" и карточной системой.
Отец разобрал остатки какой-то казармы, прихватил несколько патронных
ящиков-сундуков и привез материал на участок, который числился в визуальных
ориентирах: от старого дуба до бетонного погреба и от дороги до заброшенного
колодца. Сосновый брус, вагонка в буро-зеленых маскировочных пятнах и
оконные рамы были сложены на зиму в штабеля и сбиты скобами.
-- Теперь, Шурочка, заживем! -- радовался отец, обсаживая участок
кленами. -- Четверо сыновей! Две дочки! Зятья будут, невестки! Внуки пойдут.
Да и мы с тобой еще не старые. Картошки насадим, арбузы потом разведем,
цветы! Черпни воды из воронки, полей. Карточки, наверное, скоро отменят...
Зимой отец фантазировал над проектами будущего дома и посылал подросших
в эвакуации сыновей на закопченные развалины, где еще пахло жильем и гарью,
собирать гвозди, петли и дверные ручки. Ящики дубового письменного стола --
немногой мебели, уцелевшей в блокаду, к весне отяжелели от гвоздей и
выдвигались с пронзительным писком. Гвозди по вечерам выпрямляли на куске
рельса мои будущие старшие братья точнее -- старшие братья будущего меня,
поскольку я тогда еще не планировался. Четвертый старший брат, находясь в
трехлетнем возрасте, наверняка мешался под ногами и норовил сунуть палец
между звонким рельсом и молотком.
...Когда отец с матерью наведались по мартовской ростепели на участок,
они обнаружили на месте высоких штабелей лишь несколько досок и зеленый
патронный ящик с оторванной крышкой. Отец расстегнул длиннополую
железнодорожную шинель с погонами инженер-капитана, сел на ящик, усадил
рядом мать и закурил: "Не горюй, Шура. Что-нибудь придумаем..."

Оставшихся под снегом досок хватило лишь на то, чтобы сколотить будку
овчарке Джульбарсу и стол на улице. Патронный ящик не уцелел.

Два лета подряд, пока отец по крохам собирал дощатую времянку, семья
жила в бетонном погребе. Отец снял с его крыши земляную засыпку, и камень,
нагревшись за день, ночью отдавал тепло.
Рядом с погребом -- там, где у нас сейчас клумба с маргаритками,
торчала мачта. По утрам на мачту взлетал красный вымпел. Мать вышила на нем
шесть маленьких разноцветных значков: якорь, футбольный мяч, ромашку,
самолетик... Дети сами заказывали себе символ.
На подходе к погребу спал в своей будке Джульбарс, собака редкой отваги
и дерзости. (Единственный его недостаток состоял в боязни воды -- пес ни за
какие лакомства не лез в воду. И лишь однажды, уже на склоне своих собачьих
лет, он бросился в неглубокую, но стремительную речку, в которую я бухнулся
в трехлетнем возрасте, и выволок меня за рубашку на берег --к испугу и
радости сестер, собиравших неподалеку конский щавель. Когда шум и страсти
вокруг меня стихли и сестры, развесив мою одежду на кустах, подошли к Джулю,
чтобы погладить его и похвалить, он рыкнул на младшую и больно тяпнул за
руку старшую, словнов науку за их ротозейство.)
По утрам отец выстраивал сонных детей для подъема и распределял наряды
на текущий день. Мать тихо протестовала, но отец был непреклонен: вставать
надо с восходом, ложиться с закатом. Задания давались простые: полить и
прополоть огород, наловить рыбы и принести грибов. Старшим -- приискивать
бревна, доски, куски ржавого железа.
Родители садились в третий вагон паровика с клепаными боками и,
проезжая по мосту, с которогопросматривался наш участок -- погреб,мачта с
вымпелом, тронувшиеся в рост клены, каркас времянки, -- махали из окон: отец
фуражкой с белым верхом, мать -- платочком. Паровоз, дымя трубой и застилая
поляны желтым дымом, вез родителей к Ленинграду, где на месте рухнувших
домов еще стояли фанерные фасады с нарисованными окнами, и власть в семье
переходила к старшему брату Брониславу, который в то время готовился
поступать в Высшее арктическое морское училище. Он великодушно отправлял
мелюзгу досыпать и шел с Феликсом рыбачить на залив или озера.
Выспавшись, младшие братья брались за огород и поджидали прихода
братьев с уловом и грибами.
По воскресеньям отец строился. Белели свежими срубами соседские дома,
качались в гамаках вездесущие дачники, и в пятнистых сарайках хрюкали
поросята. Попробуй отличи свой материал от чужого, если возили с одного
места... Отец посвистывал и заигрывал с матерью, хлопотавшей у дымившего
очага: "Шура, ягодка моя, балкон будем делать?" Он брал каску с гвоздями и
шел приколачивать доску, которую Броня с Феликсом уже прилаживали к стене.
-- Обязательно, -- подыгрывала ему мать и громко добавляла: -- Мне
посоветовали в Москву написать, товарищу Сталину. Тогда быстро найдут, кто
из нашего леса дом построил.
-- Ну ладно, ладно, -- понижал голос отец. -- Не пойман -- не вор.
Успокойся. Смотри, какая погода чудная.
-- Успокойся...-- помешивала крапивные щи мать. -- Если бы даром
досталось, а то ведь ссуду брали. А кое-кто за наши деньги особняки отгрохал
и дачников пустил. Нет, я напишу!..
...Отец погасил ссуду к пятьдесят шестому году. Десять лет семья
возвращала деньги за материал, украденный зимой сорок шестого года. Но
выплатили честь по чести -- есть справка...

Когда при заполнении анкеты в военкомате я сказал, что мой отец родился
в Санкт-Петербурге, пахнущий одеколоном лейтенант посоветовал мне не
выпендриваться и не разводить здесь белогвардейщину.
Я сказал, что из прошлого, как и из песни, слов не выкинешь: отец
появился на свет не в Ленинграде, не в Петрограде, а в Санкт-Петербурге.
Именно так в 1904 году назывался наш город.
-- В военном деле нужна точность, -- добавил я.
Лейтенант окинул меня долгим надменным взглядом и записал: "Ленинград
(Санкт-Петербург)".
-- Живой еще? -- макнул он перо в чернильницу.
-- Кто?
-- Родитель. Четвертого года рождения все же...
-- Отец жив, -- покраснел я. Сзади, у стендов гражданской обороны,
хихикали раздетые до трусов одноклассники, и я стеснялся пенсионного
возраста своего отца.
-- Ну вы даете! -- смачно сказал лейтенант. -- У меня батя двадцатого
года рождения. Детей надо делать в молодости...
Я промолчал.
-- Мать?
-- Умерла, -- негромко сказал я. -- Два года назад, в шестьдесят
четвертом.
Лейтенант неодобрительно покрутил головой. Потом он долго скрипел
пером, внося в карточку годы рождения и места работы двух братьев и двух
сестер, и нетерпеливо поглядывал на меня.
-- Все? -- поставив точку, с тревогой спросил он. -- Больше никого нет?
-- Никого.
-- Ну вы даете!..
Санкт-Петербург так и остался в моей воинской анкете. Из песни слов не
выкинешь.
Отец помнил Октябрьскую революцию так же, как я помню полет Гагарина.
Хорошо помнил. Ему только что исполнилось тринадцать лет.
Когда полетел Гагарин, мне было двенадцать. Я видел по телевизору, как
он спускается по трапу самолета и идет по ковровой дорожке.
Отец родился за несколько недель до Кровавого воскресенья. Я -- в
середине века. Между нашими днями рождения легли две мировых войны и три
революции.
Когда акушерка на Обводном канале хлопнула меня по синей попке и я,
впервые хлебнув воздуха, закричал тоненьким голоском "у-а! у-а!", отцу было
уже сорок пять. Я был его седьмым ребенком и восьмым у матери.
До меня так же пищали, глотнув ленинградского воздуха, пять моих
братьев и две сестры. Они пищали в разные периоды нашего государства: "после
революции", "до войны" и "во время войны". Я пискнул "после войны". По нашей
семье можно изучать историю у нас длинная семья.

Мы строим дом.
Мы приезжаем в субботу утром, затапливаем печку и быстро натягиваем
дачные обноски. Феликс, в рваном сомбреро и ватнике, выводит нас на улицу и
для порядка пересчитывает. Краснеют клены вдоль покосившегося забора, вянет
трава, прибитая ночными заморозками, и мелкий дождик моросит по крыше.
Предполагается, что новый дом встанет на месте старого. Но старый



Страницы: 1 [ 2 ] 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.