Чтение 2–й страницы книги ~Один год в Израиле~

комфортен, как иные чужие виллы, в которых Ирине пришлось поработать, наводя
там блеск. Но домик этот давали почти задаром, можно пережить до лучших
времен -- пока заработаешь деньги и построишь дом.

Ирина сразу прикипела сердцем к этому своему караванчику и к месту, где
он разместился. Поселок окружали горы и сосны, небо улыбалось, а воздух
хотелось пить и пить. К домику прилегал клочок земли, вернее, площадка в
несколько квадратных метров, куда надо было привезти землю. Ирина уже
мечтала, что посадит здесь цветы и деревья. И как это будет красиво.

Они уезжали в Галилею, а мы с мужем оставались внизу -- в те караваны
селили только молодых. Нам надо было менять квартиру: мы одни, даже если бы
сели па хлеб и воду, не смогли бы оплатить этот за полгода немного
облагороженный сарай. Потому и селятся олимы по две, по три семьи вместе,
одной семье снять жилье не по карману, вернее -- не но корзине. Нам тоже надо
искать что-нибудь подешевле.

Но как расстаться с Ципорой?

Вот какая злая шутка была сыграна с нами за те короткие двадцать минут,
когда, перепуганные отсутствием квартир, мы сдались и подписали договор. Нам
что-то прочитали на иврите, что-то быстренько перевели, ни одно слово, кроме
"пятьсот долларов", не задержалось в несведущих головах. Честно говоря, мы
не понимали и что такое "пятьсот долларов" -- всю жизнь мы считали только
рубли.

Нам подсунули какие-то бланки и подали авторучки. Главы семей поставили
свои подписи. Спустя время, оправившись от шока, мы попросили старожилов
перевести нам договор. Оказалось -- мы продали себя Ципоре в рабство на
двенадцать месяцев. И еще оказалось, что если мы нанесем повреждение ее
сараю, то должны будем выложить ни много ни мало -- пятнадцать тысяч
долларов. К договору были приколоты векселя, у нас оставались копии.

-- Вы знали, что подписываете? -- спросил нас один знакомый, прочитав
договор.

-- Нет, конечно.

-- А если бы здесь был вынесен вам смертный приговор, вы бы тоже
подписали?

-- Конечно.

Нам трудно было представить, что главное, что мы должны делать на своей
исторической родине, -- это с первой минуты держать ухо востро.

Прошло только полгода, рабство наше не закончено. Надо говорить с
хозяйкой, надо как-то уладить это дело, и Ирина отважилась:

-- Пойду к Ципоре.

Была суббота. За столом сидели сыновья Ципоры, их жены. Ирине не
предложили сесть, и, стоя, она сказала:

-- У нас нет денег, -- и все остальное, как есть.

-- Двадцать процентов, -- произнес один из сидящих за столом, красивый
смуглый молотой человек, и спокойно стал смотреть на Ирину.

-- Двадцать процентов, -- подтвердила Ципора и тоже посмотрела на Ирину --
не так спокойно, но и без робости.

Ирина вдруг подумала: как они похожи -- мать и сын, одно лицо, только она
светлая, а он -- сын Востока

-- Двадцать -- от чего?

-- От того, что вы еще должны заплатить за полгода Сколько же это,
двадцать процентов? О, Господи!..

-- Но у нас нет таких денег. Мы и уходим потому, что нечем платить.

-- Как хотите. Живите, как жили. Мы вас не гоним Да, но опять -- пятьсот
долларов в месяц, а их нет. Но это начинается сказка про белого бычка. Тема
была исчерпана. Все молчали. Ирина вышла.

Торги продолжались три дня. На помощь пришли наши новые знакомые, ватики,
как в Израиле называют тех, кто не родился здесь, но живет давно, -- Абрам и
Ира. О них я еще расскажу.

-- Побойся Бога, -- говорила Ира нашей хозяйке, -- ты и так содрала с них
кругленькую сумму.

-- Почему я должна дарить им (нам то есть) эти деньги? -- не могла взять в
толк Ципора. -- У меня тоже есть дети, я должна им помогать.

Ах, вот оно что! Ципора должна помогать детям. Святое право матери. Ее
дело, как понимать помощь.

Мы тоже долго не могли взять в толк: почему она не поможет своему
младшему сыну? В одной из комнат просторной ципориной квартиры ютился ее
младший сын Тамир со своей юной женой, тезкой матери, и двумя малышами-
погодками. Милая Ципи из приюта свекрови часто убегала к своей матери --
немного отдохнуть. В канун субботы она почти всегда уходит: после шума дети
совсем не спят. Ципи па наших глазах худеет и гаснет. Тамир уходит на работу
рано, возвращается затемно, одни руки на все.

Иногда, если есть время и нет дома Ципоры, Ирина заходит к ним и играет с
малышами. Или Аля берет старшего, своего любимца Шломи, и идет с ним гулять.
Тогда Ципи бросается на кухню, в ванную, -- за короткое время надо успеть все
переделать.

-- Ты ела сегодня? -- спрашивает у Ципи Ирина.

-- Сейчас поем, -- виновато отвечает та.

-- Мама, -- возмущенно говорит мне потом Ирина, -- ну что, Ципоре трудно
сварить кастрюльку супа?

-- А где Ципора?

-- Кто ее знает. Где-то. Ципи делится с Ириной. Она мечтает о своем
уголке. Снимать квартиру нет денег, а жить со свекровью...

Ах, как она хороша, Ципора, в черной удлиненной клешовой юбке, что
колышится в такт ее легкому шагу, и сиреневой расшитой под золото блузке.
Очень ей к лицу. Она поднимается по лестнице с сумками, полными снеди.
Завтра опять суббота.

-- Аля, -- просит тихая Ципи, -- помоги мне снести коляску. -- Ципи
собирается к маме -- перебыть субботу

-- Почему Ципора не отдаст квартиру, где мы живем, Тамиру? -- спросила
однажды Ирина одну из невесток Ципоры. -- Ведь, кажется, она любит Шломи.

-- Но она ведь никому из сыновей не помогает, почему должна Тамиру? --
недоуменно ответила невестка.

А кто помогал самой Ципоре растить детей? Мать? Тетя? Муж? Она не похожа
на женщину, изможденную жизнью.

...Мы пошли к адвокату. Молодая элегантная женщина-адвокат раз в неделю
принимала в Сохнуте бесплатно.

-- Уходите, -- сказала она, выслушав нашу исповедь. -- Ничего вам не
сделают. Я с ними поговорю.

Надо отдать ей должное -- после только одного напоминания Иры, нашей
знакомой, адвокат позвонила сыну хозяйки.

-- Чего ты заботишься о них? -- спросил у адвоката красавец сын. -- Какое
тебе дело? Что тебе, если я сдеру с них эти деньги?

-- Если будет суд, я пойду их защищать.

-- За какой гонорар? -- этот вопрос мы задавали уже сами себе.

В те четыре дня, что шли торги, Ирина разыскала для нас небольшую
компактную квартирку. В ней давно никто не жил, надо было чистить, мыть,
белить и красить, но мы были согласны. Главное -- сравнительно недорого. Хотя
-- с чем сравнивать? В маклерской конторе (сколько их расплодилось в
Израиле!) перед нами предстала та самая женщина-адвокат. Не моргнув глазом,
она положила в свою маленькую сумочку чек на немалую сумму -- для нас очень
немалую, она знала -- за час работы. Правда, на этот раз нам все объяснили и
все перевели, мы взяли с собой своего переводчика.

-- У вас есть только один выход, -- сказал нам знакомый маклер, -- уговорите
хозяйку уменьшить сумму отступного.

Сумма сползла до тысячи шекелей. На то время это было примерно четыреста
долларов.

-- Пусть будет не столько, сколько сказал мой сын, пошла на уступки
Ципора. -- Дайте тысячу. -- Она тоже не хотела затевать безнадежное судебное
дело.

-- Но у нас нет сейчас и тысячи, -- убеждала ее Ирина. -- Смотри, сколько
нам дали в корзине на все и сколько мы заплатили тебе только за квартиру.
Почти ничего не осталось.

О том, что никто из нас не работает, она знала. Сыновья обещали помочь с
работой, но до того ли им?

-- Пойди в Сохнут, попроси, тебе дадут.

Вот как она понимала наши возможности! Она считала, что о нас заботятся,
мы можем делать заявки на любые суммы. Отчего же и ей не поживиться?

В тот же день Алина играла со Шломи. Ципи рассказала ей, что у их
знакомых олимы тоже съехали до срока, и суд присудил оплатить все по
векселям да еще судебные издержки. Понятно, это Ципора подкинула эту
историю, а добрая Ципи рассказала нам, чтобы мы знали и что-то придумали.

Но и Ципора боится, что мы уйдем, а потом ищи нас. И сыновья не очень-то
спешат на помощь -- свои заботы. Двери в квартире напротив не закрываются,
Ципора непривычно сидит дома и даже играет на лестнице с внуком. Ясно --
следит.

Ну, что мы -- преступники, в самом деле!

Ирина опять пошла на переговоры.

-- Ладно, -- сказала Ципора. -- Пятьсот.

Пятьсот шекелей -- двести долларов... Тоже много, но больше она не
уступит. Надо ковать железо, пока горячо. Ковать до субботы, до того, как
появится здесь темноволосый красавец.

-- Не забудьте порвать все копии договора, -- учил нас тот же знакомый
маклер, -- возьмите расписки, что она не имеет к вам претензий.

Полтора часа мы жили, как в детективе -- по минутам. Ищем, кто напишет
расписки: мы еще не настолько знаем иврит. Звоним знакомому старожилу. Он
сам писать, оказывается, не умеет, но знает девушку, которая сможет это
сделать. Бежим, едем, ищем, находим. Не где-нибудь -- в полиции, девушка как
раз дежурит. Возвращаемся. Садимся за стол. Читают, щупают, рассматривают,
опять читают. Подписывают.

-- Рвите, рвите скорее, -- говорит Ципи и пододвигает Ирине векселя.

Слышно, как рвется бумага. Ирина зажимает в руках клочки. Ципора