смотрела на чистый лист бумаги. Потом подумала:
кучу дел, а главное -- срочно позвонить маме, чтобы взяла дочку, Светку-
младшую. Ее нельзя сейчас оставлять с отцом.
институтского здания, где был междугородный телефон.
старалась ни о чем не думать. Будь, что будет.
главное, Светлана еще ничего не решила для себя, и она гнала прочь
бесконечные мысли о том, что с ними случилось, почему, что надо делать и чем
все это кончится. А может, кончилось -- уже? И делать ничего не надо?
месяц в командировке, даже тогда, когда она садилась за пульт и вызывала на
экран программу. Даже тогда, когда ругалась с начальством, требуя, чтобы
проверили технику, наладили технику -- из-за этого были сбои в программах.
Мысли эти заползали под корку, громоздились там и жили себе самостоятельно,
неуправляемые никакой математикой. А когда Светлана, уставшая, валилась на
гостиничную кровать, мысли выползали -- вот они, мы, ты нас не дожевала. Жуй,
несчастная!
несчастной. Но счастья, которое было, она его держала в руках -- где оно?
Может, это и есть судьба? Странная какая-то сводница. Нет, нет, это не могла
быть случайность. А что? Была -- любовь? Любовь -- была? И есть ли еще --
любовь? Или что -- есть?
многие ее однокурсницы: пора, и выходили замуж. Но Светлану все что-то
уводило, вело -- мимо. Чего-то она ждала. Чтоб вспыхнул свет. Чтоб замерло в
груди. А вот -- не замирало.
бывали вместе, вокруг считали, что они -- пара, что женитьба их -- дело
времени. Когда Светлану спрашивали об этом, она смеялась, говорила:
мягкими розовыми губами. Еще в самом начале, когда они только познакомились
в какой-то студенческой компании, он пошел провожать Светлану, попытался ее
поцеловать, прикоснулся губами к щеке. Это было неприятно, она отстранилась.
Он понял, больше целовать не пытался, но стал бывать у нее, -- может быть,
решил, что время поработает на него.
почему? Был ли он в самом деле так умен, как казалось, и так ли невероятно
много знал? Она могла слушать его бесконечно. Он заходил за ней на факультет
после занятий, и они шли, куда глаза глядят, бродили по огромному тенистому
парку. Спутник ее говорил и говорил, казалось, это могло длиться вечно, она
будет слушать.
понимала это -- каким он был молодым, и с неудержимостью юности увлекался все
чем-то новым и новым, словно не мог допустить, что в мире осталось что-то,
чего он не прочел, не узнал, не понял. Господи, разве это возможно?
казалось ему, он открывал -- для себя, давно, наверное, известное
человечеству. Но он отыскивал глубину и нырял в нее, увлекая за собой
Светлану.
формулах была стройность, гармония, словно на них покоилась основа
мироздания. Тогда, в восемнадцать лет, Светлана, понятно, не думала о
мироздании, это сейчас она понимала: господи, как хорошо, что она прочно
стоит на ногах, что есть у нее нормальная мирская профессия и владеет она
своей профессией неплохо, в любой ситуации, на любых ухабах это дает силы. А
тогда она просто училась. Науки давались ей легко, сызмальства она привыкла,
так ее приучила мама, все, что делала, делать хорошо, и Светлана училась
добросовестно. И с удовольствием. Ей нравилось то, чему ее учили.
головоломных задач, существовала тьма интересных вещей. Она и раньше, в
школе, много читала, но это было обычное чтение -- сюжеты, герои, любовь. Ее
филолог, казалось, не следил за сюжетом, любовь в книгах его не интересовала
читал совсем не то, что полагалось по программе. Он увлекался историей. За
жуткие по тем временам деньги он купил у букиниста Соловьева. Почти наделю
он не появлялся у Светланы, а когда пришел, спросил:
всегда читала по ночам. Возвращая книгу, сказала:
Хочешь, я принесу тебе другие тома? Об эпохе Ивана Грозного?
слышала его голос. Время словно сдвигалось, туман редел, она жила в иные
эпохи, люди вокруг были незнакомы. Но оттуда сюда, к ним, тянулись нити,
может быть, не все видели их, эти нити. А он -- видел. Он живописал, но умел
и все расчленить, расставить по полочкам. Они возвращались из путешествия
обратно в последнюю треть двадцатого века, здесь тоже было страшно, но он
отряхивался, смахивал пыль с сандалий и шел обедать. А у нее еще долго
кружилась голова.
было необходимо -- аудитория, пусть даже из одного человека. Иногда она
пыталась сказать что-то свое, он не мог этого допустить. Она умная девочка,
он согласен, но что за глупости она говорит.
и, кажется, не собирался всплывать. Но у него, наверное, был надежный
скафандр, а у нее -- не было, она вообще не умела плавать и чуть не оказалась
на дне, во всяком случае нахлебалась достаточно.
случайных встречных, на прохожих на улице и видела в них Мышкиных,
Раскольниковых, Ставрогиных. Это становилось навязчивым, как болезнь.
всегда, куда-то двигались люди.
ученица. Переплюнула его, учителя. Только куда это тебя заведет?
получилось.
кого из героев Достоевского ведет твоя родословная
вдаль. -- Во мне болит. Это моя боль.
Это -- мое.
качнулась. Что это было? Наитие? Голос предков? Или внутреннее чутье уловило
фальшь?
помолчал. Потом подошел к ней вплотную, остановился, усмехнулся, нехорошо
усмехнулся:
к богоизбранному народу. Конечно, у того народа главное -- мамина кровь. О!