Чтение 2–й страницы книги ~Пир горой~

род, и никому еще до сих пор не удалось добраться до сокровища, несмотря на
очень смелые попытки, как, например, история знаменитых братьев Поповых,
положивших на это дело миллионы. Егор Иваныч успел состариться, а сокровище
оставалось нетронутым. И вот теперь, когда его голова уже покрылась первым
снегом, оно само пришло к нему, это сокровище. Во всей истории было что-то
сказочное: и Спиридон, и старец Мисаил, и слухи, которые опередили
Спиридона. Сам Спиридон не внушал Егору Иванычу доверия: мало ли по Сибири
таких бродяг шатается! Просто купил у бухарцев золота и подманивает.

- Ну, вот что, мил друг, утро вечера мудренее! - строго проговорил Егор
Иваныч, поднимаясь с места. - Сегодня ты ступай в Увек, там заночуешь.
Третья изба с краю... Скажи, что Егор Иваныч прислал. Да смотри: ешь пирог с
грибами, а язык держи за зубами.

Мужик посмотрел на Егора Иваныча исподлобья, как настоящий травленый
волк, а потом свернул свою тряпочку с золотом и ответил:

- Што же тут держать-то: я никого не неволю. Дело полюбовное, Егор
Иваныч.

Егор Иваныч покраснел, не сдержался и только сухо ответил:

- Што же, другим понесешь золото?

- А хошь бы и так... Ведь ты меня не купил. Говорю любовное дело. Брюхо
за хлебом не ходит...

- Как ты сказал, мил человек?

- А так и сказал... Сначала коня запрягают, а потом в сани садятся.
Я-то вот тыщи с три верстов отмерил до тебя, а ты меня пирожком накормил...

У Егора Иваныча глаза потемнели от бешенства, - очень уж дерзкий
мужичонка, - но он переломил себя и только заметил:

- Зубы-то, мил человек, побереги. Пригодятся...

- У волка в зубе - Егорий дал! - смело ответил странник.

Когда он вышел, Егор Иваныч громко ударил по столу кулаком.

- Нет, как он разговаривает-то, челдон?! - кричал старик, давая волю
накопившемуся негодованию. - Слышал, Яков Трофимыч?

- Как не слышать, - равнодушно подтвердил слепой. - Значит, вполне
надеется оправдать себя, ежели такие слова выражает. И то сказать, што ему
кланяться нам со своим золотом?..

- Да ведь это еще в трубе углем написано, его-то золото!.. Надо его еще
найти, а он вперед на дыбы поднимается... Одним словом, варнак...

- Не велик, видно, зверь, да лапист. А Мисаил-то што пишет?

- Да вот послушай, Яков Трофимыч... Очень уж уверился старичок вот в
этом самом Спиридоне. Как бы ошибки не вышло.

Егор Иваныч опять оседлал свой нос очками, развернул грамотку и только
приготовился читать, как в горницу вошли Агния Ефимовна и Аннушка. Старик
нахмурился и проговорил, обращаясь к дочери:

- Анна, ты иди-ко к себе в келью. Не бабьего это ума дело, штобы наши
разговоры слушать...

Послушница простилась и вышла, а Агния Ефимовна, как ни в чем не
бывало, подсела к мужу, положила к нему руку на плечо и вызывающе посмотрела
на сердитого гостя своими большими карими глазами. Егор Иваныч вскочил и
грузно заходил по комнате.

- Ну, што же Мисаил-то? - спросил слепой.

- Ах, отстань!.. Терпеть ненавижу, когда, напримерно, всякая баба будет
нос совать не в свое дело. Всяк сверчок знай свой шесток...

- Куда же мне идти от слепого мужа? - спрашивала Агния Ефимовна самым
простым тоном. - Он как малый ребенок без меня...

- Не тронь ее, Егор Иваныч, - вступился за жену слепой. - Она у меня
разумница... Не бойся, не разболтает чего не следует. Ты, Агнюшка, не
бойся...

- И то не боюсь, Яков Трофимыч. Не какая-нибудь, а мужняя жена. Некуда
мне уходить-то...

Агния Ефимовна была еще молода, всего по тридцатому году, и сохраняла
еще свою женскую красоту. Лицо у нее было тонкое, белое, нос с легкой
горбинкой, брови черные, губы алые; сидение в скитском затворе около слепого
мужа придавало этому лицу особенную женскую прелесть. Вывез жену Яков
Трофимыч откуда-то с Волги, когда зрячим ездил по своим делам в Нижний. Егор
Иваныч как-то инстинктивно не любил вот эту Агнию Ефимовну, правильнее
сказать, не верил ни ее ласковому бабьему голосу, ни этому смиренному
взгляду, ни ее любви к мужу. Сейчас в особенности старик ненавидел эту
женскую прелесть, мешавшую делать большое мужское дело.

- Ну што же ты, Егор Иваныч? - спрашивал слепой. - Што тебе Мисаил-то
пишет?

- Не мне, а матери Анфусе, - поправил его Егор Иваныч. - Дело не в
письме, Яков Трофимыч... Нет, не могу я с тобой по-сурьезному разговоры
разговаривать!..

Слепой тихо засмеялся, откинув назад голову. Агния Ефимовна поднялась,
выпрямилась и заговорила твердым голосом:

- Ты не можешь, Егор Иваныч, так я тебе скажу...

- Ну, ну, скажи! - подзадоривал старик, усаживаясь к столу. - В чем
дело, Агния Ефимовна? Поучите нас, дураков...

- Приходится, видно, поучать... Зачем Спиридона отвел сейчас? Характер
свой захотел потешить? Только одно забыл, што этот Спиридон из тайги сюда
три месяца шел, што ежели бы его поймали на дороге с золотом, так ни дна бы,
ни покрышки он не взвидел, што... Одним словом, нужный человек, а ты ему ни
два ни полтора.

- Верно, Агнюшка, - поддакивал слепой. - И я то же говорил... Егор
Иваныч, ты не серчай, а у нас все заодно: у одного на уме, а у другого на
языке.

- Так, так... Правильно! - иронически согласился Егор Иваныч. - Еще не
скажешь ли чего, матушка Агния Ефимовна? Откедова ты это все вызнала-то,
скажи-ко попервее всего?

- А сорока на хвосте принесла...

- А не сказала тебе сорока, чего будет стоить эта игрушка со
Спиридоном?

- Тысяч на тридцать можно обернуться...

- А где их взять?

- Яков Трофимыч даст... Дело верное, ежели старец Мисаил одобряет. Не
таковский человек, штобы зря говорить.

Егор Иваныч поднялся, прошелся по комнате, остановился около слепого и
проговорил сдавленным голосом:

- Дашь, што ли, Яков Трофимыч, ежели дело на то пойдет? Мисаил-то
пишет, действительно, того...

- Дать, Агнюшка? - спрашивал слепой.

- Ежели старец Мисаил благословляет, так, известно, дать, - решила
Агния Ефимовна. - Ему-то ближе нашего знать...

Егор Иваныч стоял и молча смотрел на мудреную бабу. Ох, велика
человеческая слабость, особливо, когда бес прикачнется вот на такой лад, с
бабьими лестными словами!.. И сам он то же думал, только не хотел показывать
виду, а баба все и вывела на свежую воду, как пить дала...

- А ты бы, Агния Ефимовна, все-таки вышла бы лучше в свою горенку, -
проговорил Егор Иваныч, выдерживая характер. - Бабье-то "так" пером по воде
плавает...

- Не тронь ты ее!.. - взмолился слепой. - Она у меня вместо глаза.
Поговорим ладом... Што она, што я - разговор один.

- А ежели не привык я с бабьем разговаривать? Ну, да дело твое. Немощь
тебя обуяла, Яков Трофимыч. Оно и взыскивать не с кого... Я это так, к слову
пришлось.

Беседа задлилась во флигельке за полночь. Говорил один Егор Иваныч,
обсуждая новое дело со всех сторон. Агния Ефимовна все время не проронила ни
одного слова, точно воды в рот набрала. В конце концов состоялось
соглашение, и старики ударили по рукам.

- По первопутку поеду в тайгу со Спиридоном сам, - говорил Егор Иваныч.
- А там, што бог даст...

Агния Ефимовна вышла провожать старика в сени и, стоя на пороге,
проговорила:

- Моя любая половина, Егор Иваныч.

- Из чего это половина-то?

- А из чистых барышей...

Старик только тряхнул головой: черт, а не баба.

III

Появление Спиридона в Увеке наделало шуму во всем раскольничьем мире.
Молву о сибирском мужике, отыскавшем золото, разнесли по богатым
раскольничьим милостивцам разные старушонки-богомолки, странники,
приживальцы - вообще весь тот люд, который питался от крох падающих. Откуда
могли вызнать все это проходимцы, трудно сказать, тем более, что переговоры
Спиридона с Егором Иванычем происходили келейно. Как-никак, а молва
докатилась через несколько дней до города Сосногорска, где жили богатые
промышленники и заводчики: Огибенины, Рябинины, Мелкозеровы. По богатым
палатам сосногорских толстосумов шли теперь оживленные толки, и все они
сводились на Егора Иваныча, который продался слепому Густомесову. Каждому
хотелось отведать сибирского золота, и каждый мог только завидовать счастью
слепого Якова Трофимыча, - вот уж именно "слепое счастье". С другой стороны,
всем было понятно, как совершились события: старец Мисаил, к которому пришел
Спиридон, сделал засылку честной матери Анфусе, чтобы оповестила богатых
милостивцев, а честная мать Анфуса давно дружила с Егором Иванычем,
единственная дочь которого воспитывалась в скиту у Анфусы. Дальше уж пошло
само собой: Густомесов проживал в скиту уж близко десяти лет и кормил всю
обитель, - ну, Анфуса и направила к нему Егора Иваныча, а Егору Иванычу тоже
не вредно, если поведет все дело на капиталы слепого хозяина - сам большой,
сам маленький будет во всем. Одним словом, история разыгралась, как по
писаному, и комар носа не подточит.