лед, упряжки их поначалу шли голова в голову, стараясь обогнать друг
друга. Но вот Джейми закричал: "Давай! Давай!" - и его упряжка послушно
свернула влево, к восточному краю озера.
запрягал своих собак. Глядя, как бешено несутся тобогганы [тобогган - сани
без полозьев, передок загнут, вместо бортов натянута шкура или береста;
канадские индейцы перевозят на них грузы] и нарты, он улыбнулся и покачал
головой.
вожака, - видала, какие проворные ребята? Что твои барсуки.
знак трогаться. Неторопливо, степенно она вывела упряжку на лед, и
тобогган Энгуса свернул к северу.
в небе, и вокруг воцарилась морозная тишина январского дня.
2. ХОЛОД, КОТОРЫЙ УБИВАЕТ
безмолвие дома нарушалось лишь резкими криками соек, слетавшихся на
отбросы. Только под вечер четвертого дня из трубы к голубому, чуть
затуманенному небу вновь поднялся дым. Перед дверью дома в свежевыпавшем
снегу стояли нарты Эуэсина, а собаки, уставшие от последнего
тридцатимильного перехода но рыхлому снегу, тяжело дыша, развалились подле
своих бревенчатых конурок. Эуэсин гнал их вовсю: он непременно хотел
вернуться первым. Но едва у него успел закипеть чайник, как на пологий
берег озера стремительно влетела упряжка Джейми.
нарт что-то большое и темное. Потом подошел к дому и небрежно бросил свою
ношу к ногам Эуэсина.
- Я такую видел только раз в жизни. Где ты ее взял, Джейми?
ночь. Наверно, там их полно. Да только они не всякому даются, тут нужно
уменье.
Ведь куница илька - одно из самых редких млекопитающих в здешних местах, и
притом самое ценное. Эуэсин торжественно внес ее в дом и положил на стол:
тут можно будет рассмотреть ее всю - от острой, совсем как у ласки,
мордочки до великолепного пушистого хвоста.
Питъюка. А в сумерки вернулся и Энгус.
горностаевых ласок и норку. Эуэсин - двух норок и двух красных лисиц.
Энгус, у которого был самый большой участок, привез трех лис, двух норок,
ласку и выдру. У Джейми, кроме ильки, оказалась еще только красная лисица,
но илька одна стоила едва ли не всей сегодняшней добычи.
Снимали шкуры, чистили их, распяливали, а тем временем рассказывали друг
другу, что интересного произошло с ними за эти дни. Эуэсин рассказал о
том, как, расставляя капкан, ступил одной ногой на тонкий лед, провалился
- пришлось поскорей развести костер и сушить мокасин, чтобы нога не
заледенела окончательно. У Джейми в одной избушке побывала росомаха и
съела все припасы, так что пришлось довольствоваться белой куропаткой,
которую он подстрелил из ружья. Питъюк повстречался с двумя
индейцами-чипеуэями: с зимней стоянки в лесах у озера Кэсмир они держали
путь на юг, к фактории на озере Оленьем. Но самая интересная новость была
у Энгуса: он видел свежие следы карибу.
из тундры и укрылись в лесах Но главные стада миновали озеро Макнейр всего
за какую-нибудь неделю, свернули на запад и скрылись Однако, судя по
словам Энгуса, выходило, что они сделали круг - прошли на север, на восток
- и теперь снова двигаются на юг. Известие это взбудоражило всех: ведь вот
уже три месяца они ели только кроликов да куропаток, другого свежего мяса
на озере Макнейр не было.
чипеуэями, или, как сами они себя называли, элделями (слово это означает
"едоки оленины").
вслух. - Они тебе не сказали, Питъюк?
здорово. На нарты никакой мех нет, и у собак живот подвело.
жить, как жили их предки сто лет назад, а ведь теперь так уже не
проживешь. В прошлом году они чуть не перемерли с голоду, а сейчас, может,
у них дела и того хуже. Да, к нам Альфонс Миуэсин собирается. Я
остановился у Танаутского озера, хотел его повидать, а он в это время
объезжал свои капканы. Твоя мать, Эуэсин, сказала, он скоро нас навестит -
верно, хочет знать, как твои успехи в ученье.
обеда собаки возвестили о приезде гостя, и через несколько минут на пороге
встал высокий сухощавый вождь племени кри. Под мышкой у него был какой-то
узелок, завернутый в оленью шкуру. Еле сдерживая улыбку, он протянул этот
небольшой сверток Питъюку.
объяснил он. - Вот она тебе и посылает...
искусно расшитых красными, зелеными и золотыми бусами. Питъюк очень
смутился, он держал в руках мокасины и не знал, что сделать и что сказать.
шьет парню мокасины - тут ему и конец. Правда, Эуэсин?
следить за тобой в оба, Питъюк. Я ведь ей брат, помни!
его суровый взгляд и крикнул в отчаянии:
парнишки и заговорил с Энгусом:
там женщины причитали по покойнику. Я хотел пойти в чумы, но старый вождь
Деникази остановил меня, сказал, что на них напала болезнь и уже есть
мертвые. Все больные; только он сам да несколько стариков здоровые и еще
охотники Пенъятци и Мэдис. Этих двух он послал на юг, к белым людям за
помощью.
ясное. Видно, подхватили, когда ездили на рождество в миссию. - Он вскинул
голову и спросил с тревогой: - А как твое племя, Альфонс? Тоже есть
больные?
то у них есть нечего.
плечо друга. - Но пускай твои люди больше к ним не ездят. Я позабочусь,
чтоб они не голодали. Для белых грипп не так страшен, для индейцев он
опасней. А у меня хорошие вести. Олени идут на юг. Капканы наши подождут.
А ты давай нам в помощь несколько твоих охотников, и мы с ребятами
заготовим мясо для племени Деникази.
капканов, и уроки были отставлены. На другое утро все трое отправились к
северо-востоку от озера Танаут, в те места, где Энгус видел оленьи следы,
а Энгусу предстояло одному объехать все капканы и собрать всю добычу.
Энгус велел гнать собак без роздыха, а когда ребята настигнут стадо,
охотиться два дня и убить как можно больше оленей. Потом пусть нагрузят
нарты, все, что не поместится на них, спрячут понадежней и едут к стойбищу
едоков оленины. Он будет их ждать неподалеку и переправит мясо больным
сородичам Деникази.
но, помня наказ Энгуса, поехали дальше, на северо-восток, по реке Кэсмир,
пока не оказались среди кочующих оленьих стад.
множестве сошлись там у несчетных мелких озер. Двое мальчиков прятались,
держа ружья наготове, а третий выезжал на своей упряжке на лед и гнал
перепуганных оленей прямиком на засаду.
Наутро молодые охотники двинулись к стойбищу Деникази; тяжело груженные
нарты двигались вверх по реке Кэсмир, потом выехали на широкий простор
Кэсмирского озера. У северного его рукава к небу поднимались тонкие
спирали дыма над чумами чипеуэев, что стояли среди чахлого кустарника
подле устья реки Касба.