превратившейся в ручеек, казалось, готов был одарить приключениями. Город,
основанный не более чем тридцать лет тому назад как маленький аванпост
религиозной секты, проповедующей трезвенность, он перерос эти первоначально
задуманные рамки и стал городом в тридцать тысяч жителей, приютившим религии
и обычаи половины стран западного мира. Многие из этих религий поражали
своими названиями и были полны таинственности для мальчика из степенной
англосаксонской провинции Онтарио.
скорую руку коробке летом бывало нестерпимо жарко, как в печи крематория, а
зимой -- холодно, как на зимовке во льдах Арктики.
находился у самой границы города, а Саскатун, который вознесся над
поверхностью равнины совсем недавно, не имел еще предместий. Надо было
только сойти с трамвая в конце последнего ряда домов, чтобы оказаться в
нетронутой прерии, где меня сразу охватывало неведомое мне до сих пор
ощущение пространства и времени, а я мог вступать в этот необыкновенный мир
не только по субботам, но и в любое время дня после занятий в школе.
собаки. Всю мою жизнь мы владели разными собаками (или, точнее сказать, они
владели нами). Еще младенцем меня охраняла шотландская овчарка -- колли
Сэппер, которую злой сосед обварил кипятком и она от боли взбесилась. Но в
течение последующих восьми лет в доме всегда жили другие собаки. Это
продолжалось до тех пор, пока мы не переселились на Запад. Здесь мы
оказались без собаки. Для мальчика отсутствие собаки лишало прерии половины
их очарования.
нашел в папе горячего союзника, хотя собака была нужна ему для одного дела,
а мне совсем для другого.
истории моего двоюродного дедушки Фрэнка, поселившегося в провинции Альберта
в 1900 году. Фрэнк был прирожденным охотником, и в большинстве его рассказов
изображалась изумительная охота, которую можно вести только на западных
равнинах. Еще до того, как мы прочно обосновались в Саскатуне, папа решил
проверить на практике эти чудесные истории. Он купил отличный английский
дробовик, охотничью куртку, много патронов, брошюру "Закон об охоте в
Саскачеване" и руководство по стрельбе из охотничьего ружья дробью.
Оставался один обязательный пункт: охотничья собака.
животное по имени Кронпринц Неутомимый. Животное было ростом с обеденный
стол и, насколько мы с мамой могли судить, состояло в основном из лап и
языка. Папу покоробила наша неуместная веселость, и он заносчиво сообщил
нам, что Кронпринц -- ирландский сеттер, выращенный в питомнике, натасканный
на дичь и вообще собака, которая может порадовать сердце любого знатока. Мы
с мамой остались равнодушными. Может быть, сеттер и был чистокровным, и
обладал бесчисленным множеством кубков и лент, по, по-моему, он выглядел
совершенно бесполезным животным, наделенным лишь одним подкупающим
качеством: меня приводили в восторг его бесконечные слюни. Я никогда не
думал, что пес может пускать столько слюней, как это делал Кронпринц. Он не
пускал слюни только тогда, когда шлепал к кухонной раковине, чтобы снова
налакаться воды. Куда бы он ни шел, позади оставался мокрый и липкий след.
Пожалуй, кроме слюней, в нем не было больше ничего примечательного, потому
что он был просто глуп.
цена сеттера. На цену она не могла не обратить внимания, так как хозяин
просил двести долларов, а потратить такую сумму на собаку нам было так же
невозможно, как купить роскошный "кадиллак" 6. Кронпринца увели на следующее утро, но папа
не был обескуражен, и стало ясно, что это не последняя попытка ввести в дом
собаку.
тонкого равновесия сил, которое только и позволяет супругам понимать друг
друга. Они оба отлично владели неуловимой тактикой семейной дипломатии, но
мама была чуть-чуть более гибкой.
пыльный августовский день случай привел к нашей двери "мальчика,
подбросившего утку", как мы его потом называли, мама показала свой характер,
вырвав инициативу прямо из папиных рук. Покупая щенка у "мальчика,
подбросившего утку", она не только предупреждала покупку дорогой собаки,
угодной моему папе, но еще экономила шесть центов звонкой монетой. Мама
никогда не упускала случая сделать выгодную покупку.
ящике из-под мыла. Пес выглядел довольно сомнительным приобретением даже за
полцента. Маленький, тощий, весь в засохших коровьих лепешках, он близоруко
таращился на меня. Но когда я опустился возле него на колени и протянул к
нему руку, он приподнялся и щенячьи зубки вцепились в большой палец с таким
блаженством, что все сомнения испарились. Я понял, что мы поладим... Реакция
папы была другой.
похвалах спаниелю, которого только что видел. Сперва он не расслышал маминых
слов о том, что у нас уже есть собака, а двух было бы многовато, а когда
наконец заметил щенка, то возмутился; но ловушка была хорошо расставлена, и
не успел он прийти в себя, как мама начала атаку.
так дешево. Знаешь ли, я фактически сэкономила тебе сто девяносто девять
долларов и девяносто шесть центов. Достаточно, чтобы уплатить за все твое
снаряжение и за то д о р о г о е новое ружье, которое ты приобрел.
раздражения, ответил:
испытал животное?
вырастет или какова была его родословная?
его перехитрили.
отчетливо, с благодарностью вспоминаю слова, сказанные им три дня спустя
своим друзьям, которые зашли к нам вечерком пропустить по стаканчику. Щенок,
относительно чистый и уже начинающий понемногу становиться упитанным, был
показан гостям.
сомнения.-- Я полагаю, что здесь, на Западе, он единственный экземпляр своей
породы: охотничья поисковая принца Альберта. Изумительная порода для охоты
на равнине.
припоминают.
он. -- Не всегда годится, чтобы они знали только свои клички по питомнику.
Лучше давать им простые, всем знакомые имена вроде Спорт, или Ниппер, или,
-- и тут он слегка как бы сострил, -- или даже Матт.
Ранняя пора
зрелостью ума. Он никогда не вел себя по-щенячьи, по крайней мере с того
момента, как попал к нам. Может быть, его сделало преждевременно взрослым
тяжелое испытание, когда его чуть не удушили утята; может быть, он обладал
здравым умом от рождения. В любом случае пес решительно воздерживался от
обычных шалостей щенячьего возраста. Он не оставлял ни покалеченных
шлепанцев, ни порванной обивки кресел, ни пятен на коврах. Он не вел
притворно свирепой войны с босыми ногами и не превращал ночь в кошмар, когда
его оставляли одного в темной кухне. С первого же дня его появления в нашей
семье он отличался чувством собственного достоинства, твердостью характера и
сдержанностью. Он воспринимал жизнь всерьез и ожидал того же от нас.
до нашего знакомства, не изменился он и в дальнейшем.
решил, что не стоит быть просто собакой. И поэтому с упорством, которым
отличался каждый его поступок, он пытался стать чем-то сверх того.
Подсознательно он вообще не верил в то, что он собака, но, однако, не ощущал
себя и человеческим существом, как это, вероятно, воображают многие глупые
псы. Он терпеливо сносил и тех и других, но не числил себя в родстве ни с
собакой, ни с человеком.
величине Матт ненамного уступал сеттеру, во во всех других отношениях был
очень далек от любой известной породы.
вправо, и поэтому, когда он приближался, создавалось впечатление, что его
сносит ветром градусов на тридцать от намеченного курса. Одновременно
возникало ужасное сходство его с подводной лодкой. Мало знакомому с ним
человеку бывало трудно сообразить, куда он направляется или что его
интересует в данный момент, как трудно предположить, куда ринется подводная
лодка, начавшая срочное погружение. Глаза его не давали разгадки: они были
поставлены так близко, что он выглядел, а может быть, и действительно был
немного косоглазым. Обманчивый взгляд преследователя имел свои преимущества,
так как гоферам и кошкам редко удавалось угадать, куда же пес нацелился.