флегматично сказал:
-- Обезьяны, так обезьяны...
-- А ты что видишь? -- допытывался я.
-- Левая обезьяна -- это ты, а правая -- я. Я бросаю тебе пиво, а ты мне -- деньги.
Я допивал пиво под глубоким впечатлением от сказанного.
-- С души меня от них воротит!
Это Крыса закончил инспекцию своих пальцев и вернулся к разговору.
Богатых Крыса ругал не в первый раз -- он их и вправду ненавидел со страшной силой.
Сам он был из семьи далеко не бедной -- но всякий раз, когда я ему об этом напоминал, он
отвечал: "Я же не виноват, что так вышло!". Иногда (чаще всего перебрав пива), я говорил:
"Нет, ты виноват!" -- и после чувствовал себя препогано. В словах Крысы все же была доля
истины.
-- А знаешь, почему я богатых не люблю?
То был первый вечер, когда Крыса решил развить тему.
Я крутанул головой -- мол, не знаю.
-- Потому что, вообще говоря, богатые совсем мозгами не шевелят. Без фонаря и
линейки они и жопу себе почесать не смогут.
"Вообще говоря" было излюбленным крысиным выражением.
-- Понятно.
-- Эти сволочи о главном не думают. Прикидываются только, что думают. А все
почему?
-- Ну, почему?
-- Не надо им это. Конечно, чтобы стать богатым, голова немножко нужна. А чтобы им
оставаться -- уже нет. Это как спутник, ему тоже бензина не надо. Знай себе крутись. А я не
такой, и ты тоже не такой. Нам, чтобы жить, надо обо всем думать. От завтрашней погоды
-- и до размера затычки в ванной. Правильно?
-- Ага.
-- Ну вот.
Сказав все, что хотел, Крыса достал из кармана салфетку и трубно высморкался со
скучающим видом. Я никогда не мог понять, где он серьезен, а где нет.
-- Но ведь в конце концов все умрут, -- закинул я удочку.
-- Да это-то конечно. Все когда-нибудь умрут. Но до этого надо еще полсотни лет жить.
А жить пятьдесят лет, думая -- это, вообще говоря, гораздо утомительнее, чем жить пять
тысяч лет, ни о чем не думая. Правильно?
А ведь правильно...
4.
Первый раз я встретился с Крысой три года назад, весной, когда мы поступили в
университет. Оба сильно напились, и уже не вспомнить, по какому поводу в пятом часу утра
мы оказались в его черном шестисотом Фиате. Наверное, захотели навестить общего
знакомого.
В любом случае, мы были пьяны в дым. Вдобавок стрелка спидометра показывала 80
км. Только улыбкой Фортуны можно объяснить то, что, снеся парковую ограду, пропахав
клумбу рододендронов и со всего размаху въехав в каменный столб, мы не заработали ни
ушиба.
Оправившись от шока, я вышиб ногой поломанную дверь и вылез наружу. Крышка
капота улетела метров на десять вперед и приземлилась у клетки с обезьянами, а передок
Фиата вогнулся точно по форме столба. Грубо разбуженные обезьяны страшно негодовали.
Крыса сидел, вцепившись обеими руками в руль и согнувшись пополам -- но не
потому, что повредил себе что-нибудь, а потому что блевал на приборную доску съеденной
час тому назад пиццей. Я забрался на крышу и через люк заглянул внутрь.
-- Ты как?
-- Да ничего... Малость перепил только. Блюю...
-- Вылезти можешь?
-- Если вытащишь.
Крыса заглушил двигатель, взял с приборной доски пачку сигарет и сунул ее в карман.
Потом медленно взялся за мою руку и выбрался наверх. Сидя на крыше Фиата и глядя на
начинавшее белеть небо, мы выкурили по нескольку сигарет. Мне почему-то вспоминался
фильм про танкистов с Ричардом Бертоном в главной роли. Уж не знаю, о чем думал Крыса.
-- Да-а-а... -- сказал он минут через пять. -- Повезло нам с тобой. Ты подумай, ни
царапины! Разве такое бывает?
-- И не говори, -- сказал я. -- Только машине-то, наверное, кранты?
-- Да бог с ней. Машину можно новую купить. Везение не купишь!
Я с удивлением посмотрел на него.
-- Ты что, богатый?
-- Похож, да?
-- Так это же хорошо...
Крыса не ответил, только неудовлетворенно потряс головой. И опять сказал:
-- А все-таки нам с тобой повезло.
-- Это точно...
Подошвой кроссовки Крыса потушил сигарету и щелчком пальца забросил окурок в
клетку к обезьянам.
-- Слушай, -- сказал он, -- может, нам с тобой в команду объединиться? Мы, за что ни
возьмемся, все так славно получается!
-- А с чего начнем?
-- Давай пиво пить.
В автомате неподалеку мы купили с полдюжины банок пива и побрели к морскому
берегу. Растянувшись на пляже, все выпили и стали смотреть на море. Погода была
замечательная.
-- Зови меня "Крыса", -- сказал он.
-- Почему "Крыса"? -- удивился я.
-- Уже не помню. Давно прилепилось. Сначала жутко не нравилось, а теперь
нормально. Ко всему привыкаешь.
Мы побросали пустые банки в море, прислонились к волнорезу и часок вздремнули, с
головой накрывшись своими пальто. Проснувшись, я почувствовал, как по всему телу
разливается какая-то непонятная жизненная сила. Чудесное ощущение.
-- Сто километров могу пробежать, -- сказал я Крысе.
-- Я тоже, -- сказал Крыса.
На самом же деле нам предстояло выплачивать муниципалитету деньги за ремонт в
парке -- с рассрочкой на три года и с процентами.
5.
К моему удивлению, Крыса ничего не читал. Никогда не видел его читающим печатный
текст -- не считая спортивных газет и рекламных листков. Когда я, чтобы убить время,
брался за какую-нибудь книжку, он, подобно мухе, изучающей мухобойку, с любопытством
в нее заглядывал.
-- А зачем ты книжки читаешь?
-- А зачем ты пиво пьешь?
Мы на пару закусывали маринованной ставридой и овощным салатом. Отвечая
вопросом на вопрос, я даже не глядел в сторону Крысы.
Он крепко задумался. Минут через пять произнес:
-- В пиве что хорошо? Оно все в мочу уходит, без остатка. Как всухую выиграл у кого-
нибудь.
Он сказал это и воззрился на меня, жующего.
-- А зачем ты книжки читаешь?
Я проглотил последний кусок ставриды вместе с пивом и убрал тарелку. Рядом лежал
недочитанный том "Воспитания чувств". Я взял его и с шуршанием пробежался по
страницам.
-- Затем, что Флобер уже помер!
-- А живых не читаешь?
-- Живых читать никакого проку нет.
-- Почему?
-- Потому что мертвым почти все можно простить.
Я повернулся к переносному телевизору на стойке -- там исполняли "Дорогу 66".
Крыса опять задумался.
-- А живым что -- нельзя почти все простить?
-- Живым? Я об этом как-то серьезно не думал... Но если они тебя совсем в угол
загонят, как ты их тогда простишь? Наверное, не простишь...
Подошел Джей, поставил перед нами еще по одной бутылке пива.
-- А что будешь делать, если не простишь?
-- Уткнусь в подушку и усну.
Крыса в растерянности мотнул головой.
-- Странно... Как-то я не очень понимаю...
Я налил ему пива. Он весь съежился и думал. Потом заговорил:
-- Последний раз я книжку читал прошлым летом. Не помню ни названия, ни автора.
Зачем читал, тоже не помню. Какой-то роман, а написала женщина. Героиня тоже женщина,
знаменитый модельер, возраст около тридцати. Короче, она убедила себя, что больна
неизлечимой болезнью.
-- Что за болезнь?
-- Не помню. Рак, наверное. Какие еще бывают неизлечимые? В общем, она едет на
морской курорт и там мастурбирует всю дорогу. В ванне, в лесу, в постели, в море --
короче, везде.
-- И в море?
-- Ага. Представляешь? Охота им про это писать. Будто больше не о чем.
-- Да уж...
-- Такие книжки -- я извиняюсь. Меня от них блевать тянет.
Я кивнул.
-- Я бы на ее месте совсем другой роман написал.
-- Какой, например?
Крыса повозил пальцем по краю кружки.
-- Ну, допустим, такой. Я сажусь на теплоход, а он в середине Тихого океана тонет. Я
хватаюсь за спасательный круг и абсолютно один болтаюсь в ночном океане, глядя на
звезды. Прекрасная, тихая ночь. И вдруг откуда-то ко мне подплывает молодая женщина,