Чтение 2–й страницы книги ~В родном городе~

был белым. Очевидно, это и есть тридцать восьмой.

Николай стал думать о Шуре, но сразу же постарался отогнать эту мысль:
Шура почему-то представилась ему похожей на ту женщину из двадцать
четвертого номера - худой, поблекшей, с морщинками возле глаз. Чтоб не
думать об этом, он стал рассматривать в зеркало пышную кассиршу, которая
опять забралась за свою перегородку и от жары и безделья клевала носом.

Парикмахер сделал компресс, массаж, запудрил все лицо, отчего оно стало
розово-лиловым, и, стряхнув последние волоски, сказал:

- Ну что? Правильная работа?

- На десять лет помолодели, - сказала из-за своей загородки кассирша, -
жена не узнает.

- Узнает, - рассмеялся Николай и еще раз, издали, посмотрел на себя в
зеркало. Если б не белесые, выгоревшие брови и слишком широкий нос, он
совсем был бы собой доволен.

Он заплатил лишнюю десятку и вышел. Парикмахер, прощаясь, усиленно
приглашал его заходить почаще.

2

Тридцать восьмой номер оказался именно тем домом, о котором подумал
Николай. Вяз по-прежнему стоял на своем месте, и по-прежнему над ним
вились вороны, а на тротуаре белели пятна. Дом был пятиэтажный, кирпичный.
Маленькие тонконогие девочки, отчаянно визжа, играли на тротуаре в
"классы".

Переходя с противоположной стороны, Николай посмотрел на окна третьего
этажа (мальчик говорил, что на третьем этаже) и решил, что второе справа,
с беленькой занавеской, из-за которой выглядывал фикус, и есть Шурино.

Николай вошел в парадное и по темной лестнице, с забитыми фанерой
окнами, поднялся на третий этаж. Там оказалось две двери, одна против
другой. На правой висела бумажка с указанием, сколько кому стучать.
Фамилия Митясовой на ней не было. Николай постучал в дверь напротив.
Где-то в глубине, очевидно на кухне, слышны были голоса, но никто не
открывал. Он постучал еще раз. Никто не подходил.

"Если и сейчас не откроют - значит, все в порядке", - загадал Николай,
и в ту же секунду донесся далекий женский голос:

- Эмма, слышишь же, стучат! У меня руки мокрые...

Не дожидаясь Эммы, Николай торопливо постучал третий раз, и за дверью
раздалось веселое детское: "Сейчас, сейчас!.."

Дверь отворила девочка лет двенадцати.

- Вам кого? - спросила она.

- Скажите, Митясова здесь живет? Или Вахрушева, может быть?

- Александра Павловна?

- Александра Павловна.

- Здесь. - Девочка повернулась в сторону кухни и крикнула: - Мама, это
к тете Шуре.

Из темного коридора, вытирая руки об юбку, вышла женщина с озабоченным
лицом.

- Что ж ты свет не зажигаешь, Эмма? - Девочка повернула выключатель. -
Вы к Александре Павловне?

- Да.

- Ее нет дома.

Женщина вопросительно смотрела на Николая, придерживая одной рукой
дверь. Николай по-прежнему стоял на площадке.

- Вы хотите ей что-нибудь передать? - спросила женщина.

- Нет... То есть... Я хотел ее видеть.

- Но ее сейчас нет дома. У нее замок висит на двери.

Женщина почему-то не приглашала его войти, и Николаю пришлось самому
сказать, что он хотел бы дождаться Александру Павловну.

- Ну что ж, - сказала женщина, - пройдите тогда на кухню. Эмма, покажи.

Женщина пропустила в дверь Николая, и он пошел вслед за Эммой по очень
длинному и темному коридору.

На кухне шипело три или четыре примуса. Эмма сняла с табуретки таз с
мыльной водой. Николай сел. Эмма подкачала один из примусов и, так ничего
и не сказав, ушла.

Потом пришла женщина с озабоченным лицом. Она, очевидно, почувствовала
какую-то неловкость в том, что офицер, к тому же раненный, сидит на кухне,
и предложила Николаю перейти в комнату, хотя у них там и беспорядок.
Николай сказал, что, если он не мешает, ему и здесь хорошо, и спросил,
когда приходит обычно Шура.

- По-разному, - ответила женщина, мешая что-то в кастрюле и стоя к нему
спиной. - В три, четыре, пять... Иногда и поздно вечером.

Помолчав, она спросила:

- А вы что, родственник ее или знакомый?

- Родственник, - ответил Николай.

Женщина потушила примус и ушла.

Зашли и ушли, ничего не говоря, но с любопытством взглянув на Николая,
еще две женщины. Потом вбежал на кухню очень хорошенький мальчишка лет
пяти, курчавый, светлоглазый и общительный. Его сразу заинтересовала
повязка.

- У дяди Феди тоже такая была, - сказал он, - только не тут, а тут. Он
на костылях ходил. Вы ходили на костылях?

- Нет, не ходил, - ответил Николай.

Мальчик старательно поковырял в носу и опять спросил:

- А почему у вас одна Красная Звезда?

- Не заслужил больше.

- У дяди Феди две. И такая медаль, как у вас. И еще одна. На ней
винтовка и шашка. Как вас зовут?

- Дядя Коля. А тебя?

- Вова. Вы к тете Шуре пришли?

- К тете Шуре.

- А зачем?

Николай рассмеялся.

- Хочу на нее посмотреть.

Вова сел на корточки, провел пальцем по сапогам Николая и сказал:

- Принести щетку?

Николай улыбнулся:

- Вот это ты правильно заметил, Вова. Валяй-ка, принеси.

Вова застучал голыми пятками по коридору и через минуту принес старую,
облезлую сапожную щетку. Николай почистил сапоги. Вова сосредоточенно за
ним следил, сидя рядом на корточках.

- А зачем вам надо на тетю Шуру смотреть? - спросил он.

- Да просто так, хочется.

- А ее столик вы знаете какой?

- Какой столик? - не понял Николай.

- Как какой? У всех тут есть столик. Показать?

- Ну, покажи. Или нет: я сам угадаю. - Николай оглядел кухню. - Вот
тот? Да?

- Ага. А откуда вы знаете?

- Угадал.

Николай подошел к столику. Он был очень чистый, опрятный, покрыт свежей
клеенкой. Стояло несколько кастрюлек, повернутых вверх дном, горшочек с
солью. Справа, на приделанной к стенке полочке, тоже покрытой клеенкой,
лежало мыло, две зубные щетки и бритвенный прибор с помазком.

- А это чье? - спросил Николай.

- Что? Щеточки? Красная - тетя Шуры, а желтая - дяди Феди. Нельзя ж
одной щеткой чистить зубы, правда?

- Нельзя, - сказал Николай и подошел к окну. - Конечно, нельзя.

Внизу, на дворе, двое парней пилили дрова. Несколько минут Николай
следил за мерно раскачивающимися фигурами, потом, не оборачиваясь,
спросил, давно ли дядя Федя здесь живет.

- Как давно? - удивился Вова. - Всегда. Мы из Уфы приехали, он уже
жил... Вы умеете в крестики и нолики играть?

- Нет, не умею.

Николай провел рукой по шелковистым Бовиным кудряшкам и направился к
выходу.

3

Очень молоденькая и очень тоненькая сестра с подхваченными марлевой
косынкой волосами сидела у окна в приемном покое и читала растрепанную,
пухлую книгу.

- Вам надо еще в центральный распределитель сходить, - сказала она,
взглянув на Николая и не притрагиваясь к протянутым ей бумагам.

- Зачем? - спросил Николай. - Мне сказали прямо в Окружной госпиталь
идти.

- Нет, у нас так не принимают. Обязательно нужно через распределитель.
- Она посмотрела на него снизу вверх и чуть-чуть улыбнулась. - Ведь вы с
фронта, да?

- Так точно, - ответил Николай.

- С фронта все через распределитель. Это на Красноармейской, пятьдесят
шесть. У нас только по направлениям Округа.

Он молча взял свои бумаги и стал запихивать их в планшетку.

- Простите, - сказала вдруг девушка, - дайте мне их на минутку.

Она вышла и почти сразу же вернулась.

- Знаете что? - Она глянула на часы. - Сейчас начало девятого. В десять
часов придет майор Свешников. С ним всегда можно договориться. Приходите к