перед собой Маньку, Ява - Контрибуцию. Коровы плелись, лениво махая
хвостами, и не подозревали, какой это для них исторический день.
на совещания. Шляпа была Яве великовата и сваливалась на глаза. Чтоб хоть
что-нибудь видеть и не упасть, Яве приходилось вс" время д"ргать головой.
Казалось, что он то и дело с кем-то раскланивается.
сколько вообще что-нибудь помню. Он с самого моего рождения висел над моей
кроватью. Коврик был красный, и на н"м были вышиты три смешных щенка,
которые сидели рядышком, склонившись друг к другу головами. Это были Цюця,
Гава и Р"ва, про которых мама рассказывала мне множество разных историй,
пока я не засыпал. Последние два года, поскольку я уже вырос, коврик лежал в
сундуке, и теперь от Цюци, Гавы и Р"вы сильно пахло нафталином.
ещ" вырезали из орешника две шпаги. Мы были в полной боевой готовности.
людских глаз.
- и давай начинать.
видеть боя быков. Ява поправил на голове шляпу, подтянул штаны, взял мой
коврик, вздохнул и, пританцовывая, на носках стал подходить к Контрибуции.
Подош"л к самой е" морде и начал размахивать ковриком у не" перед глазами. Я
затаил дыхание - сейчас начн"тся...
никакого внимания.
Контрибуция, лениво переступая ногами, повернулась к Яве хвостом. Ява снова
забежал впер"д и начал пританцовывать.
запыхавшись, я сказал:
тебе показал, что такое настоящая корова.
к корове потихоньку и неожиданно бил ковриком, то подлетал с разгона. То
забегал сбоку. Но Контрибуция упорно не принимала боя.
Гава и Р"ва вот-вот залают. А Контрибуция - хоть бы что.
посмотрела на него своими грустными глазами и сказала: "Мму-у!"
трогайте меня".
мной за свою Контрибуцию, это я видел.
увидел Яву где-то высоко в небе. И оттуда, с неба, услышал его отчаянное
визгливое:
коснулись земли, он уже изо всех сил мчался к пруду. Я бросился за ним. Это
было наше единственное спасение. Мы с разгона влетели в пруд, вздымая целые
фонтаны воды и грязи. Остановились только уже где-то на середине.
условно. Когда-то тут действительно был большой пруд. Но он давно пересох,
загрязнился и превратился в обыкновеннейшую лужу. В самом глубоком месте нам
было по шею. Именно в этом месте мы сейчас и стояли.
коровьи проклятья. В лужу лезть она не хотела. Она была брезгливой,
аккуратной коровой.
пока Контрибуция не успокоилась и не отошла. Она ещ" оказалась очень
человечной и благородной коровой. Потому что подкинула тореадора Яву не
рогами, а просто мордой. И когда мы наконец вылезли из лужи, несчастные и
грязные, как поросята, она и словом не напомнила о нашем недобром к ней
отношении. Мы остались с ней друзьями.
конфетами, которые давала ему мама.
Контрибуция выглядывает из коровника и сочувственно смотрит на нас. И нам
даже кажется, что на глазах у не" слезы. Дорогая Контрибуция! Какое у тебя
большое и нежное сердце! Ты единственная понимаешь и жалеешь нас. Спасибо
тебе, корова!
некуда. Мы замерли на корточках - как цыплята перед коршуном.
качнул - это мы разом вздохнули. И дрожащие губы наши сами собой растянулись
в противную подхалимскую улыбочку. Но дед на улыбку нашу не ответил. Не
любил дед таких улыбок. Суровый был дед Варава.
тонкие, опущенные и так сомкнуты, будто во рту вода. Глаза без ресниц,
круглые и неподвижные, как у петуха. Из-за этих круглых неподвижных глаз
казалось, что дед навеки чем-то удивл"н. Но это только казалось. Наверное,
не было уже на свете ничего, что могло бы удивить деда Вараву. Восемьдесят
третий ему пошел.
скривились. Мы это и так знали. Но нам не хотелось думать об экзаменах. И
кто только их придумал! Да ещ" весной, когда воздух пахнет футболом и
цурками-палками2, когда птицы галдят и когда так солнечно и тепло, что мы с
Явой уже трижды купались. Как хорошо было прошлый год в четвертом классе!
Никаких тебе экзаменов. Лучше было бы и не переходить в пятый. Никогда в
жизни мы с Явой не сдавали экзаменов. Это будет первый раз. И хоть мы
хорохоримся и говорим:
животе. Лучше двадцать метро засыпать, чем один экзамен.
притаптывая ногой свежую землю.
оборву и свинье выброшу!
напоминаем - работа эта совсем неинтересная. Прижимаясь спинами к самому
бурьяну, мы боком проходим мимо деда и, как только минуем его, сразу бежим
со всех ног. И как раз вовремя успеваем проскочить: ещ" миг - и шершавая
рука деда с размаху прилепилась бы к нашим штанам...
саду. Сидим под вишней возле высоченного дощатого забора, который отделяет
наш сад от соседнего. Сидим и печалимся, что такая досадная неудача постигла
нас с этим самым метро. Впрочем, долго печалиться мы не умеем.
прозвали забор великой китайской стеной. Лишь в одном месте можно подняться
на него - там, где прислонилась к нему наша старая вишня. Тут, почти на
самом верху, проковыряли мы в заборе две дырочки и часто наблюдаем сквозь
них, что делается на вражеской территории. Вы, может быть, думаете, что мы
просто такие нескромные и невоспитанные - к чужим людям заглядываем. Совсем
нет. Ничего не просто. Вы же не знаете, что это за люди. Разве хорошие
нормальные люди от соседей такими стенами отгораживаются? И из-за чего? Как
раз на меже росла у Кныша груша и протянула одну ветку в наш сад. И с той
ветки груши иногда падали к нам. Мы, конечно, их все отдавали, но порой
свинья (разве ей втолкуешь, где чья собственность) какую-нибудь падалицу
невзначай и слопает - не уследишь же. Так из-за той поганой падалицы и
соорудил Кныш великую китайскую стену. А груша, как назло, взяла и засохла.
Глаза маленькие, как дырочки в пуговицах, а нос, или, как говорил тракторист
Грыць Кучеренко, "румпель", огромнейший и похожий на топор. Если бы сам не
видел, я никогда бы не поверил, что у женщины может быть такой здоровенный
нос.
Руки, ноги, плечи, грудь, спина - вс"-вс" было покрыто густыми рыжими