вдруг его убили...
вспоминал Николай Нилович. - А теперь, когда я думаю об этом, мне
удивительным кажется, что и такое, уже совсем давнее событие, как убийство
царя Александра Второго, тоже, оказывается, вместилось в мою жизнь.
Значит, я очень давно живу - с одна тысяча восемьсот семьдесят шестого
года, с мая - по старому, с июня - по новому стилю. Значит, я
действительно очень стар. А у меня порой - и даже часто - бывает такое
ощущение, особенно по утрам, будто я только начинаю жить. Будто я
только-только приближаюсь к чему-то главному, для чего, собственно, и
стоило огород городить.
ПО СОВЕТУ ДЕДУШКИ
дедушка Карп Федорович. В ту пору он уже собирался умирать. Но раньше чем
перейти в мир, "где несть ни печали, ни воздыхания", он хотел изложить
потомкам с исчерпывающей полнотой все свои взгляды на жизнь, поделиться,
как сказали бы теперь, опытом, накопленным за многие годы труда, в том
числе и крепостного.
бурмистром, управлял помещичьим имением. А бабушка, супруга управителя,
состояла в услужении у помещицы, водила ее, старенькую, по субботам в
баню, провожала в церковь, угадывала по утрам значение ее печальных снов,
ворожила ей на картах и ждала, не могла дождаться, когда же судьба
разлучит ее с госпожой. Бабушка была шустрее, смекалистее деда.
смерти помещик Павлов выдал деду вольную и сто рублей.
губернии, из Кузнецкого уезда, из имения Павлова на собственной, только
что приобретенной пегой кобылке они направились в Пензу, где знакомый
купец Пастушков обещал деду хорошую должность подотчетного приказчика.
настоянию бабушки, пожелавшей быть "вольной совсем" и вести свое
хозяйство.
подотчетного приказчика у купца Четверикова.
знал, усвоил, догадался с малых лет, к чему надо стремиться в этом
хлопотном мире и чего следует остерегаться пуще всего.
баб, остроглазых, бесприютных, коих не только на ярмарках, а повсюду
большое множество можно встретить. Вот это, Николушка, нужно держать в
уме, чтобы и самого себя не выпускать из рук. Нету зверя более опасного,
чем сам ты, если без ума и смысла. А бабы, если шальные, картежное дело и
пьянство могут нас завести неведомо куда. Откуда и возврата нет...
дедушку его своевольная супруга Матрена Ивановна. - Позвали тебя дать
совет ребенку. Ведь Николке - всего-то ничего - девятый год. Для чего это
ему еще про баб разговор и про пьянство, кроме того и про картежное
баловство?.. Слишком, по-моему, рано.
печальном случае получилось, - наставительно поднял палец дедушка. - Сей
момент поманил меня господин Воейков и горькие слова произнес...
детях моих обо мне говорить непочтительно или даже тем более намеки
делать, - вскипел отец Николки Нил Карпович. - Для этого в крайнем случае,
если вы желаете мне что-то такое заметить или заявить, можно найти другое
время и другое место.
выбирать, если опять господин Воейков выскажет свое неудовольствие, -
нахмурился дедушка. - И дети твои останутся без куска и приюта. А ты их
вон ведь сколько натворил-напек. И всех ведь надо устроить. - Дедушка
гневливо пошевелил скулами. - Так вот я и говорю: Николка, слушай меня.
Священник, или просто сказать, поп - это есть самое почетное лицо на свете
после, конечно, начальства. И если выпадет тебе такое счастье, Николушка,
надо держаться за него руками и зубами, потому что будешь ты сыт всегда и
ухожен. И никто не посмеет окоротить тебя, кроме духовных же лиц, кои
свыше. А ты и выше стремись. До самых-самых высот стремись, где уже никто
не в силах тебя затронуть...
далекий предосенний день тысяча восемьсот восемьдесят шестого года. И
снова в памяти зазвучал хрипловатый подрагивающий голос дедушки.
с высокой резной спинкой, - поп, или же, скажем просто, священник, обязан
быть честный, болезный за людей. И еще, я скажу, смирный. Попы такие
теперь большая редкость. А ты, Николушка, такой и есть. И здоровье у тебя
не для того, чтобы конями торговать или - тем паче - лес рубить. Вот тебе
и самое дело - в попы. А тут при родительском доме ты можешь только
лишнее... испортиться и перенять не самые хорошие примеры.
которого страдала семья.
впадал в забвение, как это жалкое занятие деликатно называлось в те
далекие, отошедшие в историю времена.
талантливых людей в нашем отечестве преждевременно сошло в могилу,
подталкиваемые рюмкой или стаканом, - говорил Николай Нилович, вспоминая
отца. - Конечно, этот порок, как и некоторые другие, во многом связан с
социальным неустройством, - иной раз он служит ярчайшим показателем
социального неустройства, - но немалое здесь продиктовано и простейшим
слабоволием и первоначальной, с самого детства, распущенностью. Наш отец,
довольно образованный для своего положения, выписывавший и читавший
прогрессивные журналы, отличался поразительным слабодушием. Он плакал,
когда ему не давали вина. Добрый, любивший семью, он готов был, однако,
нас всех продать за рюмку водки, когда у него начинался запой. Он тогда не
владел, не управлял своими действиями...
духовном училище в Пензе, куда увезли девятилетнего Николку по совету
дедушки.
ОЧЕНЬ ВЯЗКАЯ ГРЯЗЬ В ПЕНЗЕ
протяжении столетия или даже двух нравы, однажды угнездившиеся в них, едва
ли существенно изменились. Нравы эти, впрочем, свойственные - с тем или
иным оттенком - всем закрытым общежитиям, всем интернатам, где при внешнем
надзоре воспитателей верховодят силачи-старшеклассники, устанавливающие
свое право, свои порядки, свой закон.
Это что же, от бурды фамилия твоя!
пока ты неграмотный, я твой сахар беру себе. И не плачь! У нас плакс и
доносчиков знаешь куда девают? Вниз головой в нужнике подвешивают. Желаешь
испытать?.. Нет? Ну тогда ступай отсюда, пока я за уши тебя не трогаю...
Каменке, где учителей почтительно звали Гаврила Иванович Барабош или
Михаил Иванович Некрасов, где ученики любили учителей. Здесь же, в
духовном училище, учителя и воспитатели носили клички: Хорек и Пузан,
Сапун и Гульщик, Сикуша и Кукуй. И только два преподавателя - латинского
языка и географии - имели не очень обидные прозвища - Цезарь и Лиссабон.
Микадо, Псаломщик, Праскура.
в городском и тем более духовном училище, преподаватели становились как бы
врагами учеников?
каких обстоятельствах - добиться строгостью.
дракам и внутри училища и за пределами его.
в районе базара или кладбища маленького мальчика в казинете и в так
называемой чертовой коже, в обычном одеянии воспитанника духовного
училища.