Чтение 2–й страницы книги ~Через кладбище~

больше не замечают ее. Но она уселась на топчан и, минуту назад веселая,
теперь, по-старушечьи пригорюнившись, неотрывно смотрит, как Михась
собирается в дорогу. Вот он надевает ворсистую теплую кепку. - Я тебе
говорю, возьми с собой хотя бы гранату, - осторожно трогает она его сзади
за рукав стеганки. - Там у Жухаловичей на каждом шагу немцы. Возьми или
гранату, или пистолет.

- А ты-то еще чего? - наконец оглядывается на нее Михась.

- Похоже как жена, - смеется Мамлота. - Или у вас, между вами
что-нибудь такое?

- Я сам не знаю, чего она, - пожимает плечом Михась. - Пришла, принесла
документы - и вдруг, пожалуйста, уселась.

- Я могу и уйти, - вспыхивает Клавка.

И уходит.

- Все-таки, я замечаю, Михась, ты не в духе, - морщится Мамлота, когда
они поднимаются из землянки. - Может, тебе правда сегодня не ходить?
Знаешь, как Казаков говорит. Если коммунист или вот, как ты, комсомолец
идет на задание, у него всегда должно быть хорошее настроение. Чтобы все
люди это видели и верили, что победа обязательно будет за нами. А ты
сегодня какой-то вялый. Я тебя не узнаю.

- Нисколько я не вялый, - слабо протестует Михась. - Я просто позавчера
не выспался и вчера тоже. И сегодня, как опять вспомню ту женщину, Софью
Казимировну, у меня прямо все внутри...

- А ты ее пока не вспоминай. Забудь, - опирается всем грузным телом на
костыль Мамлота. - Вспоминай что-нибудь интересное, веселое. Было же у
тебя что-нибудь очень веселое. Вот это и вспоминай.

2

На широкой полукруглой поляне среди шалашей и землянок, укрытых
дубовыми ветками, уже жарко пылают костры. И над каждым свисают с толстых
треног огромные котлы, в которых варится - можно угадать по запаху -
баранина с картошкой.

И тут же, чуть подальше, в еще густом предутреннем тумане, пасутся,
щиплют мокрую, тронутую первым морозцем траву короткохвостые мохнатые
овцы. На них начальственно по-немецки - "цурюк!", "во вильст ду хин?" -
покрикивает немолодой пленный австриец в засаленном, мышиного цвета
мундире.

Еще издали разглядев Михася и Мамлоту, австриец берет под козырек и
старается по-военному щелкнуть каблуками.

- А-а, - кивает Михась. - Гутен морген.

- Гутен морген, - опять берет под козырек австриец. И с трудом
выговаривает: - Добрая будра.

- Не будра, а - утро. Понятно - утро?

- Бутра, - охотно напрягается австриец.

- Ведь сколько воюешь у нас, - смеется Мамлота, - а запомнить не можешь
- утро. Я говорю - дубист шон ланге. Давно, говорю, воюешь у нас. Понял?
Геген унз, против нас. Ин унзер ланд, на нашей земле...

Мамлота показывает, как берут на изготовку автомат и веером, прижимая к
животу, стреляют.

- Ой, найн, их бин найн, нет военный, - смеется и австриец. - Их бин
каин зольдат мер. - И показывает на овец: - Их бин дизен шафен шеф.

- Ты слышишь, Михась, чего он говорит? Понимаешь? Он говорит: я теперь
не военный, не солдат. Я только начальник над этими овцами. Овечий
начальник, шафен шеф.

- Так-то лучше. Не так чтобы опасно, - улыбается Михась.

А австриец показывает куда-то вдаль, прикладывает ладони рупором ко рту
и трубит, подражая ходу поезда: "Ту-ту-ту". Потом делает испуганные глаза
и произносит, как бы что-то отрубая: "Бам, бам, бам! Шреклих!"

- Чего это он показывает?

- Неужели не понимаешь? Он думает, предполагает, что ты сейчас идешь
подрывать железную дорогу. Представь, какой сообразительный. Он уже
угадал, что ты - подрывник. Или это ты ему объяснил?

- Зачем это я буду ему объяснять? - пожимает плечами Михась. И кричит
австрийцу: - Найн, их шпацире. Я просто гуляю.

- Филь фернюген, - почтительно кланяется австриец. И улыбается хитро.

- И как вы его тогда не зашибли, в такой свалке? - удивляется Мамлота.

- Случайно. Он же был безоружный.

- Как безоружный? Его автомат сейчас у Митьки...

- Ну да, у Митьки Стынина. Ох, Митька - это сумасшедший сибирячок! Он
прямо с ходу тогда столкнул австрийца в овраг. А я у него вырвал автомат.
И вот такой нож! Правда, Митька хотел его еще камнем по башке. Но я не
дал. Я вижу - овцы. И он, правильно, и тогда был ихний шафен шеф. Если б
мы его зашибли, мы бы ни за что всех овец оттуда не вывели. Он сам их
погнал в нашу сторону. Правда, ему Лида Савичева помогала. Это ведь его
баранина варится, - кивает Михась на котлы. - А у меня вот такое цыганское
счастье. Как у нас ничего нету или одна картошка и конина, я все время
здесь нахожусь. Как начнут готовить хорошую еду, вроде баранины, мне опять
надо уходить...

- Ты и сегодня мог бы хорошо позавтракать, если б не разлеживался да не
устраивал дискуссию. Ведь я тебя еще когда разбудил. А сейчас - некогда.
Человек ждет.

- Ничего, он подождет, - неожиданно говорит Клавка. И откуда она опять
появляется? - Подождет он. Подождет. Ничего ему не сделается. А ты
покушай, Михась. Это, можно сказать, твоя баранина. И австриец твой.

- Это уж, если на то пошло, наш общий с Митькой австриец, - веселеет
Михась. - Даже больше Митькин, чем мой...

- Митька Стынин уже загорает, - хохочет Клавка. - Ему вчера здорово
попало от самого Казакова.

- За что? Митька же отчаянный парень.

- Вот за это и попало, - втыкает палец в незримую точку Клавка. - Он
что сделал? Он отнял у этого австрийца не только автомат, но еще часы,
письма, записную книжку и разные открытки. Потом вы, Константин Савельич,
помните, ему приказали все, кроме автомата, отдать австрийцу обратно. И он
отдал. Даже открытки. Но только однографические. А порнографические себе
оставил. И стал всем показывать. Мне тоже показывал.

- И ты пошла пожаловалась? - презрительно смотрит на нее Михась.

- Зачем? - встряхивает рыжими косичками Клавка. - Что я, кляузница?
Нашлись люди, сообщили Казакову. И Казаков вчера вечером дал ему такую
прочуханку...

- А открытки куда?

- Казаков их тут же велел уничтожить. А Митька будет теперь, ему
приказано, две недели копать котлованы под землянки и всякое такое.

- Все равно Митька бы сейчас скучал, - говорит Мамлота. - Нету тола,
нету мин. Нету, значит, для него горячей работы. И мы сидим как цуцики.
Ох, Михась, иди. Ты сейчас можешь всех выручить.

- Так я же и так иду. За мной дело не станет.

- Нет, ты минуточку погоди, - просит Клавка. И кричит девушке у костра:
- Лида, давай! Он согласен.

Повариха подносит алюминиевую миску, полную картошки и баранины.

Клавка отрезает ломоть хлеба.

- Не могу я, - страдальчески глотает сладкую слюну Михась. - Меня же
человек ждет.

- А ты знаешь, где этот человек? - Клавка оглядывается вокруг и
показывает в туман: - Вот он под кустом сидит, твой человек. Лида ему тоже
положила баранины.

Михась садится на бревно, ест. И Клавка присаживается подле него.

- Ну просто как супруга, - смотрит на них Мамлота. И, уже отойдя,
смеется: - Вернешься, Михась, женим тебя на ней. Попрошу, чтобы Казаков
отдал в приказе: так, мол, и так, вступили в законный брак. А после войны
сами распишетесь в загсе.

Михась ест и, косясь на Клавку, как бы оправдывается перед Мамлотой:

- Я даже сам не знаю и удивляюсь - чего она ко мне вдруг...

- Но она-то знает, - смеется Мамлота. И уходит, тяжело опираясь на
костыль.

А Клавка почему-то уже шепчет, хотя поблизости никого нет:

- Ты не слушай глупости, Михась. Вот мой "вальтер". Я даю тебе его на
счастье. Я сама, честное комсомольское, очень счастливая. - Она кладет ему
в карман стеганки небольшой трофейный немецкий пистолет.

- Да это же не "вальтер", - вынимает из кармана и разглядывает пистолет
Михась. - "Вальтер" должен быть большой, почти как тэтэ...

- А я тебе говорю - это "вальтер". Только маленький. Вроде как дамский,
- настаивает Клавка. И удивленно поднимает брови: - Неужели ты еще не
видал маленькие "вальтеры"?

- Да видел я всякие... Дамский... Для чего это будет на войне -
дамский?

Клавка привстает с бревна, оправляет юбку, улыбается:

- Но дамы же тоже бывают на войне. И пистолеты, понятно, могут быть
дамские...

Михась искоса и насмешливо взглядывает на Клавку:

- Ты, выходит, тоже - дама?

- Ну, не дама, - смеется Клавка, - но все-таки. А ты не разговаривай,
Михась. Бери этот "вальтер". У меня другой есть. Бери. Я даю его тебе на
счастье. У него полная обойма. Он как перышко легкий. И вообще - удобный
во всяком случае. Ты его в любую минуту везде спрячешь. Если, понятно,
тебя вдруг будут обыскивать. Там же, в Жухаловичах, на каждом шагу немцы.

- Да нету там никаких немцев. - Михась снова вынимает из кармана
Клавкин пистолет и кладет его рядом с нею на бревно. - Что я там, разве
никогда не был, в Жухаловичах?