Чтение 2–й страницы книги ~Дрожь и оцепенение~

оплакивать потерю этой же суммы.

Служащие Юмимото, так же, как и нули, приобретали свое значение, только
стоя позади других цифр. Все, кроме меня, потому что я не достигала даже
значения нуля.

Шли дни, а от меня до сих пор не было никакой пользы. Меня это
совершенно не беспокоило. У меня было впечатление, что обо мне забыли, и в
этом была своя прелесть. Сидя за своим столом, я читала и перечитывала
документы, которые Фубуки предоставила в мое распоряжение. Они были
чудовищно неинтересны, за исключением одного, в котором перечислялись
служащие Юмимото: там были вписаны фамилии, имена, дата и место рождения.

Сами по себе эти сведения не содержали ничего завораживающего. Но когда
голоден, то и краюшка хлеба выглядит аппетитно: в состоянии бездействия и
поста, в котором находился мой мозг, этот список показался мне столь же
пикантным, как какой-нибудь журнал скандалов. По правде говоря, это было
единственным документом, который я понимала.

Чтобы иметь вид работающего человека, я решила заучить список наизусть.
В нем было около сотни имен. Большинство служащих состояло в браке и
являлось отцами и матерями семейств, что усложняло мою задачу.

Я зубрила, моя голова раз за разом склонялась над папкой, потом
поднималась для того, чтобы я могла повторить про себя. Когда я поднимала
голову, то каждый раз видела Фубуки, сидевшую напротив.

Господин Саито больше не просил меня писать писем Адаму Джонсону, да и
никому другому. Впрочем, он не просил меня ни о чем, кроме того, чтобы
принести ему кофе.

Нет ничего более естественного для того, кто впервые работает в
японской фирме, чем начинать с ошакуми -- "почтенной чайной церемонии". Я
отнеслась к этой обязанности тем более серьезно, поскольку это было
единственным делом, порученным мне.

Очень быстро я узнала привычки каждого: черный кофе господину Саито в
восемь тридцать. Господину Унадзи кофе с молоком и двумя кусочками сахара в
десять часов. Господину Мидзуно стакан кока-колы через каждый час. Господину
Окада английский чай, слегка разбавленный молоком, в семнадцать часов. Для
Фубуки -- зеленый чай в девять часов, черный кофе в двенадцать часов,
зеленый чай в пятнадцать часов и завершающий черный кофе в девятнадцать
часов. Каждый раз она благодарила меня с обворожительной вежливостью.

Это скромное занятие оказалось первым шагом в череде моих неудач.

Однажды утром господин Саито объявил мне, что вице-президент принимал в
своем офисе важную делегацию из дружественной фирмы:

- Кофе на двадцать персон.

Я вошла к господину Омоши со своим большим подносом и исполнила все
наилучшим образом: я подавала каждую чашку с подчеркнутым смирением, бормоча
самые изысканные фразы, опуская глаза и кланяясь. Если бы существовал орден
за заслуги в ошакуми, я по праву могла претендовать на него.

Несколько часов спустя делегация удалилась. А потом раздался грохочущий
голос огромного господина Омоши:

- Саито-сан!

Я увидела, как господин Саито подскочил и, мертвенно побледнев, побежал
в логово вице-президента. За стеной раздались вопли толстяка. Нельзя было
понять, о чем шла речь, но видимо это было что-то не слишком приятное.

Господин Саито вышел с искаженным лицом. Я почувствовала глупый прилив
нежности к нему, думая о том, что его вес составлял третью часть от веса его
противника. И тут он сердито позвал меня.

Я последовала за ним в пустой кабинет. Он заговорил со мной, заикаясь
от гнева:

- Вы поставили в глубочайше неловкое положение делегацию дружественной
фирмы! Вы подавали кофе, выражаясь такими фразами, как будто вы владеете
японским в совершенстве!

- Но я не так уже плохо им владею, Саито-сан.

- Замолчите! По какому праву вы защищаетесь? Господин Омоши очень
сердит на вас. Вы создали отвратительную атмосферу на совещании сегодня
утром. Как наши партнеры могли чувствовать себя доверительно в присутствии
белой, которая понимает их язык? С этого момента вы больше не говорите
по-японски.

Я посмотрела на него с удивлением:

- Простите?

- Вы больше не знаете японского языка. Ясно?

- Но, в конце концов, компания Юмимото наняла меня именно за знание
вашего языка!

- Мне все равно. Приказываю вам больше не понимать японского.

- Это невозможно. Никто не смог бы подчиниться подобному приказу.

- Всегда есть возможность подчиниться. Это то, что западные умы должны
были бы понять.

"Ах, вот вы о чем", подумала я прежде чем ответить:

- Вероятно, японский мозг способен заставить себя забыть какой-то язык.
Западный мозг не имеет такой возможности.

Этот необычный аргумент показался господину Саито вполне приемлемым.

- Все же попытайтесь. По крайней мере, сделайте вид. Я получил
распоряжение на ваш счет. Итак, решено?

Тон был сухим и резким.

Вероятно, когда я вернулась в свой кабинет, у меня было такое вытянутое
лицо, что Фубуки посмотрела на меня мягко и взволнованно. Я долго
чувствовала себя подавленной, размышляя как поступить.

Самым логичным было бы написать заявление об уходе. Однако, я не могла
решиться на это. В глазах жителя запада в этом не было ничего бесчестящего,
в глазах же японца это означало потерять лицо. Я работала в компании от силы
месяц. Однако, контракт был подписан на год. Уйти через столь короткое
время, значило покрыть себя позором в их глазах, также как и в моих.

Тем более, что у меня не было никакого желания уходить. Все-таки мне
стоило кое-каких усилий быть принятой на работу в эту компанию: я изучила
токийскую административную лексику, прошла тесты. Конечно, мои амбиции не
простирались до того, чтобы сделаться великим полководцем международной
торговли, но я всегда хотела жить в стране, перед которой преклонялась со
времен первых идиллических воспоминаний, которые хранила с раннего детства.

Я решила остаться.

Но для этого я должна была найти средство выполнить приказ господина
Саито. Я прозондировала свой мозг в поисках возможных залежей амнезии: не
было ли каких-нибудь темных пещер в моей нейронной крепости? Увы, здание
имело сильные и слабые стороны, башни и трещины, ямы и рвы, но ничего, что
позволило бы мне похоронить язык, который ежедневно был у меня на слуху.

Если я не могла его забыть, то можно ли было, по крайней мере, его
утаить? Если сравнить речь с лесом, можно ли было за французскими буками,
английскими липами, латинскими дубами и греческими оливами спрятать
гигантские японские криптомерии, которые в данном случае имели самое
подходящее название?

Мори, фамилия Фубуки, означала "лес". Потому ли я смотрела на нее
такими растерянными глазами? Я заметила, что она тоже смотрит на меня
вопросительно.

Она поднялась и сделала мне знак следовать за ней. В кухне я рухнула на
стул.

- Что он вам сказал? -- спросила она меня.

Я открыла свое сердце. Мой голос дрожал, я чуть не расплакалась. Теперь
я не смогла сдержать опасных слов:

- Я ненавижу господина Саито. Он дурак и подлец.

Фубуки слегка улыбнулась:

- Нет. Вы ошибаетесь.

- Конечно. Вы добрая, вы не видите дурного. В конце концов, чтобы
отдать подобное распоряжение можно быть только...

- Успокойтесь. Приказ исходил не от него. Он передал вам распоряжение
господина Омоши. У него не было выбора.

- В таком случае это господин Омоши...

- Этот человек далеко не простой, - оборвала она меня. - Что вы хотите?
Он вице-президент. Здесь ничего не поделаешь.

- Я могла бы поговорить об этом с господином Ганеда. Что он за человек?

- Господин Ганеда замечательный человек. Очень умный и добрый. Увы, об
этом не может быть и речи, чтобы вы пошли жаловаться ему.

Она была права, я это знала. Двигаясь вверх по течению, было
недопустимо перескочить хотя бы один иерархический эшелон -- тем более таким
образом. Я имела право обращаться только к моему непосредственному
руководителю, которым была мадемуазель Мори.

- Вы мое единственное спасение Фубуки. Я знаю, что вы мало, что можете
сделать для меня. Но я благодарю вас. Ваша простая человечность мне так
помогает.

Она улыбнулась.

Я спросила, какова была идеограмма ее имени. Она показала мне свою
визитную карточку. Я посмотрела на канжи* и воскликнула:

- Снежная буря! Фубуки означает "снежная буря"! Это очень красивое имя.

- Я родилась во время снежной бури. Мои родители увидели в этом
знамение.

Я вспомнила список служащих Юмимото: "Мори Фубуки, родилась в Наре 18
января 1961 года..." Она была ребенком зимы. Я вдруг представила эту снежную
бурю над величественным городом Нара* и его бесчисленными колоколами -- не
было ли совершенно логичным то, что эта восхитительная девушка родилась в
день, когда красота неба обрушилась на красоту земли?

Она рассказала мне о своем детстве в Кансае. Я говорила ей о своем, оно
началось в той же провинции, недалеко от Нары, в деревне Сюкугава, около
горы Кабуто, - при воспоминании об этих мифологических местах слезы