слабое желтое пламя на мгновенье выхватило из тьмы бледные сердитые лица.
Владелец спички зажег огарок стеариновой свечи, приклеенной к вагонному
столику.
Свет разбудил Славушку, он встрепенулся и поднял голову.
- Ты что? - спросила Вера Васильевна.
- Мы скоро приедем?
- Ах, что ты! - Вера Васильевна вздохнула. - Завтра, завтра. Еще
ночь...
Желтые блики бежали по лицам.
- Все ездиют, ездиют, - сказал кто-то с верхней полки сиплым голосом и
пошевелил ногой в лапте. - Сами не знают...
- А ты знаешь? - спросил мужик в полушубке. - Ты-то сам знаешь?
- Я-то знаю, - отозвался человек в лаптях. - Я за делом ездию, а не так
чтобы...
- Ну и мы за делом, - строго сказал некто у окна, и только тут Славушка
рассмотрел его рясу.
- О господи! - вздохнул пожилой бритый мужчина, протирая пальцем стекла
очков в простой металлической оправе. - Очереди, давка, большевики...
- А вы не затевайте о политике, - еще строже сказал священник. - За
политику нынче расстреливают.
- Извините, - сказал человек в очках. - Я не хотел.
- То-то, - упрекнул мужик в полушубке. - Потушили бы вы, гражданин,
свечку от греха.
- Одну минуту, - встревоженно сказал Рыбкин. - Погодите...
Он устроился уже рядом со Славушкой.
- Сахару никому не надо? - спросил он и посмотрел на владельца свечки.
Рыбкин точно всколыхнул пассажиров своими словами, все сразу
зашевелились и снова замерли - шут его знает, что потребует он за свой
сахар.
- Я вот вижу у вас в кармане газетку, - продолжал Рыбкин, обращаясь уже
непосредственно к владельцу свечки. - Может, сторгуемся?
Сторговались за восемь кусков.
- Товарища Ленина захотелось почитать? - не без язвительности спросил
владелец свечки, передавая газету. - Почитайте, почитайте, молодой
человек...
- Эта какая же газета? - поинтересовался священник.
- Самая ихняя, "Правда", - сказал владелец свечки. - Другие неправду
печатают, а тут как раз товарищ Ленин и о пролетарской революции, и обо всем
прочем изволят рассуждать...
- Да нет, я не для того, - сконфуженно пробормотал Рыбкин и, пригладив
газету ладонью, оторвал от нее длинную узкую полоску.
Он бережно выбрал из кармана крошки махорки и скрутил козью ножку.
- Разрешите? - спросил он и наклонился к огню, прикуривая цигарку.
- Угощайтесь, - сказал владелец свечки и тут же ее задул.
- Вот так-то лучше, - промолвил кто-то в темноте. - Ни ты людей, ни
тебя люди...
- Да-с, время темное, - сказал, судя по голосу, священник. - Лучше
помолчать да подремать...
Ночь плыла за окнами, вплывала в окна, ночь наполняла вагон...
Вагон мотало из стороны в сторону.
Кто-то сопел, кто-то вздыхал, кто-то постанывал...
Славушка опять прижался к коленям матери, хотелось есть и хотелось
дремать, его опять начало укачивать, он почти уже погрузился в сон и вдруг
почувствовал, как чья-то шершавая рука шарит у него по лицу, погладила его
по лбу, по щекам, задержалась у губ, вложила ему что-то в рот, и Славушка
ощутил волшебный вкус настоящего сахара.
2
Вера Васильевна находилась в переполненном вагоне, и все же была одна.
Даже присутствие сына не нарушало ее одиночества. Она была одна, маленькая
хрупкая женщина, наедине со своими бедами, горестями и сомнениями.
Она все время помнила, что находится в грязном нетопленом вагоне
медленно ползущего поезда, увозящего ее все дальше и дальше от Москвы...
Куда? Она хотела бы это знать...
Она знала свой новый адрес: Орловская губерния - Орел вот-вот должен
появиться, - Малоархангельский уезд - Малоархангельск находится южнее Орла,
неведомый Малоархангельский уезд, - Успенская волость, - Вера Васильевна еще
никогда не жила ни в каких волостях, - село Успенское, - цель ее
путешествия, что-то ждет ее в этом Успенском...
Что погнало ее в этот путь?
На этот вопрос ответить легко: голод. Неотступный голод, с которым в
Москве она не смогла бы справиться...
Вера Васильевна родилась и выросла в семье солидного московского врача.
Василий Константинович Зверев в юности мечтал о научной карьере, однако
сверстники обгоняли его, становились профессорами, генералами, богачами, а
он так и остался хоть и уважаемым, но обыкновенным практикующим врачом.
Выслушивал, пальпировал, перкутировал. Тук-тук... "Дышите. Не дышите. Тут
больно? А тут?.." Лечил старательно и удачливо. На склоне лет стал завзятым
библиофилом, вкладывал деньги в книги, собрал коллекцию инкунабул. Одну из
лучших в Москве...
Был привержен и церкви, и детям, и кухне, если последнюю понимать
расширительно, как свой дом, и поэтому хотел от дочерей приверженности к
трем немецким К * и мечтал о выгодных для них браках. Однако дочери не
оправдали его надежд. Старшая, Надежда, удрала с оперным тенором и сгинула
где-то в российских захолустьях. Средняя, Любовь, уехала в Цюрих учиться в
тамошнем университете, - в России высшее образование женщинам было заказано,
стала врачом и вернулась в Москву женой профессора Маневича. Младшая, Вера,
окончив курсы Берлица, тоже вышла замуж, но не так удачно, как Люба, -
Николай Сергеевич был всего-навсего учителем.
______________
* Kirche, Kider, Kuche - церковь, дети, кухня. (Пер. с нем.)
Жили Ознобишины, как говорится, душа в душу. А затем господь бог
позавидовал их счастью и подучил сараевского гимназиста Гаврилу Принципа
застрелить австрийского кронпринца...
Тут в личной жизни Веры Васильевны началась полная неразбериха, она
овдовела, а Слава и Петя осиротели.
С Федором Федоровичем Астаховым Вера Васильевна познакомилась вскоре
после смерти Николая Сергеевича.
Жить трудно, детей надо растить, жалованья не хватало, друзья растаяли.
- Почему бы вам не сдать комнату?
Появился Астахов.
Как-то Петя и Славушка подрались, Федор Федорович разнял, Вера
Васильевна зашла извиниться.
Год спустя Вера Васильевна сказала сыну, что ей нужно с ним поговорить.
- Федор Федорович хочет заменить вам отца...
К тому времени не только Вере Васильевне, но и Славушке многое было
известно о постояльце. Родился в орловской деревне, родители выбились в люди
из простых мужиков, дом, лавка, хутор, десятин сто земли, Федора Федоровича
отдали в семинарию, стать попом не захотел, сбежал на медицинский факультет,
началась война, призвали в армию, произвели в прапорщики, служит в учебном
полку, обучает новобранцев... Много лет спустя, когда отчима не было уже в
живых, а Славушка превратился в Вячеслава Николаевича, он понял, что тот был
одним из лучших представителей разночинной интеллигенции.
По своему социальному положению Астахов принадлежал к крестьянской
буржуазии, но вырос-то он среди бесправных, забитых, темных, голодных
мужиков, и, будучи по складу души человеком честным и добрым, он и в армии
охотнее общался с солдатами, нежели с офицерами.
Внезапно строевые занятия с новобранцами оборвались, с одной из
маршевых рот Астахов отбыл на фронт...
Снисходя к бедственному положению сестры, Любовь Васильевна предложила
ей пожить пока у нее.
Профессор Маневич, открыто заявляя себя противником любого
переустройства жизни, не мог не замечать стачек, демонстраций и протестов
против войны.
Поэтому еще в начале 1916 года Маневич предусмотрительно уплотнился,
уступив Вере Васильевне целых три комнаты, а в 1917 году даже подумывал, не
оформить ли ее в качестве совладелицы, однако осенью все полетело вверх
тормашками.
Предрассветный сумрак окутывал улицы серой дымкой. Воробьи исчезли со
всех площадей, точно их сдуло ветром, лошадей перерезали на мясо.
Славушка торопился в гимназию не столько на уроки, сколько к завтраку.
Гимназистам по утрам выдавали ломоть булки и кружку подслащенного чая. Булки
серые, невзрачные, неизвестно, где их доставали, но эти булки и чай были
одним из необъяснимых чудес хмурого восемнадцатого года. Чай Славушка
выпивал, а булку прятал, на ужин маме и Пете.
Астахов встретил Февральскую революцию с ликованием, Октябрьскую с
недоумением, не хотел насилия ни справа, ни слева. Солдаты выбрали его в
полковой комитет, он не хотел идти ни с офицерами против солдат, ни с
солдатами против офицеров. Однако народ готовился к революционной войне.
Доброта сковывала Астахова, но победу одержали великие демократы. Он
записался добровольцем в Красную Армию.
Ему дали возможность перевезти семью в деревню, и Астахов поехал в
Москву.
- Что ты здесь будешь делать? - убеждал он жену. - Вы пропадете тут без
меня...
Вера Васильевна боялась деревни. Что она будет там делать? Обучать
французскому языку! Крестьянских детей, не знающих даже своего родного
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Прозоров Александр
Свержин Владимир
Сапковский Анджей
Никитин Юрий