Чтение 2–й страницы книги ~Дело Локвудов~

затылок. Когда каменщик пришел в себя, Локвуд не дал ему встать, пока не
приехал из Шведской Гавани врач и не проверил, нет ли у него сотрясения
мозга и не повреждены ли кости. В те минуты никого из рабочих не удивило,
что распоряжается именно Локвуд.

- Скипидар. В жизни такого не слыхал, - заметил один из них. - И откуда
он все это знает?

- Он много чего знает, - отозвался другой. - Ему и Боб Брэкенридж не
нужен. Скорее наоборот: он нужен Брэкенриджу.

Спустя два дня, когда каменщик вновь вышел на работу, Джордж Локвуд
смотрел на него так, словно видел впервые в жизни, и быстро отвернулся,
заметив, что тот хочет его поблагодарить.

В середине октября дом был закончен. Остались незавершенными только
внутренние плотничьи работы, которыми занимались итальянцы из Нью-Йорка.
Электрическое освещение и водопровод были в порядке, отопление уже успешно
выдержало испытание. Дом был готов, и Роберт Брэкенридж возвратился в
Хейгерстаун с чеком в кармане.

Итальянцев было трое. Они плохо говорили по-английски и не общались с
другими рабочими, разговаривавшими на английском или на немецком языке и
привыкшими свысока относиться к местным итальянцам. В Шведской Гавани
итальянцев было немного, и использовались они главным образом на черных
работах. Итальянские плотники, работавшие у Локвуда, носили под кожаными
фартуками жилеты, брюки, шелковые рубашки, крахмальные воротнички и
галстуки. Как только остальные рабочие разъехались, они перешли в комнату,
предназначавшуюся для кабинета Джорджа Локвуда. И хотя они работали в доме
одни, дверь комнаты всегда была на запоре - никого, кроме самого хозяина,
итальянцы в нее не пускали.

Когда Брэкенридж и его рабочие уезжали, в этой комнате уже был сооружен
большой камин, рядом с которым находилась большая дверь стенного шкафа.
Брэкенридж предлагал для шкафа другое место, но Локвуд не согласился и
настоял на своем. Теперь итальянцы сняли дверь, выпилили в шкафу пол и
потолок и соорудили винтовую лестницу, которая начиналась в шкафу спальни
Джорджа Локвуда - прямо над его кабинетом - и вела вниз, в подвал. Это
позволяло Локвуду спускаться из спальни в подвал, минуя парадную и черную
лестницу, и, если ему потребовалось бы, таким же манером переходить
незаметно из спальни в кабинет. Стенной шкаф в спальне (Брэкенридж
удивлялся его огромным размерам) теперь стал меньше, так как итальянцы
перегородили его панелью. Эта панель, вставленная в пазы, могла быть
поднята вверх, и тогда открывался доступ к потайной лестнице. Дверь шкафа
в кабинете была заменена такой же панелью, выкрашенной в один цвет со
стеной. Это была по-прежнему дверь, только держалась она теперь на
невидимых петлях и открывалась нажатием на пружину, скрытую под резной
фигуркой. Дверь не могла открыться от случайного прикосновения или удара
по фигурке: чтобы высвободить пружину, требовалось сначала повернуть эту
фигурку, как дверную ручку, и потом с силой толкнуть вперед. Достаточно
было нескольких капель машинного масла в год, чтобы механизм действовал
исправно столько времени, сколько простоит дом; дом же, по расчетам
Джорджа Локвуда, должен был простоять двести лет.

В подвале потайная лестница упиралась в скользящую панель, подобную
той, что была в спальне. Как и в спальне, панель в подвале одновременно
служила задней стенкой шкафа, который, согласно проекту, предназначался
для хранения старой корреспонденции, оплаченных счетов, аннулированных
чеков и прочих бумаг.

Наслушавшись вдоволь похвал своему искусству, положив в карман чеки,
итальянцы дали обет молчания, перекрестились, весело попрощались с
Джорджем Локвудом за руку и уехали обратно в Нью-Йорк. Теперь дом был уже
почти готов для показа Джеральдине Локвуд.

Джордж Локвуд в последний раз - это было во второй половине дня в
октябре 1926 года - окинул взглядом дом, гараж на четыре автомобиля,
газон. В половине пятого он не спеша сел в свой маленький двухместный
"паккард" и подъехал к железным воротам, заменявшим теперь тесовые. Диген,
временный сторож из сыскного бюро, открыл ворота.

- Доброй ночи, мистер Локвуд. До утра.

- Утром, Диген, я вас не увижу, - возразил Джордж Локвуд. - Завтра я
поздно встану.

- Считаю это хорошим знаком. Что, все уже в порядке?

- Теперь слово за миссис Локвуд.

- Ну, что тут скажешь? Глаз радуется. В жизни никогда не видывал такого
красивого здания. Вот дом так дом. Прямо дворец. Вы вправе гордиться,
мистер Локвуд, истинное слово.

- Спасибо, Диген. Доброй ночи.

- Такое только в мечтах увидишь, - сказал Диген. - Еще раз доброй ночи,
сэр.

Были уже сумерки, когда Джордж Локвуд подъехал к старому дому в
Шведской Гавани, где он родился. Это было простое квадратное здание из
красного кирпича, как-то неожиданно выраставшее посреди квадратного
газона. Локвуд поставил машину в конюшне, где уже не держали лошадей, и,
обогнув дом, вошел через парадную дверь.

На шум его шагов из кухни появилась Мэй Фриз.

- Какие новости, Мэй?

- Никаких, сэр. Никто не звонил, писем тоже не было.

- Значит, ничего не было.

- Только газеты. Куда вам подать чай?

- В кабинет. Не найдется ли у нас торта?

- Осталось немного бисквита, который вы ели вчера с мороженым.

- Вот и хорошо. Принесите мне бисквит вместо гренков.

- Бисквит вместо гренков с маслом?

- Да, Май. Бисквит вместо гренков с маслом. Сегодня я не хочу гренков с
маслом. Буду есть вчерашний бисквит.

- Значит, бисквит, - сказала Мэй, уходя.

Джордж Локвуд поднялся к себе, вымыл лицо и руки, снял пиджак, надел
вельветовую куртку и старые лакированные шлепанцы. Мэй принесла на подносе
чай и поставила перед ним на письменном столе.

- А почта-то все же была. Вот четыре письма, - сказала она. - Маргарет
вынула их из ящика, пока я прибиралась на третьем этаже. Могла бы, по
крайней мере, сказать.

- Да уж, по крайней мере, могла бы сказать, - согласился Локвуд.

- Бисквит-то почерствел немножко. Когда долго стоит, всегда черствеет.

- А я такой люблю. Не люблю, когда он как резина.

- Постоит еще день - совсем испортится.

- А он не будет больше стоять. Я его сейчас съем.

- Как вы можете столько есть и не толстеть?

- Двигаюсь много. Все время занят.

- Это правда. Как новый дом?

- Готов. Поэтому я и ем бисквит.

- Готов? Совсем?

- Совсем. Теперь им займется миссис Локвуд.

- Когда вы повезете нас смотреть? Я хочу сказать: нас с Маргарет.

- В свое время.

- Знаете, что я слышала? Впрочем, не я, а Маргарет. Это она мне
рассказала.

- Что же она слышала и любезно рассказала вам?

- Уж не знаю, правда ли, нет ли.

- Не будете же вы пересказывать мне неправду.

- Говорят, будто одна сторона дома присела.

- Присела? То есть осела?

- Вы еще не переехали, а уже пошли слухи. Дайте вспомнить, что еще
говорили. Ах, да! Будто вы решили отдать свой старый дом под больницу.

- Вы умеете хранить тайну?

- Конечно.

- Так вот: я не знаю, как поступлю с этим домом. Не решил еще. Врачи
хотят открыть здесь больницу, Это, видимо, вам и сказали.

- Нет, я слышала, что вы уже отдали его.

- Нет, не отдал.

- А новый дом садится?

- Не знаю.

- Значит, да. Верно?

- Я не стану ничего опровергать и не стану ничего подтверждать насчет
нового дома, Мэй. Я ведь предупреждал вас об этом.

- Они только и делают, что болтают о вашем доме; С тех пор как вы
начали строить стену. Весь город болтает. Далась им эта стена.

- А разве до этого они не болтали?

- Наверно, болтали. Они всегда найдут, о чем поболтать.

- Вот именно.

- Верно. Всегда что-нибудь придумают. Не одно, так другое.

- Безусловно. Что вы еще хотели сообщить, Мэй?

- Что-то еще было.

- Ну?

- Я говорила вам, что к нам пришли по почте какие-то коробки?

- Нет.

- Из Нью-Йорка. И все - на ее имя.

- Наверно, что-нибудь для нового дома.

- Да! Вот что я хотела спросить.

- Спрашивайте.

- Хотя нет, не то. Это я уже спрашивала. Вот что: мы тут разговаривали
с Маргарет насчет Эндрю и его жены. В новом доме они над гаражом будут
жить?

- А что?

- Маргарет говорит, что не хотела бы жить там одна. Ночью без мужчины
страшно. Мне-то что, я привыкла, потому что родилась и выросла на ферме, а
Маргарет горожанка.