почтовых конвертах и в виде брошек на груди признанных красавиц..."). Из
Англии прибыла в Петербург делегация защитников мира, которая сложила к
ногам Муравьева 30 томов подписей людей, требующих от правительств мирного
разрешения спорных международных вопросов. Рабочие одной немецкой типографии
в Берлине объявили забастовку, отказываясь печатать книгу под названием
"Будущее мировой войны". Метранпаж сказал:
войны? Война не должна иметь будущего...
божественного мироздания. Без войны свет погряз бы в грубейшем
материализме..." Кайзер Вильгельм II говорил:
с подведенными животами, довольствуясь сосиской и кружкой пива? Неужели для
того, чтобы я вывел броненосцы в море и открыл кингстоны на радость
защитникам мира? Да не поднимется моя рука переплавить пушки на ночные
горшки для сопливых рахитичных ублюдков кварталов Кепеника...
мира" - нечто стихийное и небывалое. Народные демонстрации должны были выйти
из столиц Европы и, слившись воедино в Берлине, проследовать далее - в
Петербург, где и завершить дело мира торжественным апофеозом победы над
милитаризмом. "Но (как писали тогда в газетах) германское правительство
испугалось посещения Берлина международными крестоносцами. Боялись народных
волнений и взрыва шовинизма немцев при встрече с французами, если бы они
потребовали разоружения Германии... Один лишь старик Август Бебель с обычным
чистосердечием говорил на публичных митингах рабочих: "Россия теперь наш
союзник и товарищ!"..."
***
и о роли личности в истории. За давностию лет одни герои прошлого были
канонизированы, их имена вошли в "святцы" хрестоматий, в "поминальники"
настольных календарей, - другие были беспощадно забыты. Еще сто лет назад
историк Петр Бартенев с горечью констатировал: "Мы нестерпимо равнодушны к
отечественной истории, да и ко всему на свете. Сколько уже погибло страниц,
не озаренных никаким светом". Он прав. Человечество так уж устроено, что
умеет многое забывать. Задача истории как раз обратная - вспоминать!
дипломатии вникают в его дальновидные замыслы, - он был крупный политик
века; историки литературы старательно просвечивают его старомодную фигуру,
на которую ложились солнечные блики русской поэзии, - он начал жизнь дружбою
с Пушкиным и закончил ее дружбою с Тютчевым.
необходимое во все времена - борьба за мир! Канцлер был, пожалуй, самым
страстным и убежденным борцом за сохранение мира в Европе и этим резко
выделялся среди своих зарубежных коллег. Однако Горчаков унес в могилу не
только сияние славы, но и горечь многих своих поражений... Не станем
чересчур строго винить его! Иногда даже ошибки государственных деятелей
имеют для народа такое же громадное значение, как и те истины, которые стали
для нас драгоценным наследием отцов наших...
тоже имеет свою великую историю. Еще в глубокой древности, ступая босыми
ногами по золотым пляжам Средиземноморья, философы в развеваемых ветром
хитонах рассуждали на кованой латыни о том, как уничтожить извечное
истребление человека человеком. Но если политики прошлого века ратовали за
мирное существование, то теперь, в наши напряженные дни, при наличии двух
общественных систем, борьба за мир выражается в мирном сосуществовании.
которая, обладая обширными юрисдикциями, стала бы залогом сохранения
всеобщего мира и сокращения всех видов вооружения. Этот горчаковский проект
был положен в основу созыва знаменитых Гаагских мирных конференций, которые
и явились как бы прологом Организации Объединенных Наций...
сохранили свою юридическую силу и поныне.
Сейчас наши историки пишут:
действующего международного права. Несоблюдение их - военное преступление,
подлежащее наказанию!"
конвенций и деклараций: первый раз в 1942 году, в трудной обстановке кануна
Сталинградской битвы, и вторично в 1955 году, в разгар холодной войны...
все развивается, и новая жизнь наплывает на старые обломки".
тропинка приводит нас к могиле российского канцлера Горчакова...
***
Без лирики. Роман из истории отечественной дипломатии. Рассказывать о
прошлом заманчиво, но нелегко... При этом я вспоминаю, как английский
историк Юм, сидя возле окна, писал очередной том истории человечества, когда
с улицы вдруг послышался отчаянный гвалт. Юм послал горничную - узнать, что
там случилось, и та сказала, что ничего особенного, просто поссорились
прохожие. Но пришел лакей, сообщивший, что на улице произошло злодейское
убийство. Затем прибежал почтальон и сказал историку, что сейчас была на
улице большая потеха - подрались две голодные собаки, заодно покусав мужчину
и двух женщин.
прошлого человечества, если не в силах выяснить даже того, что творится у
меня под самым носом - напротив моего дома!
шпагой".
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЕВРОПЕЙСКИЙ КОНЦЕРТ
ГЕРМАНИЯ, ГДЕ ТЫ, ГЕРМАНИЯ?
через шлагбаумы, которые любезно поднимались перед любым мазуриком. А
таможенный досмотр казался свирепым, если не разрешали провезти сигар
больше, нежели их умещалось в портсигаре, если из пяти провозимых бутылок
вина одну конфисковали (неизвестно - в чью пользу). В германских княжествах
строго следили за нравственностью, и суровые чины при старомодных шпагах с
хрустом выдирали из парижских изданий легкомысленные картинки: вид
француженки, чуточку приподнявшей платье, чтобы поправить чулок, приводил
таможню в содрогание, как непотребная порнография. Железные дороги обычно
имели одну колею, и машинисты паровозов, встретившихся в пути, спорили, как
на базаре, кому из них суждено пятиться задом до ближайшей станции, чтобы
потом мирно разъехаться на стрелках. В основном европейцы передвигались еще
на почтовых дилижансах, движение которых было отлично налажено по гладким
шоссейным дорогам; внутри карет путники невинно флиртовали или кротко
подремывали, на империалах крыш бултыхались их кофры и круглые футляры с
дамскими туалетами. Время от времени, сочувствуя природной слабости
пассажиров, кучера делали неизбежную остановку, и мужчины с отвлеченным
выражением на лицах укрывались в кустах по одну сторону дороги, а жеманные
путешественницы, делая вид, будто рады случаю собрать букет цветов, исчезали
в зелени по другую сторону...
запутывала феодальная чересполосица немецких княжеств, средь которых
Бавария, Саксония, Ганновер, Вюртемберг, Баден, Гессен и Мекленбург казались
даже великанами; другие же княжества бывали столь мизерны, что владетельный
герцог, выходя утречком на крыльцо своего замка, с недоверием принюхивался,
спрашивая гофмаршала:
скряга-король опять заварил пережженный кофе.
что устраивало Австрию, которая своим имперским авторитетом величественно
подавляла всю "германскую мелюзгу". Меттерних сознательно поддерживал
мистический романтизм в искусстве и философии Германии, дабы, паря в мечтах,
немцы не замечали земли, на которой им жить и умирать. Правда, была еще
сильная Пруссия под королевским скипетром Гогенцоллернов, но Берлину с Веною
не пришло время тягаться. А чтобы держать всех немцев под своим контролем,
Меттерних создал Союзный сейм, заседавший в богатом Франкфурте-на-Майне.
Германский бундестаг власти никакой не имел - пустая мельница, годами
крутившая жернова заседаний одной нескончаемой конференции; размазнею
бестолковых резолюций здесь скрепляли мнимое единство немцев. Тогда в Европе