его ногами. С первого же взгляда было видно, что смягчить сердце этого
тарана в человеческом образе невозможно, но если бы кто-нибудь ранил его
сердце, вся эта махина рухнула бы, как здание, вдруг лишившееся фундамента.
схватив руку пастора, тряхнул ее сильно и неловко. - Постой-ка! Ты ведь был
вчера в Варшаве, - продолжал он, - не слыхал ли чего-нибудь о моем мальчике?
Этот полоумный пишет так редко, что только банк знает, где его носит!..
словами библии, как саранча рядом с верблюдом.
под ним железную скамейку. Зычный голос его удивительно гармонировал с
мерным гулом фабрики, напоминавшим отдаленные раскаты грома.
приехал. Он сел на скамейку против Адлера и с удивительным самообладанием
стал припоминать начало первой части своей речи: о неисповедимых путях...
которые всегда засовывал в самые неподходящие места. Беме чувствовал, что
пора приступить к предисловию, но как начать без очков?.. Он откашлялся,
поднялся со скамейки, повертелся туда-сюда - очков нет!
ли он их дома?.. Какое! Он ведь держал их в руках, усаживаясь в бричку...
Беме сунул руку в задний карман сюртука - нет... в другой - тоже нет! Бедный
пастор совершенно забыл первые фразы вступительной части.
забеспокоился:
из внутреннего кармана вытащил какой-то листок бумаги и большой бумажник,
потом вывернул карман, но и там не оказалось очков.
крыльца.
документы, вырвал у него из рук бумагу.
прочитаю тебе, только... я должен раньше найти очки... Куда они могли
деваться?
очки. - И он ушел, потирая обеими руками седую голову.
в бричку, я в одной руке держал платок, а в другой - кнут и очки...
Адлера.
больше, чем обычно. Он с напряженным вниманием читал записку, а когда кончил
наконец, плюнул в гневе на крыльцо.
сделал долгов на пятьдесят восемь тысяч тридцать один рубль, хотя я посылал
ему по десять тысяч в год.
в черном футляре.
как в плащ! Ну, что за рассеянность!
подперев голову рукой.
рубль за два года! - бормотал фабрикант. - Когда я эту дыру заштопаю,
ей-богу, не знаю!
Первая, вступительная часть речи, ради которой он приехал к Адлеру,
оказалась уже ненужной. Вторая - тоже. Оставалась третья часть.
менее быстро вносить изменения в ранее принятый план. Он откашлялся и,
расставив ноги, начал:
тяжело ранено поведением твоего единственного сына; я признаю, что на судьбу
до некоторой степени дозволено роптать...
голосом, от которого дрогнул навес крыльца.
стакан, выпил и этот, а потом сказал уже без тени гнева:
этот безумец поскорей возвращается домой. Хватит путешествовать!
потеряна, но и что, увы, хуже того - отец слишком снисходительно относится к
проступку своего сына. Как бы то ни было, долг в пятьдесят восемь тысяч
рублей - это не только большой убыток, но и злоупотребление отцовским
доверием, а следовательно - немалый грех. Кто знает, не пожелал ли бы Адлер,
будь у него эти деньги в кармане, основать школу, без которой дети фабричных
рабочих дичают и приучаются к праздности.
обвинителем легкомысленного молодого человека, что сделать ему было
нетрудно, так как он знал, каким шалопаем был Фердинанд с малых лет, - и к
тому же он нацепил уже на нос очки, без которых ему трудно было что-либо
доказать.
затылке, запрокинул огромную голову, уставясь в потолок.
друга, начал:
весьма похвально, все же человек для достижения наибольшего совершенства,
возможного в сем мире (а оно, ох, как несовершенно перед лицом творца!),
должен не только покоряться судьбе, но и быть деятельным. Господь наш Иисус
Христос не только обрек себя на смерть, но еще и учил и наставлял.
Следовательно, и нам, слугам его, должно не только безропотно переносить
страдания, но и направлять заблудших на путь истины...
достоинства и врожденные способности, не выполняет заповеди, предписывающей
человеку, изгнанному из рая, трудиться.
Вели им пустить медленней!
физические и материальные - растрачивает всуе. Я не раз уже говорил тебе об
этом, милый Готлиб, и воспитанием моего Юзефа не противоречу своим
принципам.
спросил он.
директором.
директором. Люди от него уже имели пользу, если он истратил в течение двух
лет семьдесят пять тысяч тридцать один рубль. Да и то о своей пользе он,
видно, тоже не забыл.
пятерых. Так неужели моему единственному сыну нельзя в молодости хоть
немного насладиться жизнью?.. Чем он не воспользуется теперь, - добавил он,
- тем уже не воспользуется никогда... Я знаю это по собственному опыту! Труд
- это проклятие. И это проклятие я принял на себя; а что я действительно его
несу, свидетельствует нажитое мною состояние. Если необходимо, чтобы
Фердинанд так же мучился, как я, зачем же бог дал мне деньги? Что за радость
мальчику, если он из моего миллиона должен сделать десять, а сын его, в свою
очередь, будет жить только для того, чтобы к нашим миллионам прибавить еще
десять? Бог сотворил как богатых, так и бедных. Богатые наслаждаются жизнью.
Мне, видно, уже не придется ею насладиться, потому что у меня нет сил, да я
и не умею. Но почему бы моему сыну не пользоваться жизнью?