это Ясь?
Ясь?
которого встало в этот миг видение - пятихвостая плетка с костяной ручкой.
в саду под деревом. Ясь спал или, во всяком случае, притворялся, будто спит.
Но проницательный опекун разгадал уловку; он тряхнул хитрого мальчишку за
плечо и крикнул:
и испуг. Столь великое бесстыдство такого маленького мальчика возмутило
добродетельную душу пана Петра.
мальчика в свою комнату.
слез.
вступиться за двуличного мальчишку, и Яся нещадно выпороли. Несколько дней
спустя выяснилось, что телят выпустил все-таки не Ясь, а сынок пана Петра,
но было уже слишком поздно.
вдова окончательно пала духом. Здоровье ее пошатнулось, она загрустила
больше прежнего, пожелтела и по целым дням только и думала, как бы поскорей
вырваться из объятий почтенных родственников. Между пани Винцентовой и ее
покровителем долгое время шла глухая борьба, выражавшаяся во взрывах гнева
со стороны пана Петра и в слезах со стороны вдовы.
что пани Винцентова прекрасно воспитывает детей, что она женщина скромная,
трудолюбивая и энергичная и что пан Петр при всей его сердечной доброте и
здравом смысле не принадлежит к числу приятных опекунов. Участь вдовы
вызывала у четы Анзельмов сочувствие, и, поскольку у них самих был мальчик и
три дочки, они решили взять пани Винцентову к себе.
сообщить об этом своим родственникам, и пан Анзельм решил выручить ее.
мы заберем твою кузину?
соседа.
какие деньги...
встревоженный, хотя и не решался поверить, чтобы пани Винцентова могла
оказаться столь неблагодарной.
она призналась, что готова покинуть его дом.
Анзельма я буду получать жалованье...
- то с этого времени я могу платить тебе сто пятьдесят рублей в год.
комнаты. Тут пана Петра прорвало.
Пристало ли тебе вносить раздор в семью?.. Подумаешь, какая блестящая
карьера ожидает ее - гувернанткой будет.
мы ее не приютили после смерти мужа - она умерла бы с голоду... Не сумела бы
и вещами распорядиться, если бы мы их так выгодно не продали!
правилах гостеприимства, он вышел из комнаты, хлопнув дверью, и оставил
соседа в одиночестве. Пан Анзельм нисколько не обиделся; он тотчас сел в
бричку и уехал домой, с удовольствием думая о том, что помог человеку в
большом несчастье.
доме родственников изменилось. Пани Петрова осыпала милую Зузю и Яся
ласками, пан Петр немедленно пожелал сшить мальчику новое платье, а его
матери платить отныне двести рублей. Почтенный родственник поступал так не
столько из чувствительности, сколько для того, чтобы избежать скандала и
удержать полезную для дома Зузю.
заупрямилась. Она, видимо, была не из тех, кто умеет ценить родственные
привязанности. Прожив четыре года в этом доме, она почувствовала к нему
отвращение. Не было, кажется, такого угла, где бы она не плакала о себе или
о сыне; не было комнаты, где бы ее не встречали кислая мина пани Петровой и
угрюмый взгляд пана Петра; не было поля или сада, где бы не бегал босыми
ножонками ее Ясь. С горечью вспоминала она капризы детей, дерзость прислуги,
на которую некому было пожаловаться. Приходили ей на память и гости, от
которых прятался по углам оборванный, одичавший Ясь и к которым она сама не
всегда могла выйти, потому что не было у нее приличного платья.
дней подряд были ангельски вежливы; напрасно пан Петр, никогда не терявший
присутствия духа, избил двух служанок за грубость. Вдова вступилась за
служанок, ласкала вежливых детей, а любезным родителям оказывала тысячи
услуг. Однако же, когда прибыли лошади от пана Анзельма, решила ехать.
желаю!
в бричку. Кучер подсадил удивленного Яся. Из усадьбы никто не вышел
попрощаться, только из окон кухни выглядывали опечаленные или усмехающиеся
лица слуг. Когда лошади тронулись, дворовые псы, с громким лаем прыгая
вокруг брички, проводили вдову до самого поля. Нечего удивляться! Она этих
псов кормила, а Ясь играл с ними, никогда их не бил и не дергал за уши.
оказались несравненно сердечнее, чем родственники. Пани Анзельмова,
худенькая, бледная и болезненная шатенка, зачитывалась романами и играла на
рояле, а от хозяйства была так далека, что даже ее служанки с трудом могли
бы сказать, какова она с виду. Что до пана Анзельма, так этот невысокий,
приземистый, загорелый и румяный блондин был честнейшей души человеком. Он
выписывал множество газет и сельскохозяйственных журналов и без разбору
глотал статьи, в которых земледельцев упрекали в безалаберности, недостатке
образования и беспечности. Эти длинные проповеди угнетающе подействовали на
пана Анзельма, от природы обладавшего мягким характером. Он бил себя в
грудь, во всеуслышание признавался во всех указанных ошибках и так
старательно учился, так радел о хозяйстве и думал о будущем, что у него
совсем не оставалось времени для того, чтобы заглянуть на гумно или выехать
в поле. Он, впрочем, и раньше никуда не заглядывал и не выезжал, но по той
причине, что не читал вышеупомянутых статей.
Анзельм и в самом деле был философом, но отнюдь не той школы, к которой
принадлежало Кредитное товарищество, ибо между ним и правлением данного
учреждения нередко возникали оживленные споры.
посмеяться, рассказать веселый анекдот; как только ему случалось услышать
или прочитать что-нибудь новенькое, он спешил поделиться с соседями, женой,
гувернанткой и управляющим и под конец неизменно спрашивал:
человеческого совершенства, донашивал не только господское платье, но и
господские анекдоты, щеголяя ими в компании гуменщика, лесника и писаря.
После каждого анекдота он добавлял:
добрые, дети приветливые. Наконец-то бедная женщина и ее сын вздохнули
свободно.
десятков рублей аванса. На эти деньги пани Винцентова обзавелась самым
необходимым и, исполненная светлых упований, стала обживать свою комнатку в
мезонине.
белые, как молоко, стены, с одним только единственным недостатком - они