такую погоду.
Джонни-Боя!
вечером?
- Шериф поставил своих людей возле нашего дома. Я старалась пройти сюда
так, чтобы они не заметили.
животе, и смотрела, как Ева стаскивает промокшие насквозь башмаки. Она
знала, что Джонни-Бой уже потерян для нее; она предчувствовала ту боль,
которая придет, когда она узнает это наверно; она знала, что должна
собрать все свое мужество и перенести это. Как человек, которого
подхватило течение, она чувствовала, что вода уносит ее против воли, но
ничего нельзя сделать, и нужно терпеть до конца.
что-нибудь делать, не то все мы попадем в беду.
лучше ступай домой и скажи твоему папе, что Джонни нет дома и я не знаю,
когда он придет. Кто-нибудь должен сказать товарищам, чтобы они держались
пока подальше от вашего дома.
Бедная девочка! Тащиться назад по такой грязи! Хоть ей и было жаль Еву,
она ни на минуту не подумала, что этого можно было бы не делать. Ева -
женщина, ее никто не заподозрит, ей и придется идти. Возвращаться домой
под холодным дождем было для Евы так же естественно, как для нее гладить
круглые сутки, а для Сэга - сидеть в тюрьме. Как раз в эту минуту
Джонни-Бой там, в этих темных полях, и старается пробраться к дому. Не
дай, господи, чтобы они его сегодня поймали! Чувства ее раздваивались. Она
любила сына и из любви к нему полюбила его дело. Джонни-Бой был всего
счастливее, когда работал для партии, а она любила его и хотела ему
счастья. Она нахмурилась, пытаясь собрать воедино противоречивые чувства:
запретить это Джонни-Бою - значило признать, что дело, которое он делал
много лет, было ненужно; а если не помочь ему, его непременно схватят рано
или поздно, как схватили Сэга. Она почувствовала растерянность, словно в
темноте неожиданно наткнулась на глухую стену. Но там, под дождем, были
люди, черные и белые, которых она знала всю свою жизнь. Эти люди доверяли
Джонни-Бою, любили его и ценили как человека и вожака. Да, его теперь
нельзя останавливать, он должен идти вперед... Она посмотрела на Еву, та
плакала и натягивала башмаки непослушными пальцами.
на свете мать не выдала бы перед ней своей слабости. Доверие и сочувствие
Евы впервые приобщали ее ко всему человечеству; любовь Евы была для нее
прибежищем от позора и унижения. Если в начале жизни белая глыба
сталкивала ее с земли, то в конце жизни любовь Евы влекла ее обратно к
земле, словно сигнальный огонь за окном, прорезавший тьму. Она услышала
рыдания Евы.
девушки. Не ест досыта, подумала она. Она обняла Еву за талию и притянула
к себе.
вода в колеях дороги.
не заходили к нам, - сказала Ева.
скрылась за пеленой дождя, и медленно покачивала головой.
2
дворе, чмокающие по грязи; она знала, что это шаги Джонни-Боя, потому что
много лет прислушивалась к ним. Но сегодня от дождя и страха ей
показалось, что они удаляются, и это она едва могла вынести. Слезы
выступили у нее на глазах, и она сморгнула их. Она чувствовала, что "он
пришел для того, чтобы она его потеряла: увидеть его теперь значило
проститься с ним навсегда. Но она не могла проститься с ним словами: это
было у них не в обычае. Они могли целыми днями сидеть в одной комнате и не
разговаривать; она была его мать, а он был со сын; большей частью довольно
было кивка головой, одного звука, чтобы понять все, что она хотела сказать
ему, а он - ей.
вошел в кухню. Она слышала, как он придвинул стул, сел и, вздохнув, начал
стаскивать башмаки; они упали на пол с тяжелым стуком. Скоро в кухне
запахло сохнущими носками и трубкой. Мальчик хочет есть! Она перестала
гладить и оглянулась на него через плечо: он попыхивал трубкой, откинув
голову назад и положив ноги на край плиты; его веки были опущены, от
промокшей одежды, нагретой возле огня, шел пар. Господи, мальчик с каждым
днем становится все больше похожим на отца. И трубку в зубах держит точно
так же, как отец. Любопытно, а ладили бы они с отцом, если бы тот был жив.
Уж верно, были бы дружны - они так похожи. Хорошо, если б у нее были еще
дети, кроме Сэга, а то Джонни-Бой все один да один. Трудно мужчине, когда
нет женщины рядом. Она подумала о Еве; девушка ей нравилась; сердце ее
никогда не билось с такой живой радостью, как в ту минуту, когда она
узнала, что Ева любит Джонни. Но за Евой стояли холодные белые лица. Если
они узнают - это смерть... Она вздрогнула и обернулась, когда трубка
Джонни-Боя со стуком упала на пол. Он подобрал ее, застенчиво улыбнулся
матери и помотал головой.
холод, может быть, его схватят, может быть, она видит его в последний раз,
почем знать. Но сначала она даст ему поесть и обсушиться, а потом уже
скажет, что шериф узнал о завтрашнем собрании у Лема. И она заставит его
принять побольше соды перед уходом: сода всегда помогает от простуды. Она
взглянула на часы. Одиннадцать. Еще есть время. Расстелив на плите газету,
она поставила на нее полную тарелку овощей, чашку кофе, персиковый компот,
положила нож, вилку, ломоть кукурузного хлеба.
услышала, как он начал есть. Потом нож перестал звякать о тарелку, и она
поняла, что он кончил ужинать. Было уже почти двенадцать. Она даст ему
отдохнуть еще немножко, а потом скажет. Пожалуй, до часа. Он так устал...
Она выгладила все, убрала доску, сложила белье в шкаф. Она налила себе
чашку кофе, придвинула стул, села и стала пить.