Чтение 2–й страницы книги ~Сыщик~

- Что слышал. Княгиню и телохранителя убили.

- А вы-то сами где?

- Я рядом со складом. Здесь и буду ждать полицию.

- Понял, - сказал Никола и отключил связь.

* * *

Полицейский флайер опустился на площадке перед домом. От особняка место посадки отделяли широкая, посыпанная красноватым песком дорожка и роскошный цветник, одна из любимых игрушек княгини. Покойной княгини...

Никола выскочил из боковой двери, что вела в диспетчерскую. Он только что вновь запустил управляющий домом компьютер. Впрочем, запустил частично: все уборщики и андроиды остались в своих макетках. Незачем им сейчас сновать по дому и мешать полиции.

Прилетевший на флайере сержант смерил коротышку-секретаря снисходительным взглядом: парень доставал сержанту лишь до груди.

- Я помощник управляющего Николай, - сообщил юноша, не дожидаясь вопросов. - Управляющий поместьем Влад Вахрин остался возле склада, где нашел трупы.

- Где князь Сергей?

- У себя... то ли в спальне, то ли в кабинете. Видите вон те окна? - Никола указал на слепые белые квадраты в дальней стене. - Комп сигнализирует, что князь в своих покоях.

- Как туда пройти?

- По общему коридору второго этажа. Через парадный вход. Или через черный по пандусу.

Сержант направился к главному входу.

- Правда, что дворец Великого князя на Китеже из чистого золота? - спросил он, когда позолоченные двери сами собой перед ним распахнулись.

- Не знаю. Я не был на Китеже, - Никола шел следом на цыпочках.

На лестнице по-прежнему горел свет.

Сержант обернулся:

- Вы же помощник управляющего? У вас должен быть кодовый ключ. Так?

Никола кивнул. По своему обыкновению он втягивал голову в плечи и горбился. Так ведут себя обычно очень высокие люди. В Николе, дай Бог, было метра полтора.

Они свернули в коридор второго этажа. Теперь Никола шагал впереди. Сержант следовал за ним, держа парализатор наготове.

- Что здесь? - спросил сержант, останавливаясь возле открытой двери.

- Это комнаты Эмилии Валерьевны... - шепотом сказал Никола.

- Понятно, - кивнул сержант, хотя ничего понятно не было. Кроме того, что после смерти княгини кто-то рылся в вещах покойной. А может, и до...

- Вот эта дверь в комнаты князя, - Никола повернул ручку.

Дверь, разумеется, не открылась. Он достал из кармана универсальный ключ, выбрал нужный код, вставил в приемную щель. Раздался едва слышный щелчок. Дверь медленно отворилась. Внутри царил полумрак: почему-то освещение не пожелало автоматически включиться. Загорелись лишь аварийные лампы, освещая обитые светло-зеленым шелком стены, эбеновые статуи в нишах, распахнутую дверь. На белой ее поверхности - бурое размазанное пятно. Сержант сделал несколько шагов. Паркетный пол ни разу не скрипнул. Сержант двигался бесшумно. Однако он не желал подкрадываться.

- Князь Сергей! - окликнул полицейский хозяина, держа двумя руками парализатор.

Ни звука. Тишина.

- Князь Сергей! - вновь позвал он.

- Я здесь... - раздался голос из спальни.

Никола судорожно сглотнул и остановился. Дальше он идти не желал.

Сержант шагнул в спальню.

- Осветлить окна! - приказал Никола управляющему компьютеру.

Тут же свет хлынул в просторную комнату. Здесь было мало мебели. Кровать, два кресла. Диван. Небольшой столик. Сейчас он был опрокинут. Светлый паркет в темных пятнах. Князь сидел на диване. Махровый халат распахнут на груди. В руке стакан. Уже пустой... кажется... потому что стакан меньше всего сейчас занимал сержанта. Гораздо больше его интересовал блестящий и пузатый, похожий на игрушку пистолет, лежащий возле правого бедра князя. Судя по форме, игломет. Смертельное оружие для ближнего боя.

- Князь Сергей... - Сержант направил на хозяина усадьбы парализатор. - Медленно встаньте и подойдите ко мне. Ничего не трогать. Приказываю...

Хозяин усадьбы слегка повернул голову. Совершенно отсутствующее выражение лица. Понимал ли он, что ему говорят? Похоже, нет. Он даже не двинулся. Лишь дернул подбородком, как будто поправлял ворот невидимого мундира. И вдруг лицо его исказилось. В глазах вспыхнула ненависть, рот свело гримасой...

- Мразь! - Рука князя рванулась к игломету.

Сержант нажал на спусковой крючок. Заряд синего огня ударил в голову Сергея.

Князь опрокинулся на спинку дивана. Руки, сведенные судорогой, скрючились. А парализатор продолжал выпускать заряд за зарядом. Синие вспышки ударяли раз за разом в лицо. Глаза Сергея закатились, на губах выступила розовая пена. Лицо гримасничало при каждом попадании разряда - судорога сводила мышцы. Сержант развернулся, направил ствол парализатора в угол комнаты. Рванул переключатель автоматического режима в нейтральное положение. Переключатель щелкнул, но проклятый ствол продолжал плеваться синими разрядами. И плевался до тех пор, пока батарея не иссякла.

- "Скорая"! Немедленно! В усадьбу "Утеха"! - заорал сержант в комбраслет.

Краем глаза полицейский видел, как судорога вновь свела тело князя.

- Он умирает... - прошептал Никола.

Мог бы не комментировать. Сержант и сам это видел.

* * *

Стажер приоткрыл дверь в комнату сержанта Бертрана. Тот сидел на диване, сцепив пальцы на коленях. Сержант не находил нужным даже делать вид, что чем-то занят - читает досье или ищет информацию в галанете. Он просто сидел. Дверь отворилась неслышно. Но легкое дуновение воздуха заставило сержанта поднять голову.

- Ну что еще? - спросил он. - Меня отстранили?

- Пока нет, - кашлянув, сообщил стажер. - Есть новости...

- Из госпиталя? - Было видно, как сержант напрягся.

- Нет. Там все по-прежнему. Новости с управляющей станции нуль-портала Психеи. Сообщают, что летит скоростной катер полиции. Из метрополии. С самого Лация.

Сержант молча кивнул. Значит, будут перемывать кости на самом высоком уровне! Именно этого надо было ожидать после того, что случилось в проклятой усадьбе. Как ее назвали? "Утеха..." Ничего не скажешь, утеха... Уж лучше "Потеха". Тогда ребята из межпланетного отдела придумали бы какую-нибудь остроту. Они там все большие остряки.

* * *

- Я спрашиваю, сержант! Как такое могло случиться? - с порога рявкнул посланец метрополии, немолодой крепыш в черной форме с золотыми нашивками.

На Лации полицейских называют "неспящими" или вигилами. Но, явившись на Психею, как и многие колонии, не следующую правилам реконструкции истории, посланец метрополии превратился в заурядного копа в чине капитана.

- Как такое могло случиться? - повторил капитан в бешенстве.

- Неправильно установил режим парализатора. Не знаю, почему так вышло. Поставил на максимум, - вытянулся перед начальством сержант.

- Ах, так... прекрасно. Видимо, вы не соображали, что делали. Вы фактически убили офицера Китежа.

Сержант смотрел мимо капитана на грязное пятно на стене. Техник обрабатывал стены составом против термитов и перестарался.

- Князь Сергей в коме...

- Формальность... На самом деле он мертв. Сын одного из самых могущественных аристократов Китежа убит вами, сержант! Вы это понимаете? Понимаете? Понимаете? - повторял одно и то же капитан. Иногда такое случается с андроидами, когда у них перегревается мозг.

Сержант стиснул зубы. Что он мог понимать? Князь Сергей... Китеж... Сержант не слишком хорошо разбирался в галактической политике и в процессе исторической реконструкции, захватившей планеты. "У каждого своя история" - эти слова из Галактической декларации давно превратились в поговорку. Иногда все эти титулы и термины казались сержанту колониальной полиции полной чепухой. Князь он или нет, никто не давал ему права нападать на полицейского!

- Сергей схватился за игломет... Еще миг, и он бы выстрелил. Игломет - это не парализатор. Что я мог сделать? - Сержант не узнал собственного голоса. Кто бы мог подумать, что он способен говорить таким жалким заискивающим тоном.

- Что могли?! Да много чего могли сделать! Если бы удосужились пошевелить мозгами. Просканировать помещение, прежде чем войти! Запустить позитронного "шпиона"! Все что угодно. Почему вы поперлись туда один?

Сержант молчал. Он сам не понимал, почему так поступил. Не знал, почему парализатор был переведен на непрерывный режим. Один выстрел в голову даже в максимальном режиме не убьет человека, тем более тридцатипятилетнего здоровяка, бывшего космолетчика. Но десять разрядов подряд кого угодно отправят на тот свет.

Капитан плюхнулся на стул. Тот почему-то не пожелал принять форму его тела, так и остался безликим сиденьем для гостей. Но капитан этого не заметил. Он тяжело дышал, как будто только что бегом взобрался в гору. Потом спросил устало:

- А это двойное убийство на складе? Там-то ты, надеюсь, не облажался? Выяснил, что произошло?

Вот именно! Если бы сержант это знал!

- Пока достоверно ничего выяснить не удалось. Я думаю, князь убил княгиню и телохранителя из ревности.

Воцарилась тишина. Было слышно лишь слабое жужжание внутренних охладителей капитанского мундира: они работали в максимальном режиме и не справлялись.

- Не слишком удачная версия, - заметил капитан.

- Точно сказать можно лишь одно: княгиня погибла около полуночи. Как и телохранитель. Придана смерти... если отбросить научные термины... их просто раздавили. Всмятку.

- Княгиня Эмилия Валерьевна. В девичестве - Эмилия Флакк. Сестра военного трибуна Флакка.

- Патрицианка? - неуверенно спросил сержант.

- Наконец-то! Хотя бы это до тебя дошло! Ты хоть занимался этим делом всерьез?

- Да, конечно... - Сержант судорожно сглотнул. - Я знал, что княгиня с Лация, а князь прежде командовал звездолетом "Изборск", но полтора года назад ушел в отставку и поселился на планете.

- У них были враги?

- Нет. Я не знаю. Их все любили. Клянусь. Ни одной нити... Какой-то бред. Разве только... Может быть, ее родня была против этого брака? Мне это только сейчас в голову пришло. Я знаю, что патриции Лация никогда не заключают браки с инопланетниками.

- Сержант! Оставьте этот бред при себе.

- Других версий у меня нет. Кроме этих двух. Ревность и месть...

- Что я должен сообщить в столицу Лация, в Новый Рим?

Сержант пожал плечами. Что он мог ответить?

- Достоверно одно: Эмилия Валерьевна мертва. Князь Сергей в коме. Убит также их телохранитель Тихон Ярунов.

- И все?

- Пока - да.

- А что вы подразумеваете под этим "пока"?

- Пока за дело не возьмется сама метрополия. Вы понимаете, о чем я...

- Вы верите в справедливость патрициев, сержант? - усмехнулся капитан.

Сам он, разумеется, был плебеем.

Книга I

БЕГЛЕЦ

С КОЛЕСНИЦЫ

ФАЭТОНА

Глава I

Усадьба барона Фейра

- Вставать! Вставать! - Голос хозяина прорвался в безмятежную черноту.

Марк тут же ощутил свое тело - затекшую шею и онемевшие от холода ноги, - кто-то опять стащил с него одеяло. Он с надеждой закрыл глаза. С надеждой, что голос почудился, и Марк еще на час или два провалится в спасительную черноту. Рабы никогда не видят снов. Это их особенность. Засыпая, они погружаются в пустоту, где нет ни звезд, ни звездолетов, зато время летит мгновенно.

- Вставать! - Окрик вновь прошил мозг раскаленной иглой.

Марк подпрыгнул и выпрямился. Рабский ошейник тут же впился в затылок, не давая откинуть голову назад. Ошейник наверняка придумал изувер, иначе зачем сделан этот острый выступ сзади, который при каждом резком движении впивается в затылок.

Кто-то наконец включил лампочку над дверью - тусклый красноватый глазок; в его свете можно было различить копошащиеся фигуры.

- Люс... - позвал Марк приятеля.

- Туточки... - отозвался он.

Люс сидел на полу и рылся в груде пластиковой обуви, отыскивая среди облепленных глиной башмаков свои. При мысли, что сейчас придется запихивать сбитые до крови ноги в эти уродливые раструбы, Марк содрогнулся.

- Держи, это, кажется, твои. - Он протянул приятелю пару. - Много еще морквы осталось на полях?

- Не знаю.

Марк зажмурился и натянул башмаки. Ноги тут же заледенели. Ну все, теперь их не согреть до вечера. А вечером опять эта комнатуха, нары в два ряда, застеленные подсушенной ботвой маисоли, и ворочанье с боку на бок, пока не провалишься в спасительную черноту. Говорят, другие люди видят сны... Другие, но не рабы.

Марк направился к железной низенькой печурке. В неё вечером заложили два термопатрона. Но ресурс у обоих вышел еще на прошлой неделе, и теперь они излучали лишь остаточное тепло. Бока печурки едва нагрелись, мокрая одежда, наваленная на нее грудой, почти не сохла. Марк отыскал свою куртку. Так и есть - вся мокрая. Только глина на обшлагах задубела, но Марк не стал ее отколупывать.

- Бот зараза, - пробормотал Люс, накидывая на плечи ветхую одежонку. - Неужто нельзя запихать с вечера нормальный термопатрон?

Вопрос, разумеется, был риторическим.

Дверь распахнулась, ворвался ледяной воздух с улицы. На пороге стоял громила Жерар в куртке из псевдокожи, отороченной мехом, в широких рыжих непромокаемых штанах. На ногах - блестящие, начищенные, все в капельках влаги вечные башмаки. Разумеется, они не вечные... но могут служить лет десять. А может, и больше. Протискиваясь наружу мимо Жерара, Марк с завистью глянул на эти башмаки. Ноги у Жерара наверняка так и пышут жаром. Получилось что-то вроде каламбура. Марк скривил губы.

- Мерд! [Мерд - дерьмо (фр.).] Чего лыбишься? - повернулся к нему Жерар. Надсмотрщик был колесничим - так называли себя свободные граждане Колесницы Фаэтона.

- Так... День хороший.

Жерар замахнулся. Марк совершил нырок, уходя от удара. То есть его задело, но так, по касательной. В этом искусство рабское: чтобы уметь от оплеухи увернуться, но увернуться не до конца, пусть надсмотрщик воображает, что достал тебя. А рабу при этом не больно. Почти.

День, в самом деле, был неплох: небо ясное. Ночью ударили заморозки, теперь иней сверкал на деревьях и траве, и на крышах бараков, из которых, кашляя и ежась, вылезали рабы. Позевывая, они брели в столовую. Люс потянул носом воздух.

- Каша сгорела, - пробормотал он. - Опять кашевар заснул. Мерд!

У каждой двадцатки рабов был свой стол. Марк и Люс ели за крайним. Бригадир уже притащил котел с кашей. От прочих рабов начальник двадцатки отличался цветом лица, упитанностью и металлической пластинкой, висящей на груди. Еще он носил особую шапку, похожую на жандармскую, - этакий перевернутый котелок с козырьком. Поварешкой бригадир стряхивал в пластиковые миски варево и с размаху швырял миски на стол. Те скользили по грязному столу, как по льду. Марк подставил ладонь, поймал очередную. Вытащил из-за пояса самодельную ложку, понюхал варево. Лучше бы он этого не делал. Воняло отвратно. Мало того, что каша подгорела, так и масло в нее влили прогорклое. Марк ковырнул варево, положил в рот, подавляя подкативший к горлу спазм, принялся жевать.

- Не ешь, - сказал Люс, - все равно вырвет. - И, подавшись ближе, шепнул: - У меня в доте маисоль припрятана.

Марк оттолкнул миску.

- Кто нажрался, вон из-за стола. - Бригадир вываливал кашу из мисок назад в котел.

- Свиньям понесет? - спросил Марк.

- Кому же еще это свинское варево лопать?

Они направились к умывалке: прямо на улице из ржавой трубы торчало несколько кранов. Летом здесь можно вволю поплескаться, да и ранней осенью в теплые деньки тоже неплохо умыться или хотя бы сполоснуть ноги. Сейчас мало кто набирал здесь пригоршню воды, чтобы смочить лицо. Только пили ледяную воду. Повара не потрудились даже кипятку утром сделать. Счастливчики, сумевшие разжиться пластиковыми бутылями, наполняли их впрок. У Люса имелось две бутыли. Для жарки маисоли чистая вода пригодится - поливать початки. Запасливый Люс наверняка и солью успел разжиться.

Перед тем как отправиться в поле, рабы собрались на площадке перед усадьбой. Колонны, подпиравшие портик, порыжели от дождя. Возле крайней, почти доставая головой до капители, стоял Жерар.

Марк постарался укрыться в задних рядах. Ему становилось не по себе, когда взгляд Жерара задерживался на нем. Раб был уверен, что из всех прочих надсмотрщик его отличает. Более того, питает глухую неприязнь. Или даже ненависть. Марк не понимал ее причину. Но ощущал явственно, как запах собственного пота или вонь горелой маисоли.

Хозяин вышел из дома, наряженный в черный фрак и черные брюки, из-под которых выглядывали носки лакированных туфель. Белый галстук развязан, жилет расстегнут, и на блестящем шелке жилета алело винное пятно. Очевидно, хозяин с вечера еще не ложился. Барон Фейра поднял вверх правую руку. В низких лучах восходящего Фаэтона блеснул золотой контактный браслет.

- Не-ет... - Люс болезненно сморщился: поднятие руки означало, что хозяин намерен говорить с рабами через управляющие чипы ошейников, и голос барона, пронзительный, режущий, будет звучать непосредственно в мозгу.

- Ма фуа! [Ма фуа - черт возьми(фр.).] А по-человечески он не может? - Марк стиснул зубы.

Опять же вопрос был риторическим.

"Рабы усадьбы Фейра! - раздался внутри черепа голос хозяина. - Вы дерьмовые работники. Вас всех надо отправить на живодерню. Да другие не лучше. Лентяи! Пахать надо, а не лежать кверху пузом! Пахать! Я вас кормлю себе в убыток, а вы только жиреете, как крысы! Сегодня я приказал зарезать барана. Целого барана для таких бездельников! Вам, может, еще и трюфели подать или вино бургундское? Вы ж все сожрете, а работать будете еще хуже! Хотя бы сегодня постарайтесь заслужить свой обед, а не то мне придется продать вас в каменоломни. Если кто из вас надеется остаться в усадьбе, должен набирать не менее ста корзин в день".

Голос смолк.

- Пошли... - Марк замотал головой, будто пытался вытрясти оттуда застрявшие звуки. - Пошли! - Он подтолкнул Люса к проходу между бараками.

Если они окажутся на первой грузовой платформе, то их отвезут на поле с неубранной маисолью. Стебли, прихваченные морозом, расползаются в кашу, едва их тронешь, так что машиной эту маисоль уже не собрать, можно только вручную. Но початки, прихваченные морозцем, можно грызть и сырые. Очень даже ничего... Куда лучше горелой каши.

Марк заскочил на платформу и помог залезть Люсу; здесь, на перемазанном глиной полу, сидели уже человек пять.

- Сказали, что на маисоль берут только двоих! - радостно выкрикнула толстушка Эбби, - так что вы опоздали.

- А кто корзины тебе будет подносить, мадмуазель? - поинтересовался Марк.

- Да за початок маисоли мне любой корзины на платформу составит, - засмеялась Эбби.

- За початок и за кое-что еще, - фыркнул Люс.

Каждый раб мужского пола считал своим долгом во время уборки приставить к штанам либо початок маисоли, либо корнеплод ле карро [Ле карро - морковь (фр.).], особенно если тот попадался трехрогий, и продемонстрировать "протез" Эбби. Девицу эти выходки приводили в совершенный восторг. Особенно усердствовал в этом Люс, не пропуская ни одного подходящего для шутовства корнеплода.

На платформу уже набилось изрядно народу. Последние сидели на самом краю, свесив ноги. Эти точно попадут на морковь, или, как для краткости называли ее рабы, - моркву. Хозяин, правда, требовал, чтобы овощ сей именовали "ле карро". Да и, право, неловко как-то именовать морквой оранжевые конусы длиной до полуметра. Жерар бросил возле кабины связку коротких острых ножей - резать ботву. Значит, в самом деле... как ее... ле карро. Взвыли нагнетатели, платформа тронулась. Красный диск Фаэтона медленно карабкался по небу, но иней на деревьях и на траве не собирался подтаивать. После жаркого лета на Южное полушарие Колесницы Фаэтона пришла осень - время уборки маисоли и овощей. Недели через две-три закончится уборка, выпадет снег. Или пойдут ледяные дожди. Для рабов это краткий "полуотдых" - то есть работа в хранилищах или подготовка теплиц. А то, если вовсе нет работы, посадят где-нибудь в холодном бараке (не топят, потому как роскошь - на рабов термопатроны изводить), выдадут скребки, и так с утра и до вечера счищаешь засохшую глину с изношенных пластиковых башмаков. Неведомо, откуда их столько берется - этих башмаков. Работа неспешная, сядешь с кем-нибудь, с кем поговорить охота, - да хоть с Люсом - и стучишь скребком, оббивая засохшую глину.