Чтение 2–й страницы книги ~Зов Колдовского Ущелья~

- Я вижу, папа! - выкрикнул мальчуган.

Внизу, вокруг изогнутого берега залива, раскинулась столица и основной рыбацкий порт Ярваннета. Взгляду путников открылась великолепная картина: портовые склады и пирсы, мощеные улочки, приземистые конюшни, домики с крышами из клинообразных досок. У центральной пристани спокойно покачивались на воде несколько кораблей с развевающимися на ветру мачтовыми флагами. Слева, уютно устроившись под подветренным склоном мыса, красовались особняки титулованной знати. У каждого из них имелась отдельная конюшня и оружейный склад, от каждого к побережью - к персональному пирсу с небольшим судном - вела красивая лестница. Белый камень и крашеное дерево домов Тиоля блестели на солнце, лаская глаз.

Скалистый мыс заканчивался каменистой площадкой. На ней парил над городом величественный замок графа Мелфаллана. Его башни и шпили взмывали ввысь, достигая высоты пяти сотен футов над морем. С трех сторон мыс заканчивался отвесными склонами, с четвертой же вниз спускался узкий мост, который в случае необходимости можно было с легкостью убрать. На башнях стояли в дозоре воины в блестящих металлических латах, охраняя графские земли от нападения пиратов и других неприятелей.

Являясь графом Ярваннета, Мелфаллан следил за соблюдением закона на дорогах, на море, заботился о сохранении мира и занимался другими важными делами, смысла которых Брилли не совсем понимала. Обычно она старательно избегала визитов в Тиоль, будучи колдуньей предусмотрительной и осторожной, и не знала даже, как выглядит Мелфаллан. И он, естественно, ни разу в жизни не видел ее. Что касалось Гармона, тот считал Мелфаллана многообещающим молодым графом, хорошо обученным стариком Одриком справляться со своими обязанностями, - конечно, не настолько обаятельным, как светлый лорд Ревил, но подобную оценку Гармон давал лишь ему - непревзойденному, по его мнению, лорду Назеби.

Гармон громко прищелкнул языком, и мул опять ускорил шаг - повозка резко дернулась. Брилли схватилась за деревянный край и помогла Эвану, свалившемуся вниз, снова забраться на неудобные мешки с рыбой. Спустившись с холма, они въехали в город. Жизнерадостный Гармон, довольный чудесным деньком и хорошим уловом, приветствовал каждого встречного. Затормозив у лавки торговца рыбой в центральной гавани, он спрыгнул с повозки и принялся торговаться о цене с веснушчатым угрюмым хозяином. Мальчишки тотчас нырнули в толпу и исчезли из виду, подобно вертким лещам в морских водорослях.

Клара окликнула их, вздохнула и покорно сложила руки на округлившемся животе.

- Надеюсь, вернутся, - безропотно сказала она.

- Конечно. - Брилли дотронулась до руки Клары. - Ждете еще одного мальчика?

- Девочку! - уверенным тоном заявила супруга Гармона, и ее глаза заискрились. - В первые годы будет меньше хлопот, беспокойства начнутся потом. С девочками всегда так.

Она с чувством вздохнула и склонила голову набок.

- А вы, Брилли, уже нашли себе жениха? Вы ведь уже настоящая женщина. Сколько вам, семнадцать?

- В следующем месяце исполнится девятнадцать, - ответила Брилли, отводя взгляд в сторону. - А жениха у меня нет. Для этого нужно иметь отца и приданое. У меня - ни того, ни другого.

- Я слышала, имущество вашего отчима перешло каким-то его родственникам. - Клара неодобрительно покачала головой. - Странно, что он не позаботился о вас, сиротинушке.

- Во мне нет ни капли его крови. - Брилли пожала плечами. - Все богатство осталось в его семействе.

- Чепуха! - с пылом воскликнула Клара. - Знаете что, Гармон может поговорить о вас с нужными людьми, мы ведь перед вами в огромном долгу. Я всегда думаю о вас - о том, как вы живете, чем питаетесь. Но, похоже, вы в состоянии о себе позаботиться, только вот больно худенькая и бледная, в этом Гармон прав.

Она осмотрела собеседницу с головы до пят серьезным, оценивающим взглядом. Брилли неуютно поежилась.

- Я знаю сына одного рыбака из Амелина. Пожалуй, он подойдет вам. Довольно симпатичный парнишка, спокойный, ловко управляется с сетью.

- Клара! - запротестовала Брилли.

- Что?

- Взгляните-ка, это не Эгал? Вон там.

Брилли наугад махнула рукой в ту сторону, где среди торговых рядов суетились несколько ребятишек. Клара повернула голову, больше из вежливости, и прищурила глаза.

- Может, это и он. Но Эван за ним непременно присмотрит. О! Вы что, уходите?

- Мне пора. Спасибо, что подвезли.

- Всегда обращайтесь, мы только рады вам помочь.

Клара улыбнулась, но несколько напряженно, размышляя, не обидела ли она милую Брилли. Брилли тотчас уловила ее мысли, почувствовала ее волнение и прилив стыда. Клара смутилась, опустила глаза и принялась разглядывать собственные руки. (Надеюсь, она простит меня за эти расспросы. Мы с Гармоном так восхищены ею.)

- Можно я навещу вас как-нибудь, когда выдастся день посвободнее? - спросила Брилли.

Она знала: Кларе ужасно одиноко на отдаленной ферме. Уединенная жизнь в окружении природы имела несомненные преимущества, но разбавлялась лишь поездками в город с Гармоном да нечастыми визитами Брилли.

Клара подняла голову, и ее лицо озарилось застенчивой радостью.

- О да! Пожалуйста, приходите. Мы всегда вас ждем.

- Обязательно приду. А пока до свидания.

- Удачи вам, мисс Брилли!

Брилли стремительно зашагала вниз по дороге вдоль гавани. Совершенно неожиданно ей вспомнилась вдруг строчка из дневника Торы Джоданн: "Я оберегаю слабых мира сего". Тора писала не часто, никогда не вдавалась в подробности, но слова ее почему-то надолго оседали в памяти. Ее дневник был потрепанным и измятым и много раз переписывался. Определить период ее жизни представлялось для Брилли невозможным. Другие колдуньи - обитатели пещеры - занимались алхимией и врачебными науками, упоминали в своих дневниках политические события в Ярваннете, свидетелями которых являлись. Тора писала кратко и от души, не доводя повествования до логического завершения.

Некоторые из авторов дневников называли Тору умалишенной, другие рьяно защищали ее. Кое-кто считал даже, что она застала времена Великого Бедствия и первой поселилась в пещере колдунов. Так или иначе, но никто не мог остаться равнодушным к ее записям.

Дойдя до края гавани, Брилли остановилась и взглянула на лестницу, ведущую к шумной городской улице. По ступеням сновали люди - лавочники, моряки, торговки рыбой. На широком поручне двигались, сливаясь и тут же расходясь, их тени - быстрые, медленные, отбрасываемые в свете двух солнц. Деревянная лестница равномерно покачивалась под людьми, вписываясь в странный ритм движения теней. И под всем этим шумело, как обычно, никогда не смолкавшее море. "А кого оберегаю я?" - думала Брилли, чувствуя, что колдовство набирает в ней силу.

Она воспринимала поток прохожих как стремительную реку с множеством водоворотов, как сотню отблесков яркого луча солнца. Мысли людей завораживали, и она внимательно вслушивалась в каждую из них. В другие дни, когда проникновение в чужое сознание начинало давить на нее и сбивать с толку, девушке ничего не стоило перенестись в воображении в свое верное убежище - колдовскую пещеру, где царили мир и покой. Но сегодня...

Сегодня колдунье не давал покоя странный вопрос: кого оберегает она? Вон того портного с перекошенным лицом и неугасимой ненавистью в сердце? Торговку, не раз битую судьбой, вымещающую скопившуюся в душе злобу на соседе? Мальчика-слугу, обворовавшего когда-то собственного хозяина?

Все эти люди принадлежали к народу аллемани, но только их и знала в своей жизни Брилли. Верховные лорды, уничтожившие много лет назад шари'а, покоились в могилах, а этот люд был ни в чем не повинен. Она сделала шаг вперед и, спустившись по лестнице, смешалась с толпой.

"Кого оберегаю я? - не шло у нее из головы. - Всех". Она пересекла весь город и достигла дороги, что вела к замку Ярваннет. Здесь тоже встречались люди, но мысли их занимали другого рода тревоги и печали. Наряды прохожих в отличие от простых одежд портового сброда ласкали глаз: из парчи и бархата, искусно пошитые, они идеально сидели на владельцах. Сбруи здешних лошадей украшали не разноцветные ленты, а золотые и серебряные гвоздики.

Брилли отступила в траву, давая дорогу еще одной светской компании, потом - второй раз, пропуская отряд солдат с поблескивающими в свете солнц копьями и мечами.

Мимо прогромыхала повозка с провизией, и она проводила взглядом молодого возничего с поводьями в руках. Он думал о том, что проголодался, об обещании помощника управляющего обучить его владению мечом будущей весной, об улыбке девушки-служанки. (Интересно, улыбается ли она так же Макстеру? Мерзавец, он способен охмурить любую красотку!) Брилли пошла за повозкой, прорываясь с ее помощью сквозь встречный поток всадников и пешеходов.

Дневная звезда на небе уже миновала зенит и светила теперь с противоположной стороны на стены замка.

Перед последним подъемом по мосту в трехстах ярдах от главных ворот Брилли присела на камень, чтобы передохнуть и полюбоваться массивной белой крепостью. Придерживая широкополую шляпу, крепко сжимая посох тонкими пальцами, она прислушалась. Из-за могучих стен Мелфаллана раздавался гул едва различимых беспокойных мыслей и эмоций, изменчивых, как ритм прибоя, как шум ветра, как песнь жаворонка в вышине.

На дорогу вышли другие солдаты, за ними следом - еще одна группа гуляющих в изысканных ярких нарядах. Брилли улавливала обрывки дум, переживания каждого из проходивших мимо людей.

"Когда я состарюсь, - с улыбкой подумала она, надвинув на глаза широкополую шляпу, - я вот так же буду сидеть на камне, сидеть подолгу, прислушиваясь к прохожим, окунаясь время от времени в старческую дремоту. Дети станут смеяться над чудаковатой старушкой, станут кричать мне: "Вставай, бабушка! Хорош спать!" Я открою глаза, непонимающе заморгаю, старая и дряхлая, еще больше веселя ребятню. Они побегут прочь, подпрыгивая и хохоча, их звонкие сильные юные голоса эхом отзовутся в моих старческих ушах..."

"Когда я состарюсь..."

"Я оберегаю людей!" - с неожиданной силой и твердостью пронеслось в ее голове, и Брилли крепче сжала посох.

Ее мать отказалась от дара, отреклась таким образом от своего предназначения, от колдовства, от принадлежности к народу шари'а. Возможно, и другие, если таковые существовали где бы то ни было, поступали так же, желая уберечься от неумолимого и жестокого суда Верховных лордов. Брилли вдохнула полной грудью и улыбнулась. Однажды в такой же вот солнечный день она сделала другой выбор - лечить людей при помощи своей магии.

С чувством радости и удовлетворения Брилли терпеливо ждала Зова.

Граф Мелфаллан Коуртрей сидел в одиночестве в своем кабинете в башне и рассеянно смотрел в окно. Высокие рамы с прозрачными стеклами были раскрыты, свежий бриз и утренний солнечный свет беспрепятственно проникали в помещение. Откуда-то снизу со стороны внутреннего двора до графа доносились звуки голосов, сопровождаемые громкими шагами стражника, а вдалеке, как обычно, ласково шептались волны широкой тиольской гавани. Этот край - состояние его и благополучие - зависел от морской торговли и рыболовства. Океан, по сути, влиял на все сферы жизни здешнего народа. И хотя Мелфаллан не отличался особенной набожностью, он находил эту зависимость вполне удобной: Отец Океан правил судьбами аллемани со времен Основания и защищал эти земли своим вечным присутствием.

Единственное, что до сих пор не давало покоя Мелфаллану, так это странная смерть графа Одрика - смерть, которую Океан не смог предотвратить. Его дед умер прошлой весной при весьма загадочных обстоятельствах. Мелфаллан подозревал, что его отравили, но не имел никаких доказательств. Придворная целительница сказала, что подобное не исключено, но подтвердить или опровергнуть эту догадку при помощи каких-либо фактов граф не смог. Конечно, Одрик был уже стар, в таком возрасте люди умирают от болезней, от внезапных приступов, от утраты жизненных сил. Его дед подобно всем остальным являлся обычным смертным, несмотря на талант незаурядного правителя. В официальном заключении записали: "Граф Одрик скоропостижно скончался от острого приступа кишечного заболевания". Никого ни в чем не обвинили, никто не занимался расследованием.

Мелфаллан постоянно дополнял в мыслях официальное заключение, называя некоторых людей - а именно кое-кого из своих лордов - как причастных к гибели Одрика. Кто бы ни добавил яд в чашу его деда, задумка гнусного преступления исходила, по мнению Мелфаллана, от Теджара, герцога дархельского. В любом случае Теджар нисколько не скорбел по умершему графу. Он открыто ненавидел Одрика, потому как терпеть не мог большинство главных лордов своего отца и предпочитал водить дружбу с представителями низшей знати Ингала. Судьбы этих людей напрямую зависели от его собственной благосклонности. Таким образом двор Дархеля целенаправленно и осознанно превращался в скопление интриганов, низкопоклонников и лжецов. Дед Мелфаллана не раз высказывал Теджару свое неодобрение, но добился лишь возросшей ненависти по отношению к себе. Одрик всегда был честен и прям и не желал меняться.

"Я скучаю по тебе, дед, как же сильно я скучаю!" - подумал Мелфаллан, позволяя привычной печальной волне наполнить душу.

Со дня смерти Одрика миновало целых шесть месяцев, но боль утраты не отступала, продолжая жечь сердце, постоянно витая где-то рядом. Мелфаллан все время прислушивался, тщетно и по-глупому надеясь услышать дедовы решительные шаги на лестнице, уловить отзвук его голоса раскатистого смеха. Он прекрасно понимал свое поведение - просто ему страшно не хватало деда. Одрик покинул замок, народ, за который был в ответе, уступив место другому графу. А жизнь потекла своим чередом, лишь на мгновение приостановившись для проводов отошедшего в мир иной правителя.

Мелфаллан рано потерял родителей: оба умерли от чумы, когда он был маленьким. Их место занял дед - высокий, могучий, как столетний дуб, Одрик стал главным человеком в жизни внука. Непобедимый, не знавший страха дед заполнял замок шумным весельем, если ему хотелось веселиться, громко хохотал, если было над чем, бурно гневался, заставляя стены содрогаться, если что-нибудь выводило его из себя. Ни единый человек на свете не мог повлиять на принимаемые им решения, дед никогда не изменял себе. Почему же тогда он так нелепо умер? Как так получилось? Неужели трусливая ненависть подлеца одержала верх над столь могучим и сильным стариком? Неужели щепотка яда способна разрушить непреклонную человеческую мощь? И как Отец Океан допустил подобное?

Мелфаллан задумчиво провел высохшим кончиком пера по дереву стола и вздохнул. Возможно, размышляя так, он тратил впустую время, которое мог использовать для решения более важных задач. Может, против него самого тоже зреет заговор и нужно собрать все силы? Хотя... Порой сердце сжималось от единственного желания - оказаться рядом с Одриком, где бы тот ни находился сейчас. Когда Мелфаллан остался без родителей, дед был рядом. Теперь его покинул и дед, и одиночество иссушало сердце.

В возрасте двадцати четырех лет Мелфаллан был еще слишком молод, чтобы становиться графом. Политика страны, находившаяся в ведении Верховных лордов, вызывала в нем массу сомнений. Не исключено, что кто-нибудь из них уже готовился убить его и захватить власть в свои руки.

Мелфаллан выругался, упрекая себя за многомесячную хандру, ужасно обеспокоенный тем фактом, что он не в состоянии стать достойной сменой Одрику, страшно взволнованный дальнейшей судьбой своих земель. Он прекрасно знал, что бездействие и нерешительность могут в столь критический момент привести к непоправимым последствиям, но продолжал сидеть в одиночестве в своем верном убежище, мечтая о том, чему не суждено сбыться. Нет, Мелфаллану никогда не дорасти до Одрика - он доказывал это себе и окружающим каждый день на протяжении вот уже шести месяцев.

"Пора прекращать вести себя как беспомощное дитя!" - в сотый раз думал Мелфаллан.

Герцог Сельвин, самый близкий и верный друг Одрика, тоже умер, а сын Сельвина, Теджар, совсем не походил на отца и преследовал иные цели. Принимая во внимание нелюбовь к себе Теджара, Одрик расчетливо выдал свою дочь Розену замуж за управляющего южным графством герцога под названием Аирли, а позднее женил Мелфаллана на леди Сари, младшей дочери графа Мионна. Эти уловки несколько сблизили отношения между северными и юго-западными землями, но не давали никаких гарантий.

Мать Мелфаллана умерла рано вместе с его новорожденной сестрой от распространившейся в ту зиму эпидемии чумы. А через три года жертвой зимнего мора стал и его отец. Болезнь унесла тогда жизни десятков людей. Крепкие, молодые мужчины угасали в считанные дни. Гибли женщины, дети, старики, одни скоропостижно, другие - после длительных мучений. Охваченные паникой некоторые жители Ярваннета устремлялись в горы и отсиживались там в пещерах. Остальные закрывались в своих домах и никого не впускали к себе. Над южными городами нависла страшная беда, и жизнь как будто замерла: на оставленных в доках судах одиноко развевались паруса, за животными в конюшнях и коровниках никто не ухаживал, улицы пустовали.

Говорили, что мор насылали на людей колдуньи шари'а, вкладывая в него всю свою злобу, всю ненависть. Триста лет назад, когда дыхание ведьм впервые достигло здешних мест после нападения Рахорсума на Колдовское Ущелье, за несколько месяцев погибла четвертая часть народа аллемани. Люди вымирали целыми деревнями. Мертвецы, постепенно разлагаясь, лежали повсюду - на улицах, в полях. Напасть уносила из жизни целые семьи, не пощадила даже самого герцога, отняв у него единственного законного наследника. Со временем дыхание ведьм утратило былую мощь, и количество жертв значительно снизилось. Позднее мор стал являться не каждую зиму, а через год, а теперь посещал Ярваннет лишь раз в три года, но все еще убивал множество людей.

Мелфаллан отчетливо помнил те зимы из детства, устрашающую, глухую тишину, навалившуюся тяжелым бременем на города, деревни, поля и дороги. Он знал, как звучат шаги приближающейся смерти, как замирает в предчувствии ее все живое и неживое. Иногда ему снились такие зимы, он просыпался в промокшей от пота постели и ужасался при мысли, что видел во сне не прошлое, а грядущее. Страх перед мором жил в нем постоянно. Если злобные умыслы герцога он мог просчитать и предугадать, то чума всегда являлась внезапно. Аллемани называли ее "дыханием ведьм", каждую зиму они с ужасом ожидали ее прихода.

Мелфаллан поднялся с места и неторопливо прошел по комнате. Каждый его шаг сопровождался мягким металлическим позвякиванием - то звенела кольчуга под его туникой. После смерти Одрика советники настоятельно порекомендовали Мелфаллану носить на себе эту легкую броню. За шесть месяцев он уже привык к своему металлическому защитному средству, к звуку соприкасавшихся звеньев, но чувствовал себя все так же неуютно, ежеминутно опасаясь вероломства. Всю его пищу давали на пробу осужденным преступникам в темнице, покои ежедневно осматривались - рука злоумышленника могла в любой момент подбросить графу ядовитое насекомое или змею. Почти у каждой двери замка стояли стражники, и военачальник войска Мелфаллана, сэр Микей, то и дело проверял своих подчиненных. Верховный правовед чутко следил за каждым из придворных, прислушивался к разговорам и сплетням, всматривался в каждый жест, перехватывал каждый взгляд. Для убийства его господина было достаточно одного удара ножом, одной щепотки ядовитого порошка, и он намеревался не допустить повторения трагедии.

Сам Мелфаллан перестал доверять кому бы то ни было - в каждом затемненном углу, в каждом блюде видел опасность. Наиболее надежными из своего окружения он считал сэра Микея, Верховного правоведа, жену Сари и еще кое-кого, но положиться на них полностью не мог, даже на Сари. В истории аллемани не раз случалось, что благородные жены убивали собственных мужей - из-за денег, из ненависти, ради любовников или даже захвата власти.

"Какой смысл жаловаться на судьбу? - с горечью подумал Мелфаллан. - Чего ты добьешься своей печалью?"

Он остановился перед открытым окном и моргнул - солнечный свет слепил глаза, а свежий ветерок обдувал приятной прохладой.

"На бездарного и трусливого лорда могут напасть даже самые верные из слуг, - мрачно размышлял Мелфаллан. - Хотя бы для того, чтобы спасти двор от краха, в том числе и собственные судьбы. Естественно, другие Верховные лорды, когда почувствуют мою слабость, тоже захотят убрать меня. Правитель обязан быть жестким, сильным и беспощадным".

Герцог Теджар жаждал видеть Мелфаллана мертвым подобно Одрику и лишь дожидался удобного момента. Мелфаллан чувствовал, знал это. Если бы он умер, не оставив наследника, Теджар поставил бы на его место одного из своих северных лордишек, непременно выбрал бы такого, кем мог бы потом с легкостью манипулировать.

"Интересно, как собирается поступить этот подлый Теджар? - думал Мелфаллан. - Хочет пойти на Ярваннет войной?"

Пока ничто не предвещало такого исхода. И вряд ли бы Теджар стал прибегать к военным действиям. Армия Ярваннета не уступала его войску ни в численности, ни в умении. У Теджара не было гарантии победы, по крайней мере сейчас, но вот в будущем... Чем дольше Мелфаллан остается в живых, тем более неизбежной становится война между Ингалом и Ярваннетом. Хотя в данный момент опасаться следовало другого - хитроумного заговора, например. Кого из прислужников может использовать Теджар в качестве убийцы? Какими методами планирует действовать?

"Ты граф и изменить это не в силах! - злобно сказал себе Мелфаллан. - Пора смириться, хватит вести себя как болван! Делай что-нибудь, пока не стало поздно".

Он еще раз прошелся по небольшому кабинету, обводя хмурым взглядом книги и свернутые карты Ярваннета и прилегающих к нему земель, длинный рабочий стол, несколько Деревянных стульев. Переняв привычку у Одрика, Мелфаллан объявлял каждое утро, что должен провести пару часов в одиночестве.

- Наступает время принятия великих решений! - с бесноватой улыбкой говорил Одрик и удалялся по утрам в эту же самую комнату в башне.

Лишь изредка он нарушал свое правило: когда отправлялся навестить вассалов, когда самолично командовал обучением войска и если уезжал в Дархель, в гости к герцогу Сельвину.

Что делал дед в этом кабинете? Какие строил планы? Что замышлял? Мелфаллан никак не находил ответов на волновавшие вопросы.

Зазвонили в колокола, извещая жителей замка о наступлении следующего часа, и Мелфаллан почувствовал облегчение - на сегодня его мучительная пытка в одиночестве была окончена. Он вспомнил, что Сари собирается устроить вечером прием, что сегодня утром к нему должен явиться начальник порта с недельным отчетом, что днем он может отправиться на охоту. Последняя мысль приподняла настроение. Физическая тренировка, удаление от стен замка помогали отвлечься от терзаний и страхов - сбежать на время от пугающей реальности. Мелфаллан отодвинул засов и вышел из кабинета.

- Мой граф, я протестую!

Мелфаллан испуганно отпрянул, хватаясь за рукоятку кинжала, но, разглядев человека у двери, понял, что это еще не нападение. Лорд Фарлоста, Ландрет, приземистый полный человек, стоял, положив руки на жирные бока. Лицо его пылало от негодования. На Ландрете красовались парчовая накидка, элегантные чулки и туфли, грудь увешана золотыми цепями. Он преграждал Мелфаллану путь и всем своим видом показывал, что собирается выразить недовольство.

Мелфаллан окинул его презрительно-угрожающим взглядом. Напряжение, внезапно сковавшее тело, начало отступать. К кабинету в башне нередко приходили люди, жаждущие разговора с графом. В один прекрасный день сюда мог явиться и убийца. Подумав об этом в который раз, Мелфаллан опять отругал себя за неосторожность и непредусмотрительность - давно следовало поставить здесь усиленную охрану.

Из всех, кто мог бы прийти сюда в этот час, Ландрета граф хотел видеть меньше других. Ровесник Мелфаллана, наследник правителя Фарлоста - одного из двух главных графств Мелфаллана, - Ландрет был послан отцом в Тиоль несколько лет назад в качестве придворного в замке графа.

Весьма довольный своим происхождением Ландрет самоуверенно надеялся завоевать доверие и дружбу господина, которые ему и не думали предлагать. За почтением и назойливостью Ландрета, его протестами и советами, вмешательством в принятие всех важных решений крылись, как догадывался Мелфаллан, намерения его злобного родителя увидеть однажды сына в качестве очередного графа Ярваннета. Отец Ландрета занял верную позицию в момент бунта графа Пуллена и удержал таким образом свои земли, когда Сельвин передал Ярваннет Одрику. Все, что им нужно сейчас, так это заполучить расположение герцога Теджара, поэтому оба они - и отец, и сын - занимали у Мелфаллана верхние позиции списка подозреваемых в причастности к убийству Одрика. К сожалению, пока у графа не было доказательств, и он терпел при дворе сына, не желая обидеть отца, хотя с удовольствием отделался бы и от одного, и от другого.

- Не сейчас, Ландрет! - раздраженно воскликнул Мелфаллан, обошел запакованного в блеск и золото придворного и быстро зашагал вниз по крутой лестнице.

- Но мы не можем проигнорировать капитана Бартола! - с наигранной торжественностью провозгласил Ландрет. - Его прислал к нам сам герцог Теджар!

Лорд Ландрет неустанно при каждом возможном случае выражал крайнее восхищение Теджаром и, казалось, считал, что тот сохраняет все живое на земле одним своим существованием. По словам Ландрета, никакой другой Верховный лорд не мог сравниться с "обожаемым Теджаром в мудрости, в умении вести бой, в личностных качествах". Если бы Ландрет был женщиной, то давно бы бросился к ногам герцога и на глазах у всех предложил бы отдать ему все, что тот ни пожелает. Извечная тема Ландрета - разглагольствования о Великом Теджаре - изрядно действовала Мелфаллану на нервы. По всей вероятности, он умышленно противопоставлял герцога графу.

- Ты сказал, "мы не можем проигнорировать капитана"? - иронично поинтересовался Мелфаллан, продолжая быстро спускаться по ступеням. Тучный Ландрет был вынужден торопиться, чтобы поспевать за ним, и пыхтел, как раскаленный чайник. - Ты еще не граф, Ландрет, и никогда им не станешь. Я тебе обещаю. Я намерен долго править.

- Ваша светлость! - воскликнул Ландрет. - Да что вы такое говорите? - Его лицо приняло выражение оскорбленной добродетели. - Я - верный лорд Ярваннета. Мой отец...

- ...был единственным ярваннетским лордом, не присоединившимся к восстанию графа Пуллена, - закончил его фразу Мелфаллан. - И таким образом в отличие от остальных сохранил свои земли, когда мой дед подавил мятежников. Мне все известно о твоем семействе и его верности, Ландрет.

Миновав короткий коридор, Мелфаллан вошел в просторный верхний зал. Проходя мимо широкого окна, он приостановился и выглянул в него, чтобы проверить угол падения лучей обоих дневных светил и определить время.

Начальник порта Эннис всегда являлся раньше назначенного часа и скорее всего никогда не задумывался, что своим особым прилежанием всегда делал более заметными опоздания графа.

- Полагаю... - опять проскулил Ландрет, переполняя чашу терпения Мелфаллана.

Граф резко повернулся к нему и проревел, не в силах сдерживать кипевшее раздражение:

- Довольно! Я встречусь с капитаном, когда сочту это нужным!

Ландрет, оторопев, открыл рот и округлил глаза, потрясенный тоном Мелфаллана - столь неподходящим ситуации, столь неподобающим графу в отношении верного лорда, желающего помочь. Мелфаллан мог бы хлестко оценить реакцию своего придворного, но взял себя в руки и смолчал. Он прекрасно понимал, что Ландрет просто провоцирует его своей притворной игрой и нескончаемым нытьем.

- Как вам будет угодно, ваша светлость, - мягко и кротко ответил Ландрет, демонстрируя свое благородство и непомерную терпимость.

- Верно! Я поступлю так, как мне будет угодно! - отрезал Мелфаллан, повернулся спиной к Ландрету и решительно зашагал дальше, усмиряя свой гнев.

- Я готов обсудить с вами этот вопрос позже, когда вы придете в лучшее расположение духа, - заботливо крикнул вслед графу Ландрет.

Мелфаллан чуть было не споткнулся, но заставил себя не обращать внимания на последнюю реплику придворного.

"Я мог бы засадить этого льстеца в темницу, - раздраженно размышлял Мелфаллан. - Мне ничего не стоит связать его и вышвырнуть за пределы замка. С каким удовольствием я собственноручно утопил бы его и уничтожил его шикарные наряды! Все это в моих силах, но... Но, оказавшись в сырой темнице, этот мерзавец не перестанет быть сыном и наследником лорда Садона. Герцог Теджар только порадуется, когда к нему обратятся за оказанием законной помощи".

Мелфаллан нахмурил брови, увидев у входа в зал изумленную и растерянную горничную, и жестом приказал ей исчезнуть. Затем испытующе взглянул на стражника. Тот почтительно отдал честь и ни единым движением не выказал ни смущения, ни недоумения, словно слышать, как графы орут на своих лордов, - для него привычное дело.

"Отличный воин! Молодец!" - порадовался про себя Мелфаллан, спустился по лестнице и свернул в длинный широкий коридор с арочным потолком и белыми стенами. Он знал, что опаздывает на встречу с Эннисом, тем не менее шел неторопливо, любуясь сквозь многочисленные окна на блестящее море.

Одно из окон в металлической раме было раскрыто, через него в коридор проникал свежий солоноватый бриз. Мелфаллан остановился, вдохнул пьянящий воздух, подставляясь прохладному ветру, позволяя ему трепать свои светлые волосы.

Внизу простирался порт Тиоль. На переливающейся в свете двух солнц сине-зеленой воде плавно покачивались морские суда, по набережной сновали спешащие по делам люди. Его предки Коуртреи были лордами Тиндаля - северного графства речных долин и низменных холмов. Сам Мелфаллан родился и вырос в Ярваннете, на океанском побережье, и не переставал гордиться этим. Хотя знал, что близость к океану бывает крайне опасной.

Пять лет назад, в первый год их супружества с Сари, в Ярваннете в который раз хозяйничала чума. Жена Мелфаллана едва выжила в ту страшную зиму, но их первенца, которым была беременна, потеряла. Потом, к ужасу их обоих, последовало еще три выкидыша. Сари долгое время отказывалась думать о четвертой беременности. Прошли долгие месяцы, после чего она наконец решилась на этот шаг. Сейчас они опять ждали ребенка, непременно мальчика. По законам аллемани передать правление девочке или кузену Ревилу Мелфаллан мог лишь с одобрения герцога, а Теджар, естественно, не дал бы своего согласия.

Мелфаллан мечтал о сыне, думы о нем, надежды не покидали его ни днем, ни ночью. С ними он связывал планы на будущее, они влияли на принятие любого его решения. Отсутствие у него сына подкрепляло тайное стремление графа Садона и других придворных герцога Теджара занять однажды его место в Ярваннете. Это беспокоило советников Мелфаллана, но они обладали достаточным благоразумием, чтобы не слишком часто напоминать о своих тревогах графу. Без сына будущее Мелфаллана казалось размытым и неопределенным, а его качества как правителя блекли.

"Мне нужен сын, который принял бы на себя ответственность за владения Коуртреев в Ярваннете, - думал Мелфаллан, глядя из окна на красивый пейзаж. - Сын, который сделал бы Сари счастливой".

Их брак представлял собой политическую сделку. Решение было принято другими. Мелфаллан не любил супругу, но она привлекала его своей красотой и кроткими манерами. Сари тоже не питала к мужу особенных чувств - они, как это обычно предполагалось в подобных случаях, должны были развиться в ней со временем. И Мелфаллан надеялся, что полюбит жену, уже теперь он относился к ней с трепетом и нежностью.

Сари выросла в Мионне - более древнем, чем Ярваннет, графстве, объединявшем в себе несколько земель. Двор Мионна отличался консервативностью, и девочки, взращенные при нем, четко знали свое место. Мать Сари хорошо воспитала свою дочь. Слишком хорошо, думал Мелфаллан.

Поэтому-то Сари избегала проявления непристойных страстей даже на супружеском ложе. Неприятностей она старалась не замечать, делая вид, что ничего не случилось. К политике и торговле не проявляла ни малейшего интереса в противовес своему мужу. Все, что относилось к управлению, по мнению Сари, касалось лишь Мелфаллана и его советников, она же посвящала все свое время некоторым хозяйственным делам, дружбе с придворными дамами и подобающим благородной особе искусствам. Когда Мелфаллан пытался поделиться с женой текущими проблемами, она мило улыбалась и слушала его с большим вниманием, но не говорила ни слова.

Его тетка Ровена, вдовствующая графиня Аирли, не признавала подобных правил - правил, ограничивающих права женщины. Потеряв мужа несколько лет назад, она правила графством как регент своего десятилетнего сына, юного графа Акселя, правила смело и решительно и не раз вступала в спор с герцогом Теджаром и другими лордами, считавшими, что она занимается неподходящим женщине делом. Сари заявляла, что восхищена Ровеной, и Ровене нравилась Сари, но Мелфаллан сознавал: его жена не понимала его грозной тетки.

"Понимает ли она меня? - еще и еще раз задумывался Мелфаллан, размышляя о взаимоотношениях с женой. - Хотя бы немного?"

Иногда ему казалось, он разговаривает с супругой сквозь плотный занавес, и она улавливает лишь отдельные звуки из сказанного им, а главного вовсе не видит.

На третьем году женитьбы Мелфаллан вступил в связь с одной из симпатичных служанок по имени Бронвин. Несколько месяцев спустя у нее родилась дочь, и не исключено, что отцом малышки являлся именно он, хотя в тот период у Бронвин было много других любовников - она пользовалась огромной популярностью среди придворных мужчин. Позднее у нее появился муж, городской пекарь, и их семья выглядела вполне счастливой. Время от времени Мелфаллан посещал Бронвин и ее темноволосую дочку в булочной, проверяя, как им живется, но ребенок вовсе не походил на него, поэтому всерьез задуматься об отцовстве ему так и не довелось.

Возможно, Сари догадывалась о его связи и вероятных ее последствиях, но, по-видимому, находила эту тему слишком неприятной и никогда не заговаривала об этом с мужем. Мелфаллан еще не раз встречал среди придворных дам симпатичных и соблазнительных, но завоевать их расположение не представляло для него никакого труда, поэтому он даже не пытался овладеть ими - они не вызывали в нем интереса. Ни одна из дам не смогла бы ответить отказом своему господину, и большинство мужчин благородного происхождения рано или поздно узнавали об этом. Некоторые из них беспрепятственно пользовались своим положением. У Мелфаллана имелось достаточно здравого смысла, чтобы не злоупотреблять благоговением жен и дочерей придворных, но время от времени он все же прибегал к их услугам.

К сожалению, Сари мирилась с происходящим. В Мионне подобное поведение супруга считалось нормальным и должно было рассматриваться женой как неизбежность. В их краях полагали, что жена обязана принимать измены мужа безропотно и покорно. Поэтому Сари не жаловалась, не угрожала и не протестовала, а, как обычно, мирилась с судьбой, уверенная, что в этом состоит ее священный долг. Иногда Мелфаллану хотелось, чтобы Сари обвинила его, назвала теми словами, которых он заслуживал, чтобы принялась бить посуду и устроила скандал, но он точно знал, что не дождется ничего подобного. И в этом не было ее вины: Сари считала, что поступает абсолютно правильно. Он прощал ей притворство.

"Мне нужен сын, - вновь и вновь думал Мелфаллан, - который сделал бы Сари счастливой, несмотря на то, что муж ей достался не из лучших!"

Тень пролетавшей мимо чайки нарушила ход его мыслей, граф внезапно вспомнил о терпеливо ожидавшем его на зубчатой стене Эннисе и, расстроено фыркнув, направился к широкой арке на верхний уровень замка.

У выхода другой стражник с копьем отдал ему честь. Мелфаллан одобрительно кивнул: выправка, бесстрастный взгляд и безупречный вид воина изрядно порадовали его. За подготовку войска сэром Микеем можно было не беспокоиться: он прекрасно тренировал своих солдат, снимая с плеч графа одну из забот, и хотя о готовности к войне говорить пока не приходилось, охрана замка вполне удовлетворяла Мелфаллана.

Ветераны Тиндаля, которые помогли Одрику одолеть Пуллена, к настоящему моменту давно ушли в отставку или даже скончались, но молодые воины, обучавшиеся в мирное время, вполне соответствовали их уровню подготовки. Принимая во внимание враждебный настрой Теджара, сначала по отношению к Одрику, потом - к Мелфаллану, правители Ярваннета должны были настраиваться на войну.

Мелфаллан вышел на свежий воздух, на дорожку шириной в тридцать футов, простиравшуюся по всей длине крепостной стены. На удалении в нескольких ярдах от него стоял, глядя на гавань, начальник порта. Заслышав шаги графа, он повернул голову и отвесил неуклюжий поклон, смущаясь и краснея. На протяжении долгого времени этот человек был обыкновенным рыбаком, но граф Одрик назначил его начальником порта Тиоля за умение и ловкость. В детстве Энниса не обучали хорошим манерам, но нынешнее положение требовало от него соблюдения этикета, и из уважения к графу он прилагал все усилия, чтобы не показаться грубым и неучтивым.

- С добрым утром, Эннис! - приветствовал его Мелфаллан.

- Ваша светлость!

Начальник порта согнулся в повторном неловком поклоне, металлический знак придворного на его мощной груди весело блеснул в свете солнце. Мелфаллан добродушно махнул ему рукой, давая по обыкновению понять, что формальности излишни. Эннис ответил необычно белозубой для рыбака улыбкой.

- Я постоянно тренируюсь делать поклоны, - торжественно сообщил он, подозрительно походя в этот момент на помпезного главного дворецкого Мелфаллана. Два этих человека никогда не ладили друг с другом и даже не пытались сделать вид. - Надеюсь, лорд оценит мои старания.

- О Эннис! - Мелфаллан хлопнул начальника порта по плечу. - Я все принимаю к сведению. Но полагаю, твои усилия напрасны. Отвешивать поклоны столь же излишне для тебя, как для меня - знать толк в вышивании.

- Вышивание - красивое искусство! - заметил Эннис.

- Высокие манеры - тоже. Но это вовсе не означает, что мы с тобой обязаны демонстрировать подобные умения друг перед другом, согласен? - Мелфаллан подмигнул подчиненному.

- Согласен, ваша светлость!

Рыбак довольно крякнул, и оба они как по команде повернулись в сторону гавани. Там, внизу, покачивались в спокойных блестящих волнах пять рыбацких кораблей и несколько небольших суденышек. Остальных не было - в столь тихий и солнечный день все рыбачили в неглубоких прибрежных зонах. На мачте одного судна развевалось золотистое знамя герцога, напоминая Мелфаллану о недавнем разговоре с Ландретом.

"Разберусь с Бартолом позже", - раздраженно подумал граф.

Оба солнца достигли зенита, и белые стены замка отбрасывали теперь двойные тени. Люди в порту, окончательно проснувшиеся, оживленно сновали туда-сюда. С правой стороны по широкой дороге, ведущей к замку, тоже сновал народ, поднимая клубы пыли, уносимые свежим ветром.

Мелфаллан проводил взглядом дозорный отряд с блестящими копьями, марширующий на пост, ровный ряд повозок с провизией, движущихся вверх к замку. Он посмотрел дальше: на холмы, опоясывающие небольшую тиольскую бухту, покрытые неровными квадратами злаковых полей, на прибрежные горы на горизонте, густо поросшие лесами.

"Мне нужен сын! - пронеслось в голове Мелфаллана. - Сын, которому я передал бы все это".

Согласно преданиям, сохранившимся со времен Основания, аллемани жили когда-то на другом побережье - в западных теплых и плодородных землях. Они делили территорию с другим народом и постоянно воевали с ним. То были несерьезные войны, скорее спортивные, нежели завоевательные. Всем живущим в тех далеких краях вполне хватало тепла и пищи. Аллемани, управляемые Верховными лордами, которых сами же выбирали, мирно рыбачили и охотились, радовались достатку и благополучию до тех пор, пока не случилась беда.

Однажды прибрежную часть моря заполнили цветущие водоросли, губя все живущее в воде. Южные соседи аллемани охваченные паникой из-за моря, напали ночью на их поселения, жестоко грабя и убивая хозяев. Уцелевшие аллемани под предводительством двух Верховных лордов сели на корабли, погрузив с собой все, что смогли спасти, и храбро вышли в открытый океан в поисках нового пристанища, оставляя позади смерть и войны.

Они проплыли тысячи миль, ориентируясь на нить островов, тянувшихся вдоль северного берега океана, но встречали на пути лишь промерзшие мертвые земли, где никто не жил. Океан кишел жизнью, давая пищу и надежду.

Беглецы сделали остановку, причалив к одному из покрытых льдом берегов, чтобы передохнуть, отремонтировать суда и опробовать почву, но примерно через год отправились на дальнейшие поиски.

"Что, интересно, чувствовали мои далекие предки, когда зеленый берег Брайдинга показался с восточной стороны? - размышлял Мелфаллан. - То же ли самое, что испытываю сейчас я? Или нечто большее?"

- Уловы в океане за последнюю неделю прекрасные, - заговорил Эннис с едва уловимым упреком, прерывая ход мыслей графа.

Мелфаллан взглянул на начальника порта и улыбнулся. Практичный Эннис не понимал его рассеянности и задумчивости, но пытался не выказывать своего раздражения.

- Прости, Эннис. Я тебя слушаю. - Мелфаллан сосредоточился.

- Спасибо, ваша светлость, - ответил, фыркнув, Эннис. - Как я уже сказал, океанские уловы отличные. В Сарандоне и Эври началась миграция осетра, но рыбаков преследуют гомфреи - идут вверх по течению. А рыбы много.

- Сколько гомфреев? - спросил Мелфаллан.

Огромные морские змеи, обычно доброжелательно настроенные по отношению к людям и их судам, время от времени впадали в бешенство в период ежегодной охоты и атаковали рыбацкие лодки.

- Пока их только двое, - ответил Эннис. - Один футов шестьдесят длиной, другой - больше сотни. Тот, что побольше, опрокинул баржу с пшеницей, а потом сожрал всего осетра, который кинулся поедать зерно. Неплохо позавтракал: заглотил штук сорок рыбин, обильно приправленных пшеничкой. А вы до сих пор утверждаете, будто у этих тварей нет ума.

- Я никогда не утверждал, что у них нет ума, - спокойно заметил Мелфаллан. - Я говорю, что это еще не доказано.

Эннис хмыкнул.

- По-моему, это одно и то же. - Он засунул руку во внутренний карман жилета и извлек оттуда сложенные во много раз листы бумаги. - Я принес вам письменные отчеты, как обычно. Сезон улова пока не закончен, ваша светлость.