Чтение 2–й страницы книги ~Слепой Орфей~

ГЛЕБ ИГОРЕВИЧ СТЕЖЕНЬ Вице-директор

Сграбастав в кулак бороду, вице-директор зыркнул на рубленый профиль водителя.

- Слушаю тебя очень внимательно, - сказал Грошний, не поворачивая головы.

Стежень хмыкнул, ухмыльнулся:

- Нынче с утречка заправился я пошукать кой-никакой травки...

Водитель дернул щекой:

- Попроще нельзя?

Глеб Игоревич прищурился... и вдруг ткнул Грошнего кулаком в плечо. Машина вильнула, едва не угодив в канаву.

- Чтоб ты не подумал: я спятил, - пояснил Стежень.

- Я не думаю, я знаю, - проворчал Дмитрий.

"Девятка" выбралась на асфальт. Стрелка спидометра поползла вправо и остановилась на девяноста.

- Димон, - сказал Стежень, - резина с меня.

- Зимняя, - уточнил Грошний.

- Зимняя.

Стрелка двинулась дальше.

- Южное лесничество знаешь?

- Где полигон?

- Именно.

- Знаю. - Грошний скосил на попутчика серые ленивые глаза. - Мы едем в другую сторону.

- Мы едем, куда надо. - Стежень откинулся на спинку, вытянул ноги.

"Жигули" обошли рейсовый автобус, затем пожилой "опель". Потом их самих обогнал молодой "опелев" земляк.

- Ты говори, - произнес Грошний, не отрывая глаз от дороги: "девятка" шла на пределе управляемости.

- Да, - сказал Стежень. - Южное лесничество. Приехал я часов в шесть. Машину поставил - и в лес. Дорога известная: сам тропу топтал. - В голосе вице-директора проявились ласковые нотки. - Ельничек. До декабря грибами пахнет. Тишина, вояки в такую рань по нынешним временам еще харю давят. Иду, напеваю. Вдруг... - Стежень сделал драматическую паузу. - Как мороз под сердце! Так с поднятой ногой и застыл. Господи, думаю, что за херня?

Водитель фыркнул. Глеб Игоревич тоже улыбнулся, потом нахмурился и потер ушибленный висок.

- Да уж, - сказал он. - Ладно. Ногу я поставил осторожненько, глазами повел: елочка. Знакомая. Та, да не та! Ветки не по природе задраны, да и поле у нее какое-то... кудлатое.

- Это как? - спросил водитель.

- Ну с нервностью такой... недревесной. Словами трудно описать, попробуй так въехать. Здесь притормози, Дмитрий, метров через пятьдесят - налево по бетонке.

- Там тупик, - заметил Грошний.

- Ты езжай, езжай, - ласково проговорил Стежень. - И слушай. Значит, елочка. Отстегнул я про всякое лихо топорик: если дрянь какая меня выглядывает - поостережется... Вот этот самый поворот... И к елочке. Иду, а идти не хочется. Совсем не хочется, Димон, ноги сами задом наперед изворачиваются. Но - любопытно! В лесу я, ты знаешь, считай, все изведал, спасибо Сермалю. В кедрачах жировал, по Закавказью чуть не год... шатался. А тут, дома, - этакое диво!

Десять шагов прошел - что десять верст. Взмок, веришь, трясусь, как малярийный. Елочка - вот она, рядом. Корни голые из земли торчат. Наклонился - разглядеть... Ё-о! - Стежень хлопнул себя по колену. - С хрустом в висок! Полный иппон! В глазах - тьма, в башке - набат. Лежу мешком и, как сквозь туман, вижу: у ноги моей - корень. С руку толщиной. Извернулся, как червяк-переросток, и раз - петлей на лодыжку!

Тут рассказчик сделал паузу. Не драматизма ради, а чтоб пот утереть. Какой уж тут, к хренам собачьим, драматизм!

- В общем, прихватил меня и к земле прижал - как капканом. Боль адская! Взвыл я, Димон, топором маханул - и промахнулся. Целил в корень. А попал в ствол. Хорошо хоть ногу себе не оттяпал. Но крепко вогнал, на ладонь, не меньше. И тут словно завизжал кто-то. Мерзкий такой звучок - как хлыстом по ушам. Ветки надо мной замельтешили, а из елочки, прямо из ствола - выскочил! Черный такой, быстрый. Мелькнул, что твои нунчаки. Мелькнул и сгинул. Черт? Леший? Подумал сначала: может, померещилось? Перед глазами и так от боли - полная радуга. Ладно. Запихал боль подальше, выдернул топор, еле-еле, двумя руками. Корень, слава Богу, больше не шевелится. Я его рублю, скулю, как шакал на привязи. Хорошо - топор добрый, дедов. Управился, освободился. Сел, голову ощупал: висок - сам видишь, но кость цела. Ветка, что меня ударила, прямо над макушкой покачивается.

- Куда теперь, налево? - перебил Грошний.

- Прямо. Короче, отполз я на карачках подальше. Чувствую, сейчас крыша потечет. Чтоб меня, травника, дерево ударило? Они ж меня любят! Ладно. Встал - ноги держат. Потрогал ствол - нормальный, живой, холода нет. Только дрожь изнутри. Но тоже нормальная - больное деревце. Ладно. Замазал надрубы землей, побрел к машине. А машины нет! Только след от разворота. А у меня ведь хоть машина и неказистая, но противоугонка - не просто железка с замком. Только дверь тронь - орать начнет, как олень в гону. Ты же слыхал?

- Слыхал, - согласился Грошний.

По днищу "Жигулей" застучал гравий.

- Приехали, - сказал водитель. - Тупик. И "Нива" твоя вон стоит, если тебе интересно.

Стежень распахнул дверцу, ухватил топор... Грошний поймал его за руку. Открыв бардачок, достал газовый пистолет, вложил в ладонь Глеба взамен топора.

- Покалечить ты и руками можешь, - сказал он. - А это поаккуратней.

Стежень сцапал пистолет, выкатился наружу и через секунду уже сидел внутри "Нивы".

Грошний посмотрел на топор, который держал в руке, потрогал лезвие, щелкнул ногтем. Металл отозвался чистым звоном. На лице Дмитрия появилось выражение искреннего интереса. Его пальцы быстро огладили стальную поверхность, нащупали бугорки полустершихся букв. Лицо Грошнего оживилось еще более. Взяв отвертку, он поскреб ею топор, затем поднес к лезвию огонек зажигалки. Пламя приобрело слабый фиолетовый оттенок.

Тут вернулся Стежень.

- Он, стервец! Был внутри, точно!

- Кто, леший? - рассеянно спросил Дмитрий.

- Почти.

- Чудеса, - пробормотал Грошний, не сводя глаз с топора. - Лешие уже машины угоняют.

- Я найду его, Димон! - решительно заявил Стежень. - Должен найти!

- А на кой? - Грошний ласково, словно живое существо, оглаживал лезвие. - Нечисть нынче в Красной книге. Негуманно, Глебушка.

- Дурак ты, - резко сказал Стежень. - А я его сделаю!

Грошний посмотрел на друга удивленно: давненько он не видел Стежня в таком возбуждении.

- Ладно, - согласился. - Ты его сделаешь. Или он - тебя.

- Хрен! - Стежень сгреб друга за отвороты куртки. - Я! Я сделаю! Я, дорогой мой, чемпион! Понял, мануал херов?

Грошний даже не пытался высвободиться, только хмыкнул и похлопал Дмитрия по широкой спине.

- Да, - сказал он. - Я мануал. А ты был чемпион. Теперь ты просто оборзевший знахарь.

Стежень засмеялся и отпустил куртку, вытащил из кармана пистолет:

- На, забирай свою красивую игрушку.

- Нравится? - спросил Грошний. - Триста баков. Махну на твой топорик.

- Не могу, - покачал головой Стежень. - Память дедова. Что, приглянулся? Заточку годами держит. - Поглядел на друга: - Ты что, всерьез? Про триста баков?

- Абсолютно, - подтвердил Грошний. И добавил слегка разочарованно: - Твоя-то игрушка подороже тянет. Ею дрова рубить - все равно что в шелковом кимоно нужник чистить.

- Топор - он и есть топор, разве нет?

- Голова! - сказал Грошний. - Суфий. Глянь-ка сюда. Видишь, углы сточены? Раньше полумесяц был. Смекаешь?

- Оружие, что ли?

- Махатма, - усмехнулся Дмитрий. - Мудрец ты наш сионский. Конечно оружие. Боевой топор. Вот здесь - следы клейма. И еще какие-то буквы. Стерлось все, но, думаю, в лаборатории восстановить можно.

Стежень с уважением поглядел на топор.

- И сколько же ему лет? - спросил он.

- Не меньше пятисот, - авторитетно заявил Грошний. - А скорее всего - значительно больше.

- Крепко, - произнес Стежень. - Топорище дед сам точил, - добавил он.

- Хорошее топорище, - вежливо согласился Грошний. И, ухмыльнувшись: - Лешего твоего будем искать или как? Осина-то здесь растет?

- Поостри, - буркнул Стежень, мгновенно помрачнев. - Нет здесь осины. Сосняк.

Дмитрий обхватил его длинной ручищей, стиснул:

- Хвост трубой, чемпион! Бойцы мы или нет?

Стежень смущенно хмыкнул.

- Ладно, - сказал. - Пошли.

Ратный, буланой масти жеребец захрапел и попятился. Всадник, рыжеволосый витязь, ловко нахлобучил на голову стальной шишак с бармицей, оставлявший открытым гладкое юное лицо, покосился на ближнего спутника, пегобородого мужика на мохноногой большеухой коняге.

- Лошади чуют, господин, дальше не пойдут, - сказал пегобородый и неловко соскочил на землю. - Вели челяди быть здесь.

Витязь скривил тронутую светлым пушком губу... Но смолчал. Привстав на стременах, он обернулся, махнул дружине рукой в латной рукавице: спешиться, ждать. Затем толкнул каблуками жеребца. Тот неохотно двинул вперед. Время от времени конь встряхивал головой, словно отгоняя слепня. Пегобородый, прихрамывая, трусил рядом, держась за стремя.

- Колдун, - бросил всадник, - далеко еще?

- Тут он, душегубец. - Речь пегобородого стала невнятной, дышал он с трудом.

- А вправду говорят: его ни меч, ни стрела не берут? - В звонком голосе витязя не было страха, только любопытство.

- Говорят, господин.

- А ты что скажешь?

Жеребец с мелкой рыси перешел на шаг. Всадник не стал его понукать.

- Колдун!

- Да, господин?

- Я тебя спросил!

- Против нелюди особое оружие надобно... С наговором особым... - неохотно отвечал пегобородый. И замолчал. Но чувствовалось - сказал не все.

- Говори! - повелительно крикнул витязь.

- Да и того мало, - совсем тихо пробормотал пегобородый. - Все одно человеку с ним не совладать, ежели... ежели жертвы не будет.

- Язычник, - брезгливо процедил всадник. И добавил громче:

- А жертва, стало быть, ты?

Пегобородый смолчал.

- Или я?

- Ты, господин, - чуть слышно согласился колдун. - Вернемся?

- Не шути, смерд! - звонко и грозно крикнул витязь. - Я страха не знаю! Зато знаю вот его!

Витязь намотал повод на луку, вытянул из ножен длинный узкий меч, перехватил удобно, двумя руками.

- Вот, - произнес он уже спокойнее. - Гляди, колдун! Досель кто его пробовал - за добавкой не приходил!

- Тише, господин! - зашипел на него пегобородый, хватая жеребца под уздцы. - Злодей рядышком!

И вдруг взвизгнул:

- Вот он!

- Стой, - прошептал Стежень. - Там кто-то лежит...

- Где? А, вижу! - Грошний рванулся вперед, но Глеб успел схватить его за плечо:

- С-стой! Этот гад где-то близко!

- Ты что, не видишь? Баба там! - яростно прошептал Дмитрий. - Трахнул ее кто-то. Или похуже! Может, она помрет, пока мы тут...

- Уже! - отрезал Стежень.

- Что - уже?

- Мертва.

- Ты о...

Глеб ткнул Грошнего в грудь, и тот осекся - перехватило дыхание.

- Тих-хо, сказал! Этот - здесь!

- Где? - шепотом спросил Грошний, переведя дух.

Он обшарил взглядом поляну, просветы между елями, мохнатые темно-зеленые ветки, потом посмотрел на друга:

- Где? Не вижу...

- И не увидишь, - чуть слышно, одними губами, ответил Стежень. - Он в дереве сидит. Вон в том дереве...

... Морри увидел их значительно раньше. Двое. Один - тот самый. Морри не удивился, знал: придет. Морри не убил его тогда. Обезумел. Забыл, каково это, когда рвется собственная плоть. Обезумел. Не убил. Сейчас убьет. Кто видел Морри - становится Пищей Морри.

Подошли. Тот, что покрупней, сразу потянулся к приманке. Первый удержал. Правильно. Будь он иным, его жизнь уже ушла бы к Морри. И уйдет. Скоро.

Высокий стоял. А первый осторожно приближался. В одной руке - топор, в другой - машина, выбрасывающая кусочки металла. Морри подождал, пока Пища приблизится, и тогда нанес удар...

... Две ветки с двух сторон обрушились на Глеба. Но он был готов. Упал назад, увернулся от прыгнувшего змеей корня, откатился и вскочил на ноги.

- А ну покажись! - рявкнул он. - Покажись, падаль!

"Не получилось, - подумал Морри. - Дерево слишком неповоротливо".

Стежень застыл. Он не испытывал ни гнева, ни страха. И дело не в личной храбрости. Просто Глеб всегда был в большей степени сталкером, чем воином. А сталкер, если надо, поползет на брюхе, если надо, прыгнет на спину врагу. Но может схватиться с ним и лицом к лицу. Если надо. При этом он никогда не удивится форме, в какую обращается враг. Форма может быть любой. Это не имеет значения. И еще сталкер умеет ждать.

Морри выскользнул из ствола и застыл. Человек должен не просто увидеть его, а разглядеть. Это сделает Пищу более пикантной.

За спиной Глеба раздался приглушенный возглас. Грошний. Стежень услышал, как хрустнула ветка под ногой Дмитрия, когда тот подался назад. Стежень понимал друга. Зрелище действительно жуткое...

Уродец выскочил из ствола, как пробка из бутылки шампанского. Он напоминал тощего корявого человечка с крупной круглой головой. Темно-коричневая, без признаков растительности кожа, впалый живот, ни пупка, ни гениталий. Шеи нет. Вместо лица - африканская маска с дырками носа и рта. Красные, тускло светящиеся глаза...

Морри вдохнул сладкую волну. Мысли, эмоции, чувства того, кто станет Пищей. Хорошо. У жертвы должен быть запах. Аромат исходил не от первого, а от второго, но это не имело значения. Оба станут Пищей.

Морри не спеша двинулся к человеку. Тот начал медленно поднимать руку. К тому времени, когда Морри оказался рядом, рука человека достигла уровня его глаз. В руке - плюющаяся железом машинка. Морри не боялся железа. Ни горячего, ни холодного. Он протянул руку...

... Даже если бы Глеб хотел что-то предпринять, не успел бы. Монстр с невероятной быстротой бросился на него. Глеб успел только вскинуть руку и нажать на спуск.

... Жидкость залила глаза Морри прежде, чем он понял свою ошибку. Больно не было, но на какое-то время Морри ослеп и беспомощно затоптался на месте...

... Монстр завертелся волчком. Его движения были столь быстрыми, что очертания темного тела казались размытыми. Грошний понял: это последний и единственный шанс. Другого не будет. Короткий разбег, прыжок - послушное тело взмыло в воздух, нога выстрелила сверху вниз. Сокрушительный удар...

... Жидкость испарилась с лица Морри. Он увидел, что второй человек движется к нему. Вот человек подпрыгнул и сверху вниз плавно вошел в тело Морри...

... Глеб услышал треск разрываемого ударом воздуха. Дмитрий пролетел сквозь чудовище, как сквозь пустое место, не удержался на ногах и покатился по траве. Монстр тотчас оказался рядом, и Глеб услышал жуткий несмолкающий крик...

... Морри пропустил человека сквозь себя, а когда тот упал, неторопливо приблизился, запустил руку в горячую грудь и осторожно, чтобы не раздавить сразу, сжал нежное пульсирующее сердце...

... Глеб замер. Он видел, как Дмитрий в конвульсиях бьется на земле, а черный застыл над ним, подрагивая спиной. Мгновение - и внутри Глеба словно что-то взорвалось. Он рванулся вперед, подскочил к чудовищу и с маху двумя руками вогнал топор в глянцевую бугристую спину...

... Боль была ошеломляющей. Морри зарычал, развернулся, протянул руки, чтобы схватить...

... Монстр истошно завизжал. Так пронзительно, что боль рванула уши. Стежень скорее ощутил, чем увидел две черные тени, метнувшиеся к нему, махнул топором... и отрубленные лапы чудовища упали на жухлую траву.

... Морри посмотрел на свои отсеченные руки. Потом - на короткие сочащиеся обрубки. И наконец - на человека, вновь поднимающего топор. Тот самый топор! Как он мог забыть?

Человек двигался быстро, необычайно быстро для Пищи. И он весь источал голубое сладкое пламя. Морри видел, как оно струится по рукам человека и брызжет с маленького, будто обгрызенного по краям, но по-прежнему несущего боль лезвия. Морри отпрыгнул назад и ощутил, как уходящая Сила делает его неповоротливым.

"Пища! - подумал Морри. - Убить второго!"

И занес ногу над жертвой...

... Четвертый удар рассек тварь пополам.

Глеб уронил топор и без сил опустился на землю. Тело стало пустым и вялым. Голова - тоже. Никаких мыслей, никаких чувств.

Рядом лежал Дмитрий. Живой. Пока живой.

От мертвого черного исходил сильный специфический запах, похожий на запах мумиё.

"Интересно... - проползла в голову первая осторожная мысль. - Что из этого можно приготовить?"

ГЛАВА ВТОРАЯ