Чтение 2–й страницы книги ~Оборотень в погонах~

Картина, представшая перед моим внутренним взором, была настолько уныла и безрадостна, что я не выдержал и застонал.

- Да ладно тебе.

- Так ведь труп-то на моей земле! - провыл я. - Значит, "глухаря" этого на меня повесят. А до конца квартала две недели осталось, и фиг я за эти две недели успею раскрываемость исправить. Хорошо еще если одна только премия мимо пролетит, а ведь можно и выговор схлопотать.

- Да ладно тебе, - повторил Колька. - Как будто на тебя одного повесят. Все мы на этом деле висеть будем, одна наша следственная бригада чего стоит - Никодимов и Колесник во главе, чуешь, какие зубры в дело пошли. А еще РУБОН, а еще Петровка, а еще хранители параллельное расследование вести будут. Кто уж тут какой-то райоделовский опер по особо грешным - так, ноль без палочки. Все на одном глаголе повиснем. Ну когда тебе еще случай представится в такой компании концы отдать?

- А не пошли б вы все? - уныло предложил я.

Колька внезапно расхохотался.

- Чего это ты? - насторожился я.

- Да так, - все еще продолжая смеяться, выдавил он. - Вспомнил. Иду я третьего дня по 14-ому отделению, дело одно на доследование волоку, а навстречу мне Серега Ухин, ну, помнишь, черный такой... да знаешь ты его, мы еще зачет по метанию вместе с ним сдавали!.. так вот, идет он мне навстречу, а рожа у него ну точь-в-точь как у тебя - аллегория на тему вселенской печали.

- И?

- Ну я и спрашиваю, чего, мол, Серый, ходишь смурной, словно упырь пережаренный, посетителей распугиваешь?

- А он?

- Да вот, говорит, понимаешь, такое дело. Маньяк у меня на участке завелся. Да не простой, а оборотень.

- И?

- Ну вот я спрашиваю, много, мол, народу загрыз? А он мнется чего-то. Да как, говорит, сказать, не так чтобы.

Мне стало интересно. Слухами земля полнится, но о маньяке-оборотне на соседнем участке я еще не слыхал. Хотя, по идее, уже должен был бы.

- Ну я его дальше пытаю, - продолжал Колька, - как он нападает, что с жертвами делает: на части разрывает, кровь пьет или какие-то органы пожирает? Что экспертиза говорит - волк или кто? А Серый вдруг из трупно-зеленого красным делается и тихо так бормочет - да нет, не волк. Бобер он. Деревья он грызет, и ножки у скамеек. Уже одиннадцать скамеек обрушил.

И тут я расхохотался. Так, словно угодил в облако "щекотала". Слезы брызнули из глаз, в горле запершило, я согнулся и едва не упал.

На меня начали оглядываться. Кто-то из больших начальников, полуобернувшись, возмущенно цыкнул - как, мол, можно смеяться в такой момент, когда... А я все никак не мог остановиться.

Наконец я все-таки разогнулся и увидел, что Васильев, хотя и из последних сил, сдерживается, очевидно, заготовив кое-что напоследок.

- Вот, - заметил он. - И я тогда заржал точно так же. А Серега печально посмотрел на меня и изрек: "Да, тебе смешно, а мне его ловить".

Глава 1, или О воздействии тяжелых металлов на организм

Валентин Зорин, воскресенье, 13 июня

Когда я открыл глаза, за окном мелькали какие-то тени. Я спросонок не сразу понял, что это. Потом до меня дошло, и я витиевато выругался. Соседи сверху опять вышвыривали на улицу мусор.

Не повезло мне с соседями. Со всех сторон не повезло. А со всех сторон - это значит сверху, снизу и справа, потому что слева у моей однокомнатки соседей нет. И не было. И не будет, потому что стоит наш дом впритык к заповедному парку, на который единственное в комнате окно, к сожалению, не выходит.

Снизу у меня живут тихие алкоголики. Проблем от них только две. Во-первых, у них пережидают потраву и экзорцизм тараканы и мелкие бесы, чтобы потом расползтись обратно по облюбованным квартирам. А во-вторых, раз в месяц, получив пособие, кажется, по инвалидности, эта парочка надирается до обмороков, и следующие сутки оглашает дом протяжными похмельными стонами, которые сделают честь любому привидению.

Справа у меня живут... не знаю, кто, но живут. Если следователь по особо грешным делам ангельского благочиния не знает, кто живет у него за стеной - это о чем-то говорит, да? А чтобы вам стало понятнее - у меня кровать к внешней стене приставлена из-за таких вот соседей.

А сверху у меня живут простые раешные склочники. Вечно они что-нибудь утворят. То уйдут в гости, оставив на плите кастрюлю картошки (вызов пожарных и невыветриваемый запах гари). То зальют всех соседей вниз, начиная с меня и до первого этажа включительно (долго и матерно выпровождали прибудного водяника). То еще что. Пару дней назад вот купили своему отпрыску набор юного колдуна. Отпрыск доигрался. Теперь предметы из набора один за другим пролетали мимо моего окна, и полет их я мог наблюдать совершенно отчетливо - на модные супротивсолнечные чары денег нет, а занавесочки-шторочки меня еще в школе приучили считать мещанским пережитком.

Прижать бы эту семейку к ногтю... а как? Козырять удостоверением - глупо; тоже мне, особо грешное дело - под окнами мусорить. А на простое увещевание им... как троллю до поэзии.

Пока я, тихо шипя, поднимался с постели, поток колдовского инвентаря прервался, и соседи принялись орать. Не хуже павлинов, доложу я вам, только менее мелодично. Под эти вопли я и взялся варить себе кофе.

Соорудить чашку настоящего кофею в условиях мелкогабаритной жилплощади со спорадической водоподачей - искусство, до сих пор не воспетое по причине своей редкости и малоприменимости. Поэтому я ограничился суррогатом - молотым жареным ячменем, которому хитрые литовские маги придали аромат бразильского кофе. "Хитрые" в данном случае - не комплимент, а оскорбление, потому что вызванный по закону подобия запах оставался... простите за каламбур, плохим подобием. Зато в чашке разогретой минералки порошок растворился мгновенно, издав на прощанье тихое шипение.

Допивая кофе, я включил эфирник. Выпуклая хрусталина поморгала мне с минуту, потом решила, что глазки ответственному работнику строить не след, и заработала в полную силу.

Чудеса современной магии, чудеса магии... Ну что нормальному человеку в этих чудесах? С тех пор, как Иконников обнаружил, что хрустальная линза с успехом заменяет хрустальный шар, эфирники появились чуть ли не в каждом доме. Несмотря на вечные во времена Стройки проблемы - то с хрусталем перебои, то с полировкой... И что - стали люди от этого счастливее? Ничуть. Все жаловались, дескать, смотреть нечего, одни молебны. Теперь у меня восемь программ в эфирнике, не считая попадающих ко мне по ошибке, наводками от соседей с восьмого этажа, поставивших себе тарелку. Я бы и сам польстился, но вы знаете, сколько сейчас стоят золотые яблочки?

А смотреть все равно нечего.

Остановился я, как всегда, на новостях. Премиленькая девушка (судя по ушам, в ней была изрядная доля дивьей крови) щебетала что-то в микрофон, а за ее спиной горели развалины, и команда деловитых карл под басовитое уханье разгоняла слетевшихся саламандр. Что-то где-то опять взорвали.

Страсть как любят у нас это дело. Куда ни глянь - что-нибудь да взорвано. Традиция такая. Еще с тех пор, когда немытые монахи с горящими глазами метали глиняные кувшины с джиннами под кареты случайно проезжающих мимо царей. Ну и нынешние... гордо несут эстафетную палочку. То кавказские орки, то эльфы-отделенцы, то оставшиеся без работы гномы-шахтеры, то бандиты всех видов и мастей. А разбираться - правильно, благочинию. Кому же еще. Я, правда, в последнее время окончательно перестал понимать, на кой бес это нам-то занадобилось.

Миленькая девушка пропала из линзы, ее место занял комментатор - в кафтане от Георгия Урманова. Интересно, за что ему платят такие деньги? Или кафтанчик казенный, и сдается бабушке-гардеробщице под противомольные чары после каждой передачи? Не верится что-то.

- Только что к нам в студию поступила эфирограмма с пометкой "срочно". Решительным успехом увенчалась очередная антитеррористическая операция российских войск на Северном Кавказе. Внезапным ударом уничтожена орочья банда, длительное время наводившая ужас на окрестности селения Назг-Аул...

Я не сдержался, хихикнул. Как меня радует эфирная болтовня - передать не могу. Антитеррористическая операция войск - надо же! Это же какая должна быть банда, что на нее... ага, 28-й отборно-десантный полк послали? Эх, мне бы в подчинение десантный полк - я бы живо Москву вычистил ото всякой швали, не взирая на пятую графу и красивые глаза. Правда, городской голова был бы недоволен. А без головы у нас ничего не делается... городского, я имею в виду!

Однако пора и на работу. Так, все взял? Кафтан форменный напялил, папку якобы с бумагами (на самом деле все документы я оставляю на работе, еще не хватало дома себе голову забивать, но папку ношу для солидности)... ага, корочку-то!

Я бережно опустил берестяной свиток в нагрудный карман. Ладно, что службу мне без него нести трудновато, но платить за портал мне вовсе не улыбалось. Сотрудникам благочиния проход в общественные порталы бесплатный, однако без корочки меня не пропустят ни защитные чары, ни охранник. Собственно, охранники меня могли бы и запомнить - шляюсь я из Подольска в Москву и обратно каждый божий день - но они же тролли, и мозгов у них на это не хватает.

Как на работу не хочется - сил нет. Наверное, неспроста.

Я пошарил по карманам, достал колоду карт. Не игральных, а гадальных. Известно же - хоть раз сыграл колодой, и все, нагадать на ней только свою смерть можно: как все карты в крови, тут тебе и смерть пришла.

- На взгляд, на слух, на нюх, на трех волхвов и семь волков, - пробормотал я простенький наговор и, не глядя, снял.

Верхней картой вышел туз пик. Нет, положительно, неудачный у меня сегодня будет день! А что вы хотите - рабочее воскресенье, тринадцатое число...

Всеволод Серов, пятница, 11 июня

Гром, в миру более известный как брат... пардон, теперь уже господин Тандыров, обитал в чистеньком белом двухэтажном флигелечке, приткнувшемся аккурат посреди законных полковничьих соток. Вообще-то отставному инквизитору землицы могли бы отвалить и поболе, но сам Гром по этому поводу философски заметил: "Мне ее что, пахать?"

И то верно.

Я подергал за шнурок колокольчика. Дверь отворилась и на порог выглянула криво обструганная двусаженная коряга.

- Ты еще не в камине? - искренне удивился я.

Дворецкий пропустил мое замечание мимо ушей, который у него, кстати, и не было. Чудо големотехники, называется.

- Как прикажете доложить о Вас, сэ-эр?

- Передайте, что пришло большое гнездо, - буркнул я.

- Извольте подождать, сэ-эр, - исключительно по-английски проскрипел дворецкий.

- Серов, это ты? - донесся одновременно голос Грома откуда-то изнутри. - Пропусти его, Дуремар.

Коряга посторонилась.

- Прошу Вас, сэ-эр.

- А рожок для обуви у вас найдется? - поинтересовался я, переступая через порог.

- Да, сэ-эр. Рядом со стойкой для обуви. Справа, сэ-эр.

Я нацепил пушистые домашние тапочки и, осторожно ступая по ковру, прошел в гостиную.

Однако!

- Хорошо, что зашел, Сева, - небрежно заметил Гром. - Ты садись, садись. У меня тут, видишь, перестановка небольшая.

- Да уж.

С момента моего последнего визита - а это было всего неделю назад - с гостиной действительно произошли изменения. Если раньше она была похожа на благопристойную немецкую пивную, куда захаживает по вечерам десяток-другой окрестных бюргеров, то теперь это напоминало... это очень напоминало внутренности эльфийского чайного домика. И сидящий на полу перед лакированным столиком хозяин в шелковом халате прекрасно вписывался в интерьер.

- А куда садиться-то? - поинтересовался я.

- А прямо на пол и садись! - предложил Гром. - Или ложись, это уж как тебе удобнее. В ногах, знаешь ли, правды нет. Чай вон бери, свежий, только что заварили.

Я осторожно прикоснулся к тонкой фарфоровой чашечке, настолько хрупкой, что больше всего она напоминала мыльный пузырь, зачем-то раскрашенный под гжель, поднес ко рту, принюхался - пахло чаем - и осторожно прикоснулся губами к светло-синей жидкости.

Чай был настоящий.

Я бы удивился куда меньше, углядев на столе у Грома полную чашку бриллиантов. Не то, чтобы я был великим знатоком аланового чая, но у меня все-таки есть свой домашний эльф, который его заваривает. Так вот, чай, который я только что попробовал, отличался от него настолько же, насколько творение Шара отличалось от общепитовского. Такой чай могла заварить только чистокровная эльфийка... минут пять назад.

Чистокровная эльфийка в доме бывшего инквизитора - невероятно! Сколько ей должно быть? Сто пятьдесят? Двести?

- Я вижу, ты оценил искусство Аэллы, - заметил Гром, вдоволь налюбовавшись моей отвисшей челюстью. - Так уж и быть, не буду добивать тебя окончательно, чашки она уберет потом.

- Какого черта, полковник? - выдавил я.

- Эх, Сева, Сева, - вздохнул Гром. - Вот доживешь ты до моих лет и поймешь, как мало есть на этом свете вещей, которые могут нас, стариков, на нем задержать.

Три раза "о". Можно подумать, брат-подполковник уже завтра собрался в рай переселяться. Он еще и меня переживет, и эльфийку эту. Он всех нас переживет.

Гром - человек нужный. Всем нужный. Есть у него одно замечательнейшее качество - он умеет хранить тайны. И не умеет их выдавать. Поэтому я, например, могу иметь с ним дело совершенно спокойно - Гром не заложит меня никому и никогда. Он не может этого сделать. Просто не способен. Этим замечательным качеством его наделили в славные времена Великой стройки Рая на Земле. Магов, способных распутать наложенные на него чары, во всем мире не наберется больше десятка - а после развала ССР они как раз по всему миру разбросаны.

А человек, который не может предать, в наше смутное время ценится ох как высоко.

- Ты уж извини, Сева, что приходится два раза подряд тебя беспокоить, - смущенно проговорил Гром. - Но тут заказ поступил. Не то, чтобы сложный, но деликатный, а, главное, срочный. А у меня, как на грех, кроме тебя, из настоящих мастеров никого под рукой нету.

- Кто? - спросил я.

Гром протянул мне сложенную вдвое газету.

- Ха. - На первой странице, рядом с аршинными буквами заголовка "Независимый журналист разоблачает" красовалась безнадежно испорченная зеленой краской физиономия.

- Парамонов В.С., - прочитал я вслух надпись под рисунком. - Ну и ну. Он же вполне официальное помойное ведро для слива компромата. Задницу подставляет всем поровну. Кому ж это он не угодил?

- Зарвался господин Парамоша, - пояснил Гром. - Стыд и совесть он уже давно потерял, если они у него отродясь были, а вот чувство меры - недавно. За что и поплатится... вскорости.

Я приготовился слушать. Информацией подполковник делился щедро - той, понятно, которой считал возможным поделиться - и, самое ценное, информация эта была достоверной. Гром мог не сказать что-то, и "что-то" весьма важное, но говорил он только правду, по крайней мере то, что сам считал таковой.

- Господин Вэ-эс, - начал Гром, - решил подзаработать по крупному. В ближайшие дни он выдаст на-гора серию убойнейших, действительно убойнейших материалов. По никелевому делу. Помнишь такое?

- Не очень.

- Скандал был четыре месяца назад, - напомнил Гром. - Газетеры, эфирник, даже специальные слушанья в Госдуме проходили.

- Кажется, припоминаю. - Там вроде бы был замешан Синдикат норильских кобольдов и еще кое-кто. - Сколько там сперли - миллионов сорок?

- Золотыми - около того, - кивнул Гром. - Как ты понимаешь, такая сумма произвела большое впечатление на всех, кроме тех, кому досталась и костер тлеет до сих пор. И стоит В.С.Парамонову хорошенько дунуть - полыхнет до небес.

- Ему что, в самом деле сдали кого-то? - удивился я.

- Вот это-то и есть самое интересное, - улыбнулся Гром. - Господину Парамонову сдали компромат на корсуньских. Хотя на самом деле корсуньские в этой операции осуществляли только общее прикрытие, по своей линии. И досталось им процентов семнадцать от общей суммы, никак не больше.

- Ха! - повторил я. - И кто ж это посмел поднять лапу на хохлов?

- Гаримовцы, - спокойно произнес Гром. - Они с корсуньскими еще с прошлого лета любимые враги, а тут еще недавно грохот приключился - у подопечного купца пылевсоску рванули, свежеотстроенную. Кто конкретно рванул - один Бог знает, но гаримовцы решили, что корсуньские.

- Ясно. - Я на всякий случай заглянул в чашку и удостоверился, что чай не возникает в ней сам собой.

- Сложность заказа, - невозмутимо продолжил Гром, - состоит в том, что его надо исполнить как можно быстрее. Как говорили...

На моей прежней работе - вчера!

- ...На моей прежней работе - вчера.

- Охрана? - быстро спросил я.

- Магическое прикрытие господина Парамоши обеспечивает некий магистр Обдунир. Знаком тебе такой?

- Слышал. Заговоры-амулетики?

Интересно, фамилия его происходит от реки Андуин или глагола "дурить"?

- Есть еще и личка.

- Сколько и откуда?

- Один. Из охранного агентства "Чингисхан"?

- Один? - удивился я. - Точно?

Кумыса они, что, в этом "Чингисхане" перебрали? Один охранник может разве что пьяных домовых в подъезде шугануть.

- Один, - подтвердил Гром. - Я понимаю, выглядит подозрительно, но так и есть. Скорее всего, Парамонов просто-напросто пожадничал.

Я вздохнул. Нет, таких как В.С. убивают не киллеры. Их губит собственная жадность.

Гром наконец допил свою чашечку и вопросительно посмотрел на меня.

Я задумался. Два заказа подряд - это, конечно, чересчур. Может подняться нежелательный шум. Тем более убийство газетера. Тут уж шакалы пера и папируса такой вой подымут, что хоть уши затыкай. Да и гаримовцы - твари злопамятные. Хохлы, правда, тоже.

Зато на два гонорара можно будет минимум на полгода залечь на дно аквариума, закопаться в ил и не отсвечивать.

- Берусь, - решительно заявил я. - Но... с условиями.

- Что за условия.

- Первое и главное - мне нужно два дня.

Подполковник поморщился.

- А не жирно будет, Сева?

- Павел Михайлович, - медленно, четко выговаривая каждое слово, сказал я. - Вы меня знаете не первый день. Лишнего я не прошу. Вы сами в начале нашего разговора сказали, что заказ деликатный. Я встречусь с клиентом на третий день.

На этот раз задумался подполковник.

- Хорошо. Два дня. И не минутой больше.

- И второе. Половину вперед.

- Ну, Сева! - Гром слегка развел руками. - Знаешь, есть у ляхов такая поговорка...

- .. Шо занадто, то не здраво, - закончил я. - Знаю, вы, Пал Михайлович, мне ее цитировали, и не раз. Но, согласитесь, и дело у нас не на три вареника. Так что, если я берусь решать ваши проблемы, то вы уж и о моих похлопочите. Объясните панам хохлам, что раз я взял заказ, то господин В.С.Парамонов может считать себя ангелом.

- Ангелом - это, конечно, хорошо, - заметил подполковник. - Но выбить из корсуньских пятьдесят процентов аванса, да еще в валюте... тебя ведь деревянные не устроят?

- Извините, камина дома не держу, - ухмыльнулся я. Предпочитаю зеленых "виннету".

- А талер, как ты знаешь, сейчас растет. Фунты тебя устроят?

- Только те, на которых королева в профиль, а не коала анфас, - попросил я. - А то у меня на эвкалипты аллергия. Кто-то ими простуду лечит, а я чихать начинаю.

Валентин Зорин, понедельник, 14 июня

Ступив через порог своего кабинета я из-за всех сил рванул за собой ручку двери... и в последний момент придержал ее подошвой.

Эх, жизнь моя, жестянка. Страсть как убить кого-то хочется, но дверь, во-первых, казенная, а во-вторых - моя. И новую дверь взамен выбитой мне никто ставить не будет, потому как в соответствие с планом реконструкции капремонт нашего участка запланирован на первый квартал 2005 года и не минутой раньше. Сильно подозреваю, что при утверждении сего плана господа из главка втайне надеялись на то, что до 2005 здание участка рухнет само собой и погребет под своими развалинами всех обитающих в нем стражей правопорядка вместе с подотчетным нечистым контингентом. Не дождетесь, господа! Зло бессмертно, а с ним и мы как-нибудь, да раскопаемся. Хотя бы для того, чтобы получить зарплату за ноябрь месяц. Прошлого года.

А-а, к лешему! Я протиснулся за стол, сел, обвел взглядом свою каморку - и мне вдруг страшно захотелось взвыть так, чтобы с потолка посыпалась вся оставшаяся на нем штукатурка, а все - и даже детский опер Лисохвостов - задрожали от ужаса.

На самом деле ничего такого уж страшного в моем кабинете не наблюдалось. Кабинет как кабинет. Причем мой, отдельный, что я весьма ценю. Ну, размерами поменьше, чем склеп у уважающего себя вампира, так ведь живому меньше надо, чем покойнику? Или я не прав?

У меня ведь даже личное служебное зеркало есть. Правда треснутое и с отбитым уголком, но все же. Вещь, на которою могут позвонить все, желающие полюбоваться моей небритой рожей. Эльфки, например, или просто красивые девушки. Я с надеждой покосился в зеркало и оно послушно отразило физиономию невыспавшегося за день упыря. Судя по синюшным мешкам под глазами, помер этот упырь от последствий прогресса в области алхимии, а именно - процесса дистилляции. Нет, не так, как вы подумали, просто вид после суточного дежурства у меня был такой, словно меня действительно испарили, пропустили через змеевик и сконденсировали заново.

Естественно, никакой рапорт я писать не стал. Какой рапорт, я даже чернильницу из ящика не вытащил бы, она у меня тяжелая, бронзовая. Да и руки словно свинцом налитые, такими только по чей-нибудь морде постучать, а писать - мигом всю бумагу на клочки, а бумага тоже вещь дефицитная. Ну а пишмашинка на участок всего одна, причем раздолбали мы ее настолько, что буквы "и" и "е" она пропечатывать отказывается категорически, а заменять их буквой "ы" тоже нежелательно. Начальство сие не одобряет. Начальство, как и Остап Ибрагимович, не желает принимать рапорта, напечатанные с ярковыраженным эльфийским акцентом. Так что приходится работать руками, то есть ручкой. Хорошо хоть не гусиными перьями.

Я вспомнил, как третьего дня Коробкин с двумя серафимами, кряхтя от натуги, приволок в участок шикарнейший "Гномвуд", который он конфисковал у какого-то барыги. Выяснилось, однако, что сей продукт враждебной механики печатает во-первых исключительно рунами, а во-вторых, бустрофедоном - справа налево, потом слева направо, и обратно. После чего оскорбленный до глубины души Коробкин поднял агрегат над головой, попутно установив новый рекорд участка по подъему тяжестей, и с размаху шмякнул об пол. Пол выдержал, "Гномвуд" - нет.

Кто-то осторожно поскребся в дверь.

Я затаил дыхание и с надеждой прислушался. Может, крысы?

В дверь поскреблись снова, а затем она приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась острая мордочка Печенкина.

- Валь, ты сильно занят?

- Нет, - просипел я, одновременно старательно телепатируя на всех волнах одну-единственную мысль: "Шел бы ты..."

Увы, даже если мои мозги и были способны на что-то, кроме как не вытекать из ушей, Печенкин это проигнорировал. Ему это легко, благо своей фамилии он соответствует дословно - сидит в печенках у всего участка.

- Ну чего тебе?

- Валь, тебя шеф зовет.

- На кой ляд? - вслух полюбопытствовал я. Полюбопытствовал зря, потому что Печенкин наверняка не знает. А если и знает, то ни за что не признается, рожа лопоухая.

- А я знаю? - пожал плечами Печенкин.

- Ладно, - вздохнул я. - Щас. Вот как только, так сразу.