Чтение 2–й страницы книги ~Серебрянные пули с урановым наконечником~

Что ж, Силы Добра одержали очередную победу... над Силами Разума. С чем их и поздравляю.

— Агент Мракович? — здоровенный негр, с трудом помещавшийся за столом, дружелюбно улыбнулся мне. Я попытался вымучить из себя ответную улыбку. — Ваше удостоверение сотрудника СБ, креда на три тысячи, разрешение на ношение нестандартного оружия, ордер на склад, программа подготовки, две кодкарты: желтая для зоны А-4 и красная для зоны К-7. На что выписывать штатное разрешение?

— Простите, сэр?

— Какое оружие записывать за вами по штатному расписанию, кроме этого вертела? — переспросил негр.

— Скажите, — осторожно осведомился я, — а «смерча» у вас случайно нет?

Негр — я наконец догадался прочитать его лейбл и обнаружил, что передо мной тот самый капитан Йорунга, заботам которого грозился поручить меня Бар Корин, — так вот, Йорунга, очевидно, решил, что я шучу, и заржал. Хотя я вовсе не шутил.

— К сожалению, штурмовой автомат Смирнова «См-21» находится на вооружении только отдельных частей специального назначения и приравненных к ним соединений полиции и Службы. Выбирайте что-то другое.

— Тогда дайте «кольт-волк», — попросил я.

Это, конечно, не «смерч» и не «шмель», но стены разносит тоже неплохо.

— ...Разрядник «кольт-волк» «Мк.З», специальный. — Капитан заполнил остававшиеся графы и протянул лист мне. — Проверьте и прикоснитесь внизу, где синий квадратик.

Неплохо они тут устроились. Бумагу, поддерживающую гипертекст, я видел второй раз в жизни — первый был на выставке «Инкома» этой весной.

— Получить оружие сможете на минус пятом этаже. — Йорунга просмотрел лист и отложил его в сторону. Я с ужасом заметил, что лист просто-напросто просочился сквозь поверхность стола.

Ну вот, еще и пил-мебель. Бабушка, куда я попал?!

— На том же этаже находится склад спецоборудования. Осмотритесь и, если вам что-нибудь понадобится, оформите заявку и пришлете мне.

— А что, с вами можно связаться по Сети? — поразился я. То, что внутренняя Сеть Безопасности работала по принципу «вход-эко, выход-два», было настолько общеизвестной истиной, что даже не пояснялось писателями триллеров.

— Режим эм-почты поддерживается всеми инками и компьютерами Службы, — невозмутимо сообщил Йорунга. — А соединяться непосредственно вы сможете после того, как получите служебную фишку и научитесь ей пользоваться. Все соединения должны проходить через нее.

Вот тебе и раз. Выходит, Сеть Безопасности имеет развитые контакты с внешним миром, но при этом как-то умудряется не загибаться от вирусных эпидемий, потрясающих Глобальную Сеть чаще, чем парагрипп — Нью-Йорк. Это ж какой инк нужно держать на фильтре!

Глава 2
ПОДАРКИ ДЛЯ ПОКОЙНОЙ БАБУШКИ

В безграничной наивности я предполагал, что в здании Конторы за нулевой, как и везде, считают уровень открытой поверхности. Следовательно, минус пятый должен был находиться где-то в районе третьего подъяруса. Поэтому я очень удивился, когда, зайдя в лифт, обнаружил, что вообще-то нахожусь сейчас аж на двадцать восьмом этаже.

Три ха. Нулевым в Конторе считался тротуар восьмого подъяруса. Это если там вообще есть тротуар. В Университете прикладной архологии, где я имел несчастье обучаться в прошлом году, была парочка типов, именовавшая себя — возможно, не без оснований — диггерами. Самый наглый из этой компании утверждал, что спускался аж до шестого — технического — подъяруса. Если это было правдой — во что никто из нас не верил, — то парень был значительно храбрее, чем выглядел, потому что обслуживать тамошние комм-лины посылают роботов не ниже третьего класса, а живые ремонтники туда спускаются не чаще раза в год, не меньше чем вдесятером и с обязательным сопровождением из «Крысиного отряда».

А все из-за того, что на шестой иногда может попасть чего-нибудь с седьмого.

Про восьмой же было достоверно известно только две вещи — что он частично завален еще со времен Большой Аварии и что на нем живет — если это слово вообще применимо — такое, чего боятся те, кто обитает на седьмом. Одним словом, стра-ашно, аж жуть.

И сейчас я свободно падал на пять этажей ниже.

Само падение длилось не так уж и долго, но за эти секунды я успел, во-первых, подумать, что, возможно, Службу называют конторой глубинного бурения вовсе не из-за аналогий с тайной полицией Советской Империи, а во-вторых, припомнить все ужасные слухи об особых экзаменах для курсантов Службы — и о проценте сдавших, читай, выживших.

А потом лифт замер. Я глубоко вздохнул напоследок, зажмурился и шагнул вперед.

Ничего не произошло. На меня не напал гигантский таракан, в генокоде которого покопался дебил-школяр, на меня даже не набросился окосевший робот-ремонтник с фрезой наперевес. На меня...

— Агент Мрачкович?

Я осмелился приоткрыть один глаз. Прямо передо мной стояла весьма миловидная девушка, которая никоим образом не походила на клопа-мутанта.

— Вообще-то я Мракович, — сказал я, постаравшись произнести это действительно мрачно — сам не знаю зачем.
— Извините. — Девушка растерянно глянула на свой брик. — Ой, еще раз простите, оперативный сотрудник Мракович.

Судя по ее тону, оперативный сотрудник был птицей куда более высокого полета или — учитывая специфику Конторы — кротом куда более углубленного закапывания, чем простой агент. Впрочем, возможен и другой вариант — она просто еще никогда не видела оперативных сотрудников Бара Корина живьем.

Последний вариант мне понравился, значительно меньше первого.

— Как зовут меня, — улыбнулся я, — это не так важно. Вы лучше скажите, как зовут вас?

— Что? Ах да, агент Элли. Капитан Йорунга распорядился, чтобы вас обеспечили всем необходимым, — девушка улыбнулась, впрочем, улыбка вышла чуть растерянной, — в том числе и гидом.

— И с чего начнем экскурсию? — осведомился я.

— Для начала, я думаю, вам необходимо получить фиш, — неуверенно сказала Элли. — А уже потом все остальное.

— Ну конечно, — с энтузиазмом воскликнул я. — А то что же это за оперативный сотрудник без фиша. Кстати, вы не знаете, она тут заливная или ужаленная?

На этот раз Элли улыбнулась чуть больше.

— Пойдемте. Только, — обернулась она, — не шутите так при Дональде, а то он обидится. Он-то обожает все эти интелктронные штучки и страшно расстраивается, когда другие, особенно оперативники вроде вас, подшучивают над ними.

Оперативники вроде вас — это звучит обнадеживающе. Еще более обнадеживает то, что фраза была произнесена в настоящем времени. Возможно, я все же не единственный живой оперативник Бара Корина.

Док Дональд Рагнарссон явно никогда не смотрел старинные мультяки, иначе бы он либо убрал с дверей упоминание об ученой степени, либо сменил имя — в зависимости от того, что ему было дороже. В крайнем случае пошел бы на радикальную пластоперацию. Конечно, любой человек имеет право зваться Дональдом и быть при этом доктором хоть трех наук сразу. Но если он при этом еще и похож на легендарную утку, то ему остается только посочувствовать. Впрочем... Good products — бог на стороне уток.

— Вот он, — с гордостью и даже, как мне показалось, трепетом произнес Док Дональд.

У меня лично данный экспонат никакого особого восторга не вызвал. Черная матовая пластинка, размером с ладонь. Обычный личный брик «Nokia» или «Ericsson», правда, без названия фирмы, ну и, пожалуй, чуть поуже. А так, брик как брик, каких по полтораста эко — в любом магазине навалом.

— И какие же у него характеристики? — вежливо осведомился я.

— У него потрясающие характеристики, — вскричал доктор. — Просто невероятные. В эту крохотулю умудрились запихнуть чуть ли не всю базу данных Службы. Ввод-вывод в омега-диапазоне, на частотах... впрочем, это вам, наверное, неинтересно.

Надо же, сам сообразил!

— ...Опознание владельца по комплексу из восьми индивидуальных характеристик: биоритму, пси-ауре...

Я с трудом удержался от зевка.

— ...Никто, кроме вас, не сможет воспользоваться им. Я было собрался спросить Дока, слышал ли он когда-нибудь про клонирование, но вовремя сообразил, что штуковину проектировали люди поумнее его.

Что-то подобное нам рассказывали на лекциях, которые я благополучно проспал, — клонирование, так же как и скрен-маскировка и другие методы, может сдублировать часть характеристик, но бессильны против анализа их связи в комплексе. Правда, для этого нужна система...

— ...Псевдоинк класса ЗМК...

— Что? — переспросил я.

— В пересчете на стандартные единицы мощность ИРа соответствует классу ЗМК, с учетом специфических особенностей, разумеется, — повторил Док.

Ничего себе. Я мысленно присвистнул. Дело даже не в том, как такое количество мегакью умудрились запихнуть в эту пластиночку, — микротехника прогрессирует хоть и медленно, но верно и неотвратимо. Фокус в том, что, согласно Закону об Ограничении Использования Искусственного Разума... Это что ж, я теперь получаюсь сам себе средней руки корпорация?

— ...Основа корпуса из реструктурированного карбида вольфрама, — продолжал вещать Док. — Выдерживает нагрев свыше 2500 градусов, ускорение более 270 «же», давление...

Мне очень захотелось напомнить, что я лично вряд ли выдержу нагрев даже до каких-то жалких 200 градусов, а что станет потом с фишкой, вряд ли будет представлять для моего пепла хоть какой-нибудь интерес. В конце концов, я собираюсь спрятать эту штуку себе на грудь, а не приклеивать на внешнюю обшивку космолета, которого у меня, кстати, пока и нет.

— К сожалению, — с тоскливой ноткой в голосе закончил Док. — нам не позволили снять ограничение на управление тяжелым наступательным вооружением. Только в ситуациях класса Красный-А3.

Я приподнял бровь.

— Угроза жизни подданным Федерации числом не менее килоединицы, — пояснил Док.

Замечательно. То есть, если меня будут убивать в одиночестве, эта штука пальцем не пошевелит. Которого у нее, кстати, нет. Гы. Чего у нас еще нет? Пожалуй что антиматерии.

— Сейчас фиш находится в режиме пассивного сбора информации, — сообщил Рагнарссон. — Я рекомендую вам задействовать его после сеанса психотренинга, тогда ему меньше придется перестраивать симпатические частоты.

Просто замечательно. В переводе на обычный язык это означает, что они собираются копаться в моей голове так капитально, что меня после этого личная интелктроника не опознает. Бар Корин, я вас люблю! Вы с таким изяществом насаживаете кролика на вертел...

— Благодарю, что сообщили мне это заранее, — огрызнулся я. — Было бы весьма неосторожно с моей стороны подвергать новый, необкатанный инк столь сложному испытанию.

К моему вящему ужасу, Дональд не уловил потока желчи в ответе, а, напротив, одобрительно кивнул.

— Чертовски рад, что вы это понимаете, — сообщил он с милой улыбкой, живо напомнившей мне дядюшку Бью, главного злодея из сериала «Линейная семья Браунов». — Очень редко приходится сталкиваться со столь ответственным отношением к вверенной технике. Особенно со стороны оперативных работников. Боже, видели бы вы, в каком ужасном виде мне приносят иногда их фиши: смятые, перекрученные, оплавленные. Просто не представляю, что они с ними делают!

Меня куда больше занимал вопрос, в каком состоянии пребывали в данный момент опера, чьи фишки приносили Доку в столь непотребном виде.

— Заверяю вас, — я яростно прижал фишку к груди, — что я приложу все усилия, дабы с этой малюткой не случилось подобных неприятностей.

Я был абсолютно искренен — немного наберется за мою жизнь вещей, в которых я был бы столь же живо заинтересован.

Рагнарссон одобрительно покивал, неловко сунул мне свою пухлую ладошку — мне показалось, что я сжал плохо надутую секс-куклу, — и, моментально утратив к нам с Элли всякий интерес, вернулся к своему прежнему занятию — разглядыванию под Т-проектором чего-то светло-коричневого. По виду, а главное, по консистенции предмет его исследований больше всего походил на продукт жизнедеятельности... ну, скажем, кота — кучка была небольшая.

— Куда теперь? — осведомился я у своего очаровательного гида, когда дверь лаборатории Дока с тихим шипением отрезала его от враждебного мира. — Кто у нас следующий на очереди, дядюшка Скрудж или Русалочка?

— Думаю... — начала было Эллй, но ее речь была прервана стремительным появлением из-за угла коридора парнишки лет четырнадцати. Встрепанная прическа — восемнадцать цветов, классический «ретро» — и совершенно дикие выпученные глаза, словно по коридору следом несется как минимум свихнувшийся штрекер.

Естественно, мимо меня он благополучно пробежать не сумел — ножны «Кобры», которые я заботливо придерживал, дабы не оцарапать о пол, находились как раз на уровне его колен. Лететь ему метров пять... не поймай я его за шиворот.

А вот моя дальнейшая реакция изрядно удивила меня самого.

Я поднял паренька за воротник куртки и припечатал к стене.

— Еш-ш-ще раз, — никогда не думал, что умею подражать змеиному шипу, — коснеш-ш-шся моей ш-шпаги — обреш-ш-жу ноги! До уш-шей! — После чего разжал пальцы.

Парнишка с четким стуком ссыпался на пол, несколько раз ошалело моргнул, бросил затравленный взгляд в сторону моей сопровождаюшей и, испустив что-то среднее между взвизгом и всхлипом, вскочил и бросился прочь.

Мы с Элли недоуменно переглянулись.

— Что это было?

— Не понимаю, — озадаченно произнесла Элли. — Джонни Клейн из третьего сектора... мне он всегда казался таким тихим и скромным мальчиком…

— Интересно, — я как бы случайно положил руку на эфес и направился к углу, — что могло его так напугать?

— Может...

На первый взгляд в коридоре за поворотом не наблюдалось ничего, способного вызвать в сотруднике СБ, пусть и неполовозрелом, столь дикий ужас. Собственно, там не было почти никого, кроме одного-единственного человека в серебристо-серой повседневной униформе космофлота, неторопливо приближающегося к нам.

— Пойдемте, — обернулся я к своей проводнице, убирая руку с рукояти. — На Шипке все спокойно!

—Что?

— Ничего, это я так, — рассеянно отозвался я, — классиков цитирую.

Космолетчик меж тем приблизился настолько, что я получил возможность разглядеть его более внимательно. И то, что я замечал, потихоньку начало изменять мое мнение о причинах бегства Джонни Клейна.

Человек. Лет тридцать-сорок, точнее сказать сложно из-за правильных и симметричных черт лица. Слишком уж правильных и симметричных, чтобы быть созданными матушкой-природой, а не лазером пластхирурга. Фигура а-ля шкафчик двухметровой высоты. Короткий ежик светлых волос и холодные серые глаза. А на груди значок...

Мне враз перехватило дыхание — словно неумолимая рука в бронированной перчатке уже сдавила гортань, дожидаясь противного хруста позвонков. Я судорожно схватился за «Кобру», одновременно делая шаг назад — чтобы заслонить стоящую за мной девушку. Со стороны это, должно быть, выглядело комично.

Красноголовый дятел на фоне руки, сжимающей молнию. Седьмая рейтарская дивизия. Точнее — отдельный карательный батальон.

Те самые «отдельные части специального назначения», на вооружении которых состоят «смерчи», бронекостюмы четвертого уровня и прочие «вкусные», как говорили в оружейке Академии, штучки. «Дятлы» — санитары леса!

Серые глаза медленно скользнули по мне — я с запоздалым ужасом разглядел на воротнике узкую цветную полоску майорских знаков различия — ощущение было, словно за ворот сыпанули горсть льда. Это не был взгляд, каким человек смотрит на другого человека. Скорее уж — так лабораторный кибер глядит на подопытных мышей, просчитывая — кого из них приготовить к опыту для очередных студентов в виде «получившейся кашицы».

На миг мне показалось, что каратель замедлил шаг, собираясь остановиться, — не знаю, какую бы глупость я выкинул в этом случае. Но он все так же неторопливо прошел мимо, скрылся за углом — и только после этого я вновь обрел способность вдыхать воздух.

Bay!.Ничего ж себе кошмары во плоти бродят по коридорам минус пятого этажа. Куда там до них тараканам-мутантам. Милые, домашние тварюшки...

Майор, майор... сколько я помнил выпуски интервида, в карательном батальоне седьмой рейтарской было два майора. Сам командир батальона, Ринальдо Гомес, и его заместитель... Мелвил?!Это был — Мелвил?! Палач Аркона собственной персоной?!

Можно поставить себе большой жирный плюс в личной зачетке, уныло подумал я. Не так уж много людей может похвастаться тем, что лицезрели целого карательного майора и сохранили после этого прежнее количество жизненно важных органов.

Особенно же интересно выглядит его появление в свете того, что карательным частям категорически запрещено находиться даже на стационарной орбите Земли — за исключением обстоятельств, вызванных техническими неполадками, но не более чем на время их устранения. Вход же в атмосферу не разрешен ни под каким видом — при такой попытке, чем бы она ни была вызвана, их расстреляют все системы ближнего пояса. А офицерам этих частей вне района боевых действий так же категорически запрещено покидать место дислокации на срок, превышающий сорок пять стандартных минут.

И какое же из этих двух правил нарушил Мелвил? Лучше бы все же второе, потому как первый вариант означает, что где-то над моей головой болтается штурмовой транспорт с батальоном «дятлов»... а возможно, и не один.

На Арконе до «акции по умиротворению» обитало 15 тысяч душ.

— Странный тип, — озадаченно сказала Элли, глядя на опустевший коридор. — Какой-то... жидкоазотный.

— Вы его уже встречали?

— Нет... ни разу.

— И хорошо, — тихонько пробормотал я, — очень даже хорошо.

Первая приятная новость за сегодня. Не считая сданного зачета. Боже, сколько лет назад это было!

— Знаете, — начал я, — Йорунга говорил, что я смогу получить штатное оружие...

Не знаю, что за черт дернул меня так срочно нестись в Уссурийск. Казалось бы — лежали эти пушки на складе с бог-весть-какого две тысячи лохматого года. Лежат же в архиве Академии лазерные диски примерно тех же годов с наклейкой «хранить вечно». Но что-то дернуло. Возможно, и к лучшему — с моим теперешним везением завтра с этим складом непременно чего-нибудь бы стряслось — от землетрясения до объявления музеем.

— Давно оно тут лежит, — завскладом старший прапорщик СБ Голопупенко, должно быть, здорово заскучал в этой глуши. Лет ему было чуть больше, чем мне, так что на «ты» мы с ним перешли почти сразу. Хороший парень, вот только этот русский диалект всемирного... нервирует. — Еще против китайцев готовили, до Первой Атомной. Запах чуешь? Дерево.

— Оно что — деревянное?

— Не, это ящики. Сами-то они вот, — прапорщик снял со стеллажа черный, матово поблескивающий предмет. — Гляди. Металл да пластик, никакого керамита. Старина-с.

— Да, это же... — На миг я было усомнился, но длинный изогнутый рожок был до боли знаком. — Неужели «калашникофф»?

— Он самый. Я ж говорю — старина. Классика.

— Bay! — Я моментально прикинул, сколько может стоить подобный раритет на сетевом аукционе. Черт, да зачем куда-то лететь, такие экспонаты у меня и на Земле с руками оторвут, да еще и драться будут.

Угу. А потом Бар Корин оторвет мне ноги... до ушей.

— И много у вас их? — осторожно осведомился я, мысленно прикидывая: может, удастся пустить хоть часть груза налево.

— «Калашей» — немного, — развеял мои мечты прапорщик. — Пара ящиков. Редкость, сам понимаешь. Так что их я тебе не дам. Разве что пару штук, не на продажу, а лично, для души. Повесишь в спальню, на стену — друзья будут от зависти загибаться.

— Хорошо, а тогда чего у вас много?

— Много? — переспросил Голопупенко. — Хлама у нас много... всяческого.

— Вот там, — ткнул он рукой куда-то в сторону бесконечных стеллажей, — «абаканы». Семьсот штук... трещотки хреновы. Там — гранатометы. Поближе — «гепарды», «13-е» военной штамповки... В том углу экзотика всякая свалена... из тех, что перед Смутой мелкими партиями гнали.
—

И все сплошной огнестрел? — разочарованно выдохнул я.

— А че ты хотел? — удивился прапорщик. — У тебя ж в ордере ясно сказано, белым по синему: «До 2025-го».

— Так ведь тогда уже лазерами вовсю жгли. И эти... кинетические...

— Кинетические у нас есть, — прапорщик разинул рот, даже не изобразив попытку прикрыть его ладонью, и начал зевать. Я терпеливо ждал. Ждать пришлось долго — зевок удался Голопупенко только с седьмой попытки.

— Там, — повторил прапорщик свой давешний жест, — Объект хранения 34м456ву, число хранимых единиц на момент последней инвентуры — 45. «КВМ-2». Кинетическая винтовка Морозова, модель вторая. Двенадцать кило чистого весу, не считая шариков и батареек, плюс обмотка у нее горит постоянно. Тебе этот геморрой надобен?

— Ну-у. Мне ж из них не стрелять.

— Тем более. На самом деле, — оживился Голопупенко, — тебе по фигу должно быть, чего этим чуркам с Миров впаривать. Этим лохам все, что сложнее арбалета, — уже чудо технологии.

— Угу. А теперь то же самое на всемирном, пожалуйста.

— Прости, — скривился прапорщик, — я тут со скуки мувов насмотрелся, типа исторических... интересно стало, как из этих штук пуляли. Ну и... понацеплял словечек.

— К гипнургу сходи, — посоветовал я, — пусть ассоциативку через «каспара» прогонит.

— Лениво мне, — пожаловался Голопупенко. — Это ж, считай, пару часов на промывку, а потом еще три дня на контрольные пунктации бегай. И потом, тут половина местных так говорит.

— Медведей?

— Не, ежиков.

— Ну-ну.

— Короче, — «блеснул» прапорщик еще одним старинным оборотом, — дело к ночи. Ты под что закладываешься... в смысле, космолет у тебя какой?

— Пока никакой.

— Ну, ты, кореш, блин... — Прапорщик резко оборвал фразу и схватился за виски. — Стоп. Все, приехали.

— Ты, случаем, с утра разноцветок не жевал? — осведомился я.

— Здесь, — тоскливо произнес Голопупенко, — такая скукота, что к полудню без всяких разноцветок глюки из стен лезут. Вылезают, осматриваются и дохнут прямо посреди прохода. От скуки. Тебе-то, — продолжил он, — хорошо. На Миры летишь. А у меня тут одна отдушина — интервид.

— Хочешь — махнемся? — предложил я.

— Нет уж, — оскалился прапорщик, — думаешь, я тут серый и темный, не знаю, кто в СБ такие вот, — он дернул подбородком, — вертела для глухарей выдает? Лучше уж с глюками.

— Умный.

— Типа того, — кивнул Голопупенко. — Ладно, не кукожься, так и быть, потрачу на тебя серое вещество. Все ж какое-то разнообразие.

— Уж не знаю, что бы я без тебя, благодетеля...

— Бутылка нектара, — перебил меня прапорщик. — Мистральского. В продолговатом флаконе.

— Bay. А живого эльфа не хочешь?

— Нет, — мечтательно улыбнулся каким-то своим мыслям Голопупенко, — не одну. Две. Две по ноль пять.

— А-а-а-аднако. Ты хоть знаешь, сколько такой флакончик стоит?

— Как раз сегодня с утреца аукцион смотрел, — прапорщик старательно почесал затылок — Емкость нуль тридцать три ушла за осьмнадцать тыщ триста двадцать один кома двадцать четыре эко.