Чтение 2–й страницы книги ~Время перемен~

/.../

Итак, месяц прошел. И, как назло, явились с очередным визитом "гости". Стоило больших трудов вытерпеть их посещение с непременными отчетами, обменом новостями (односторонним!) и прочими любезностями. Правда, не могу не отметить и положительные моменты: новые запасы съестного (я в них не нуждаюсь, но воспринимаю скорее как деликатесы), кое-что из снаряжения и так далее.

Наконец "коллеги" удалились к своим меганеврам, которые дожидались неподалеку, на специально вырубленной "посадочной" поляне, - и улетели. Я оглядел поляну, напомнил себе, что давно пора навести здесь порядок и зашагал в хибару ј2. Из-за которой у меня и время-то оставалось лишь на минимальный объем исследовательских работ, чтобы "коллеги" не почуяли неладное.

Сегодня особенный день - и мне стоило больших трудов ничем не выказать своего волнения. Прежде всего - вести себя как обычно. То есть, сначала покормить Мизинца, потом - приступить к традиционным "беседам у окна". Но ничего не вышло. Малыш забился в угол под стол и не желал выходить, вообще никак на меня не реагировал. Я даже рискнул и вошел внутрь. Ноль внимания.

Вялые движения, тусклый взгляд, повышенная температура тела. Все признаки болезни. И опять я не имею ни малейшего представления, что происходит, в чем дело и т.д.! И что предпринять?! Я уложил Мизинца на стол, попытался его покормить, но он отворачивается и тихонько шипит - больше ничего.

К вечеру зарядил дождь. Мы сидим с ним вдвоем в полутемной хибаре и слушаем, как барабанят по крыше капли. Пламени одной свечи достаточно, чтобы писать - и в то же время чтобы свет не раздражал Мизинца.

А ведь когда-то я считал, что в случае неудачного эксперимента с легкостью, пусть и относительной, смогу повторить его. Казалось бы, что проще - снова прокрался в котлован, стянул очередное яйцо и выращивай себе на здоровье! Можно даже сразу два, чтобы уже точно "сработало". И, учась на ошибках, делаешь себе "образец для показа" "коллегам". Теперь-то ясно, что не получится! Слишком уж накладно выходит! Слишком много самого себя впихнул я в этого проклятого Мизинца - кстати, с мизинца начиная!

И что, каждый раз бесстрастно отправлять собственные неудавшиеся копии под нож, на свалку?!

Даже если он окажется ни на каплю не похожим на меня - не-ет, так просто я не сдамся! Жизнь свою положу, а этому маленькому мерзавцу умереть не позволю!..

/.../

Самые сложные ситуации только кажутся такими - до тех пор, пока не находишь решение, которое чаще всего бывает предельно простым и логичным (когда его находишь!). Вероятно, в звероящерах кое-какие черты остались от их родичей, рептилий. Поэтому кхарги не линяют время от времени, как это делают пресмыкающиеся. У кхаргов происходит всего одна линька, когда период агрессивности сменяется следующим периодом. Назову его познавательным, ибо теперь Мизинцу до всего есть дело. И хотя топофилия по-прежнему сохраняет над ним власть, мой воспитанник движим отныне еще одним чувством: любопытством!

К тому же он начал разговаривать!

Теперь я вижу, что все мои "беседы у окна" не прошли впустую. Вероятно, линька - лишь один из аспектов изменений в организме звероящера, которые происходят спустя месяц после вылупления. Не исключено, что метаморфозы касаются и голосовых связок. Все эти прежние "хибар-ры" и "кор-рмить", кажется, навсегда остались в прошлом. Теперь - только связная и четкая осознанная речь.

Первый день мы знакомились. По второму разу, так сказать. Хотя он все уже давно усвоил и мне еще рассказал, кто он такой, кто я такой и прочее - прямо цитатами из моих собственных речей. Даже приятно, ни один мой ученик так обильно (и к месту) меня не цитировал. Наверное, потому что малышу совершенно не знакомо чувство подхалимажа.

Из негативных моментов я должен отметить отдельные всплески агрессивности, от которых он так до конца и не избавился. Не знаю, будут ли они проявляться в дальнейшем. Возможно, дело просто в переходном периоде, и агрессивность со временем исчезнет. А может, причина в том, что я начал учить его языку и "включил" механизм осознания себя раньше, до того, как малыш перелинял, - в результате чего и "протащил" "дикую" личность в сознание нынешнего Мизинца. Агрессия, проявляемая им, не направлена конкретно на меня или на какой-либо отдельный предмет/группу предметов. Она, скорее, походит на внезапные приступы кашля - атакуется (словами или действием) все, что попадет в зону внимания, а потом атака так же быстро прекращается. Должен отметить, что на меня он ни разу не напал (физически), хотя в высказываниях порой бывает несдержан и не проявляет иногда уважения, которое следовало бы выказать в отношении к своему учителю. Но, уверен, этот-то момент я смогу подкорректировать.

/.../

Он спросил меня, почему я хожу на двух ногах, а он - на четырех. И почему мы так непохожи один на другого. Ведь он эльф, правильно?

Мне пришлось объяснять, что он - "не совсем эльф", но ходить на двух ногах может и должен, так удобнее, потому что тогда передние конечности освобождаются и их можно использовать для каких-нибудь других целей. Мизинец тут же поднялся на задние ноги и прошелся по хибаре, глядя на меня и ожидая одобрения. Сообразительный малый!

Мы побродили по окрестностям, я показывал ему разные растения и рассказывал о них.

Ладно, это все ерунда. Вот утренний вопрос... похоже, я кое-чего серьезно не учел. Во всех наших односторонних "беседах у окна", я, конечно же, рассказывал ему о эльфах. Ну, не только о них одних - о гномах, драконах, троллях и прочих разумных расах - тоже. Но я ни словом не обмолвился о кхаргах. Во-первых, потому что в основном просто пересказывал легенды, предания, истории, которые сам когда-то слышал, а ничего не выдумывал. Во-вторых же... как ни крути, одно только существование звероящеров - уже проблема, тянущая за собой целый ворох задачек морального, психологического, политического, философского и пр. характеров. И решать их - не мне одному. Так что скользких тем я в "беседах у окна" по возможности избегал.

Доизбегался.

Теперь и не знаю даже, как мне быть. Как объяснить Мизинцу, что он - всего лишь подопытное животное, эксперимент, проведенный мною в важных целях, - а что ему, пострадавшему, до целей?! Он ведь, выходит, никогда не сможет возвратиться к своим сородичам, жить нормальной жизнью... даже детей у него никогда не будет. Ведь он не знает языка кхаргов, а значит...

В общем, над всем этим мне еще следует хорошенько подумать.

/.../

Итак, читать он наконец научился. Вопреки всем сложностям. Это должно было бы радовать меня, но нет, признаюсь, я напуган.

Ко всему добавилась еще одна неприятность. Вернее, это сейчас я считаю ее неприятностью, а раньше воспринял бы с удовольствием, как еще одну свою победу. "Коллеги", явившись позавчера, сообщили, что в ближайшие пару месяцев смогут наведываться ко мне раза в два реже, чем обычно. У них там какие-то проблемы, не проблемы даже, а "крайне интересные исследования", и тратить время на визиты ко мне они не желают. Тем более, что я, молодчага этакий, прекрасно сам справляюсь и в подвозе продуктов и предметов первой необходимости так часто не нуждаюсь. Касательно же их функций тюремщиков-надзирателей, то "коллеги" сочли, что я давным-давно доказал свои добрые намерения и отсутствие желания сбежать. Наконец-то, не прошло и столетия, они сообразили! ...И как раз тогда, когда, пожалуй, я впервые за весь срок "заключения" нуждаюсь в их частых визитах.

Но я решил ничего им не говорить. Не в этот раз. Возможно, в следующее их посещение. Покамест еще рано.

Пугают же меня два момента. Во-первых, то, что Мизинец научился-таки читать. Опять вынужден признать, здесь моя ошибка. Мне не следовало давать ему понять, что сие вообще для него возможно. Но разве я задумывался об этом, когда вел свои "беседы у окна"? Теперь же мне приходится спешно переоборудовать собственную хибару (или, как я ее называю, хибару ј1), устраивая там отдельный тайник для книг. Жаль, что я не отослал их с "коллегами" - впрочем, это могло бы вызвать у последних определенные подозрения. Но и позволить Мизинцу прочесть некоторые из книг я не могу. Просто не имею права!

Отдельный тайник, пожалуй, мне следовало бы оборудовать и для этого дневника, но я не тороплюсь. Рукописные тексты Мизинец читает хуже, я проверял. Кроме того, вряд ли у него появится возможность ознакомиться с дневником - эту книжонку я постоянно тягаю с собой, хоть она и тяжеловата.

Во-вторых, меня пугает то, что отныне мой звероящер начал забираться в странствиях все дальше и дальше от дома. Я не пророк, но предсказать дальнейшие развитие событий способен. Сперва он заметит кхаргов (и не приведи Создатель, чтобы те заметили его раньше!). Возможно, я прежде сам расскажу о них, дабы предостеречь Мизинца от ненужных и опасных ошибок. Но потом он - и это неизбежно! - станет наблюдать за ними и обнаружит то же, что и я: структуру их общества, то, как они выращивают детенышей и пр. Он поймет, откуда я взял яйцо (впрочем, здесь можно соврать, что нашел в джунглях - нелепая выдумка, но вдруг поверит). Поймет, что никогда не станет своим среди эльфов; поймет, что он - лишь игрушка в моих руках, научный эксперимент. Сколько бы я ни доказывал обратного... в конце концов, отчасти ведь это на самом деле так - моя привязанность к нему не настолько сильна, я веду себя с ним не так, как велит мне мое сердце, но - как диктует разум ученого, просчитывая возможные последствия каждого моего слова и действия. Короче говоря, он поймет. И вот тогда... не знаю, что будет тогда.

Возможно - какой бы уродливой, жестокой ни показалась мне эта мысль, но - возможно, было бы лучше не сообщать Мизинцу про его сородичей. И тогда они отыщут его раньше, у них ведь отлично развито обоняние.

Сам я убить его не могу.

Впрочем, нет, я не могу и послать его на смерть. Потому что тогда кхарги решат, что где-то здесь, в еще не исследованном ими районе, обитают подобные им существа. И обязательно отправятся сюда на их поиски.

А найдут меня.

Теперь я, кажется, впервые с того дня, когда попал в свое "заключение", почувствовал таки себя в тюрьме - каменном мешке, из которого нет выхода.

/.../

Вот, это случилось. Мне, конечно, следовало догадаться. Мизинец нашел книги. По запаху.

Когда я вернулся в хибару ј1, он читал, читал с жадностью, бешено перелистывая страницы. И едва учуял меня, тут же набросился: "Почему ты не показывал мне их?! Ведь я давно уже прочитал то, что ты мне давал раньше!" Иногда он бывает очень агрессивным.

Признаюсь, я испугался. Он вымахал уже на голову выше меня и продолжает расти (что-что, а кормлю я его как на убой). Во время же приступов Мизинец становится почти неконтролируем - и вряд ли я смог бы остановить его, если бы ему вздумалось ударить меня. Ну а удар лапой с эдакими когтями... Хоть я и объяснил ему, что когти нужно подстригать, они растут очень быстро. К тому же молодой кхарг невероятно силен.

Словом, я испугался. И он, наверное, заметил что-то такое в моих глазах. Неожиданно Мизинец замер, не закончив движения и фразы, смутился и фыркнул (как я уже писал, так он выражает смущение): "Прости. Я не должен был кричать на тебя".

Я сказал ему, что не прятал, а лишь хранил книги в недоступном для насекомых месте. А также сказал, что они нужны мне и я не могу покамест позволить ему читать их. Он очень расстроился и вскоре ушел к себе домой, в хибару ј2. А я мысленно порадовался, что с некоторых пор переселился обратно, ибо находиться с ним в одном помещении для меня сейчас слишком сложно, почти невыносимо; и так уже мысли о том, как поступить с Мизинцем дальше, не дают мне покоя ни днем, ни ночью.

Он ушел, но я знаю, что он обязательно вернется. Когда меня не будет здесь, когда я уйду за едой или хворостом, или отлучусь еще куда-нибудь, - он придет сюда, чтобы читать дальше. Ведь все нормально, мне не нужны книги, когда я в отлучке. А таскать их с собой, как дневник, я не могу - их слишком много, и они невероятно тяжелы для этого.

И ни один тайник, новый ли, старый, не решит проблемы. Мизинец найдет книги по запаху. Тем более после сегодняшнего дня, когда он знает, что нужно искать.

/.../

Я сжег книги. Я их бросил в костер и глядел, как они горят. Для этого пришлось забрать их с собой далеко в лес, чтобы Мизинец не увидел.

Книги... Возможно, во всей Аврии нету больше ни единого экземпляра некоторых из них. Однако я спалил их. Я совершил преступление, но во имя... Создатель, во имя чего?!

Неужели я на самом деле - злодей, чьи деяния приносят лишь вред окружающим, разрушают все, что только можно разрушить?! Я не хочу верить в это, однако факты есть факты. И факты свидетельствуют против меня.

Там, у костра, я едва ли не впервые задумался над этим. Потом мне показалось, что кто-то наблюдает за мной. Я обернулся, но никого не заметил.

Я вернулся в хибару ј1 - она пустовала. Мизинца я нашел в хибаре ј2.

Мы поговорили о разных вещах, как это делали раньше. Такие вечерние беседы перед сном я ввел, чтобы хоть частично отвечать на постоянно появляющиеся у Мизинца вопросы. Как я уже писал, иногда он становился просто невыносим, донимая меня ими - вот я и велел ему все вопросы придерживать до вечера.

Сегодня, как ни странно, он почти ни о чем меня не спрашивал. Нужно ли писать, что меня это насторожило? А впрочем, ничего поделать я не могу. Совершенно ясно, что между нами возник и продолжает расти барьер отчужденности. Мизинец наконец стал понимать, насколько отличается от меня и других эльфов. Когда-нибудь, теперь я уже не сомневаюсь, он поймет все.

Мы распрощались с ним - как обычно, безо всякого холодка в голосе или чего-нибудь подобного - и я отправился к себе домой. Но нет, покоя в моем сердце не было.

Вот что меня тревожит: когда я обернулся, сидя у костра с догорающими книгами (когда мне показалось, что за мной наблюдают), позади на самом деле никого не было. Но покачивались ветви, как будто кто-то стоял там и успел уйти".

Глава первая. Загадочный вызов

- Хочешь, я расскажу тебе об этом человеке? - Надежда озорно улыбнулась и указала подбородком на "жертву". Дочка недавно прочитала "Приключения Шерлока Холмса" и еще находилась под впечатлением от дедуктивного метода Великого Сыщика.

Подыгрывая, Максим подмигнул ей:

- А давай соревноваться.

- Это как?

- Будем по очереди называть какую-либо из черт его характера.

- Принято!

- Дама - первая.

- Ладно же! Держись, несчастный!

Она задумалась, изящно подперев щечку кулачком. Глядя на дочь, Журский поневоле покачал головой: девчонке шестнадцать, а молодые люди уже без ума от нее. Эх, старик-старик, точно тебе говорю - через пару лет заделаешься дедом!

Он поглядел вдоль автобусного прохода на объект Надюшиных исследований...

- Человек, который не хочет, чтобы его узнавали, - выдала дочка первый вывод.

- Аргументируйте, Холмс.

- Темные очки, неброская тенниска, минимум вещей.

- Ну и что? - поддразнивая ее, хмыкнул Максим. - Не согласен. Те же темные очки... вдруг у него плохое зрение, слабые глаза, от солнца слезятся.

- И поэтому он уселся у окна, да еще и почти все время смотрит туда? - парировала дочка. - Ерунда! Лучше делай свой ход, а то начинают тут всякие...

- Мой ход? Что же, изволь. Он живет в городе, сюда приехал скорее всего по делам. Причем дела незапланированные и не совсем приятные - погляди, как он недовольно поджимает губы и постукивает по окну костяшками пальцев. Потом... он на самом деле довольно известный человек, скорее всего писатель. Примерно моего возраста. Белорус...

- Ну-у, - перебила его Надежда, - это ясно, мы ведь сейчас в Белоруси!

- ...но, возможно, некоторое время жил за границей, - как ни в чем не бывало продолжал Максим. - Зовут его Денис Федорович Резникович...

При виде возмущенного Надюшкиного взгляда Журский искренне расхохотался и завершил:

- ...и он мой давний приятель!

Кое-кто в автобусе, в том числе и Резникович, обернулись на шумевших. Но даже если "жертва" был тем самым человеком, о котором говорил отец, Журского он не узнал.

- Что ж ты к нему раньше не подошел? Врешь ты все! - немного обиженно заявила Надежда.

- Да не вру. Я его сто лет не видел, понимаешь? И узнал вообще только когда ты придумала эту игру в дедукцию.

- А почему тогда уверен, что это он? Чего ж твой "Резникович" отвернулся обратно к окну? Или снова спишешь все на "сто лет"?

- А и спишу. Ладно, видишь, к остановке подъезжаем. Пока автобус будет стоять, подойдем, поговорим. И разберемся, ошибся я или нет.

- Денис Федорович? Можно автограф?

Незнакомец вздрогнул и обернулся к Надежде:

- Простите?

- Ну, вы ведь тот самый...

- Простите, вы меня, наверное, с кем-то спутали, - голос твердый, уверенный. Ошибки быть не может. Сидит себе человек, никого не трогает, и вдруг его принимают за кого-то другого. Что же, ничего страшного.

Надюша пожала плечами и уже собиралась отступить, но тут вмешался отец, сперва решивший понаблюдать за "старым знакомым" издалека.

- Погоди, Денис, не торопись. Тебя спутаешь!

- Мы разве знакомы?

- Конец девяностых. Стаячы Камень. Ну, вспомнил?

Незнакомец сдвинул очки на кончик носа, стали видны его прищуренные глаза.

- Макс? - неуверенно произнес он. - Журский?

- А ты говоришь "спутали"! - довольно хмыкнул Максим. - Ну, здравствуй, "писатель"!

Они обменялись ритуальным рукопожатием и похлопыванием друг друга по плечу.

- Я, между прочим, за твоей творческой судьбиной внимательно слежу, - признался Журский.

- И что скажешь?

- Уровень держишь, молодец! Слушай, я ж тебя с дочкой не познакомил. Надежда. Денис Федорович.

Вмешивается "громкоговорительный" голос, который сообщает об отправке со станции: "просим пассажиров занять места" и все такое.

- Надюш, ты не против, если я тебя сменяю на Дениса Федоровича? До Прудков недолго, так что...

Доча - умница, она кивает:

- Конечно, пап.

Взрослые пересаживаются на места Журских, Надежда занимает сидение Резниковича.

- В Камень? - спрашивает Максим.

- А куда ж еще?!

- Ну... Я слышал, ты бабкин дом продал.

- Не совсем. После смерти родителей он к брату отошел. Кстати, хорошо что ты спросил. У тебя можно будет пожить немного, всего пару дней?

- Конечно. Слушай, Денис Федорыч, я, может, не в свое дело лезу, но странно мне...

- Зачем я еду?

- Ну да.

- Непонятная история... - Резникович заметил, как напрягся его старинный приятель и поспешил успокоить: - Нет, к тому, что случилось когда-то, это не имеет отношения. Во всяком случае, я не представляю, каким образом...

- А что за история?

- Да вот, пришло мне по e-mail`у сообщение, что, мол, появился в Камене откуда-то тип, который меня ищет.

- Может, автограф хочет взять?

- Да непохоже. И вообще, мол, срочно я ему нужен и все такое. Приезжайте, а то человек места себе не находит.

- Ладно, а... откуда он взялся, кто такой, на кой ты ему понадобился?..

Резникович развел руками:

- Не говорит! Но утверждает, что, во-первых, мы каким-то образом с ним связаны, родственники, что ли... А во-вторых, есть у меня еще одна причина... Не буду покамест говорить, на месте разберемся. Ну а как ты? Слышал, таки добился своего - собственный зоопарк открыл.

- Открыл, - мечтательно улыбнулся Максим. - Расширяю помаленьку. Не одним же буржуям зверей спасать, как считаешь?

Услышав архаичное "буржуи", Резникович развеселился:

- Эт точно!.. А вообще как жизнь? Сложилась?

- Жена, дочь, любимое дело. Жаль только в отпуск выбираюсь редко, да и то либо я, либо Машка. Она сейчас на хозяйстве осталась, за главную.

- Дома?

- В Центре... это то, что ты зоопарком называешь.

- Ясно. Часто в Камене отдыхаете?

- По-разному. Раньше и за кордон выбирались, но там для меня не отдых, а работа, - признался, смеясь, Максим. - Все время за какими-нибудь зверюгами начинаю охотиться, чтоб потом под полой через таможню сюда протащить. Ну и моя в конце концов вынесла приговор: никаких загранотдыхов, не хватало только, чтоб мужа в контрабандисты определили!

- Забавно...

- Не веришь? Зря. Ну помешан я на этом, что поделаешь...

- Ты и тогда был такой, - протянул Резникович. - Мне другое странно. Я, например, после того лета не представлял, что когда-нибудь смогу вернуться в Камень.

- Я тоже не представлял. Надюша уболтала: возьми и возьми, хочу в деревню! Она не то, чтоб избалованная... просто, знаешь, ребенок с детства по заграницам, экспедициям - а в деревне никогда не была.

- Представь, а я так и не решился. Поэтому, наверное, и дом тот брату отдал.

- Он там сейчас живет?

- Кажется, нет. Но и не продал его, хотя собирался.

Максим скептически хмыкнул:

- Кому ж он нужен, дом? Кстати, а почему ты не можешь остановиться там, ведь это твой брат и...

- Замнем для ясности, - отмахнулся Денис. - У него со мной "холодная война". Считает себя неудачником ну и...

- Понял. О, а вот и Прудки, если не ошибаюсь.

- Та-ак, тут где-то должен быть человек, который мне письмо писал. Обещал встретить.

...Но на остановке они никого не обнаружили и вынуждены были добираться до Каменя своим ходом.

Навстречу мчался рыцарь. Рыцарь был пеший, но при полном обмундировании. Он выблескивал на солнце кольчугой, словно свежепойманная рыбина-переросток, и так же активно хватал ртом воздух. А вы попробуйте пробежаться по лесной дороге, напялив на себя доспех, да еще со щитом на спине, да с мечом в ножнах, да плюс поножи, наручи и прочая рыцарская атрибутика! Оно сначала ничего, а потом с непривычки и начнете задыхаться... даже если и щит, и меч, и остальные причиндалы не настоящие, а "игрушечные".

- Это, что ли, твой встречающий? - кивнул Максим в сторону рассекающего воздух рыцаря. Надежда прыснула в кулачок.

- Наверное, - мрачно согласился Резникович.

Приблизившись, рыцарь оглядел честную компанию, вздохнул с облегчением и начал стягивать с себя шлем. При этом он повернулся так, что стало видно поле щита - с трезубцем в форме фонтана и мрачным девизом "Мочить!".

Наконец шлем был сдернут; под ним обнаружилась довольно симпатичная голова молодого человека, скорее всего, Надюшкиного сверстника. Голова сморгнула, еще раз оглядела путников и обратилась к Резниковичу:

- Простите... Вы - Денис Федорович?

- Я.

- Здорово! Вы извините, что так получилось. Не успел я вас встретить...

- Да ничего, все в порядке.

- Ну и отлично... - Он протянул руку, представляясь: - Александр... Александр Сергеевич.

Надюша снова хихикнула. Журский показал ей за спиной кулак, мол, и так парень сконфужен, не нагнетай.