о скалы, и, хотя дорога была мокрой и скользкой, Фицдуэйн правил
уверенно. Пукка редко оступалась и хорошо знала путь.
месте достигала четырех. Все население острова за исключением Фицдуэйна,
Марроу и его жены составляли обитатели уединенной школы на мысу.
на ее месте стоял монастырь, разрушенный в семнадцатом веке отрядами
Кромвеля. В конце девятнадцатого столетия этот участок земли купил один
эксцентричный немец, хозяин оружейных заводов. Нажившись на
франко-прусской войне, он решил возвести здесь ирландский замок, не
слишком хорошо представляя себе, что это такое.
об умывальных и туалетах. Не заметив этого упущения, промышленник
поселился в якобы готовом замке. Произошла трагедия. Облегчаясь у
рододендронового куста, фон Дракер был застигнут внезапным ливнем -
погода в Коннемаре <Коннемара-округ в Ирландии. > всегда славилась своей
непредсказуемостью - и подхватил воспаление легких. Немного поборовшись
с недугом ради проформы, фон Дракер скончался. После него осталось
большое состояние; детей у промышленника не было, а жену он ненавидел.
Поэтому фон Дракер завещал превратить свое ирландское поместье в колледж
для молодых ребят со всего света, которые "будут жить вместе, перенимать
чужие национальные обычаи, сдружатся и таким образом помогут сохранению
мира на земле".
откуда взявшейся сентиментальностью. На самом же деле фон Дракер
обратился к нотариусу с такими словами: "Найдите способ уберечь мои
деньги от грязных лап этой старой ведьмы".
оружия и взрывчатки, продолжал расти и приумножаться. Некоторое время
спустя Всемирный колледж Дракера распахнул свои двери. Сюда принимали
избранных учеников в возрасте от шестнадцати до двадцати лет со всех
концов света; им предлагалась университетская программа умеренной
сложности, дополненная серьезными курсами гребли, альпинизма, ходьбы по
пересеченной местности и прочими спортивными дисциплинами.
изолированности. Это было идеальное место для причиняющих беспокойство
юнцов, которых стремились убрать "с глаз долой, из сердца вон". Кроме
того, здесь была в ходу система совместного обучения. Детей можно было
спихнуть сюда, пока они не минуют "трудный возраст". Чтобы поступить в
Дракеровский колледж, нужны были только деньги и соответствующие связи.
У родителей дракеровских питомцев в достаточном количестве имелось и то,
и другое.
овевал его лицо; он чувствовал на губах привкус соли. На душе у него
стало легче. Все-таки хорошо оказаться дома, пускай погода и не балует
теплом.
неприятнее: от изнурительной суеты, сопровождавшей все его бесконечные
перелеты и переезды. Чем старше он становился, тем желаннее казались ему
покой и тишина. Он даже подумывал о том, чтобы окончательно осесть в
одном месте.
огорчало, но профессиональная необходимость вновь и вновь увлекала его
на чужбину. Уже около двадцати лет он или воевал, или был военным
фотокорреспондентом, охотником за людьми, менявшим винтовку на
фотоаппарат. Конго, Вьетнам, арабско-израильские войны, снова Вьетнам;
южноамериканские страны. Родной ирландский остров был для него тихой
гаванью, местом, где он отдыхал телом и душой. Здесь было мало
развлечений - разве что смотреть, как растет трава, - но только здесь он
чувствовал себя свободным от смерти и насилия.
Дракеровского колледжа. Прежде доступ к берегу преграждали крутые скалы,
но фон Дракер вызвал сюда своих специалистов-подрывников, и они пробили
диагональный туннель, соединивший пляж с садом вокруг замка.
утесом. Поодаль маячил викторианский замок из серого камня. Горгульи
чередовались с бойницами; аркбутаны опирались на деревянно-кирпичные
основания. Все здание, отдаленно напоминающее Парфенон, венчала башня с
часами. Ирландская история была далеко не проста, но творческий гений
фон Дракера зашел еще дальше.
погода, Фицдуэйн отпускал Пукку щипать соленую, растрепанную ветром
травку, а сам ложился у кромки утеса, глядел на небо и кружащих в нем
чаек и прогонял из головы всякие мысли.
Фицдуэйн, близится та пора, когда он повесит свои фотоаппараты на стенку
и займется каким-нибудь более подходящим для взрослого человека делом.
рядом с ним рос один-единственный дуб. Здешние уроженцы рассказывали об
этом месте много странных историй. Они говорили, что этот дуб -
непростое дерево и никто не знает, сколько ему лет. Говорили, что
задолго до святого Патрика и обращения Ирландии в христианство под сенью
его узловатых ветвей творились страшные вещи. Говорили, что даже после
того, как церковь распространила свою власть на всю страну, на острове
продолжали приносить кровавые жертвы.
местных жителей не захотел помочь ему срыть холм и посадил, рощу, он
вызвал сюда работников из своего поместья в Германии. Дуб он оставил -
не из суеверных соображений, а просто потому, что любил деревья, даже
такие старые и корявые. Холм был снесен подрывниками. Оказалось, что он
скрывал в своих недрах какие-то кости и нечто, весьма напоминающее
человеческие черепа. Затем была посажена роща. Сюда были привезены
деревца со всех концов света и, несмотря на суровые атлантические ветры
и частые дожди, многие из них хорошо принялись.
через год после сноса холма причудливой формы. Ходила молва, что
завывания ветра, гулявшего в день его смерти по молодой роще, напоминали
злорадный смех.
станет отрицать, что этот разросшийся лес - мрачное, неприветливое
место. Сейчас царившую здесь зловещую тишину нарушал лишь шум капель,
которые падали с мокрых деревьев. Через почти сплошной навес ветвей едва
просачивался тусклый, угрюмый свет.
понукать, чтобы она вступила в лес, хотя они много раз ездили этим
путем. Благодаря толстому ковру из сырых гниющих листьев стук ее
железных подков стал гораздо глуше. Казалось, здесь никого нет, и
Фицдуэйн, покинувший свой замок около часу назад, вспомнил, что за все
путешествие ему не встретилось ни одной живой души. Когда они миновали
половину дороги через лес, подлесок стал более густым, а тропа пошла в
гору и запетляла. Впереди, чуть повыше, показался ствол старого дуба.
лабиринт переплетенных ветвей. Прекрасное дерево, подумал он, очень
впечатляющее в своей древней мощи.
сука, который выдавался из общей массы ветвей. Веревка кончалась петлей,
а петля была захлестнута на вытянутой, изуродованной шее повешенного.
тела. Брови Фицдуэйна поднялись; в течение десяти нескончаемых секунд он
не мог оторвать от него взора. Ему захотелось закрыть глаза и снова
открыть их, потому что эта картина - человек, повешенный чуть ли не на
пороге его дома, - выглядела слишком уж невероятной.
Глава 2
из десятка фронтов он реагировал бы мгновенно, рефлексы опередили бы
всякое осмысление происшедшего. Но на его собственном острове, в
единственном месте, которое он считал свободным от насилия, сознание
отказывалось верить глазам.
не было запахом сырой земли, гниющих листьев или разлагающейся плоти
животного - пахло свежими человеческими экскрементами. Он уже видел,
откуда. На повешенном были теплая оливково-зеленая куртка и синие
джинсы; в верхней части бедер на джинсах проступили пятна.
продолжал смотреть на него. Когда Пукка сделала еще дюжину шагов, он
заметил, что глядит через плечо назад. Впереди лежала знакомая тропа,
ведущая к мысу и праздному времяпрепровождению; позади были смерть и
предостережение, говорящее о том, что если он повернет вспять, жизнь его
уже никогда не будет прежней.
ближайшему дереву. Снова взглянул на пустую тропу впереди. Она манила
уехать, забыть о том, что он увидел.
свернута набок - результат первоначального рывка и действия
захлестнувшейся петли. Волосы его были длинными, светло-русыми и
волнистыми, почти курчавыми. Лицо было лицом юноши. Кожа его отливала
синевой, несмотря на золотистый загар. Распухший язык торчал меж
Максимов Альберт
Прозоров Александр
Свержин Владимир
Афанасьев Роман
Никитин Юрий
Никитин Юрий