в прятки... Кого она искала? Никиту-младшего, себя саму, безвозвратно
утерянное счастье последних шести лет? "Forse che si, forse che no".
нежна. Такой нежности не было даже в их медовый месяц в Мантуе. Впрочем, о
нежности говорить тогда не приходилось - страсть, дикая, необузданная,
страсть - вот что там было. И Никита-младший родился смуглым, с длинными
черными прядками на темени, с неровными, как будто подпаленными ресницами, -
он был выжжен этой страстью. Он родился от огня, а умер - от воды...
спальне, нет. Она нашла то, чего не искала, не хотела найти ни при каких
обстоятельствах, - она нашла правду о том, что Никиты-младшего больше не
будет. Никогда. Роботы-трансформеры, книжки, фотки, пожухлые видеопленки с
дня рождения будут, а его - не будет. Правда слишком долго стояла за
портьерой, лежала под кроватью, сгибалась в три погибели в шкафу - и ей
надоело хорониться! Она выползла из своих многочисленных укрытий и коснулась
нежных тонких волос Инги шершавой безжалостной ладонью, а потом,
примерившись, ударила наотмашь: Никиты-младшего не будет никогда.
водку. С тем же успехом можно было пить спирт, мазут, дистиллированную воду
- никакого эффекта. Инга вошла как раз в недолгом перерыве между двумя
очередными стопками, прикрыла за собой дверь и тяжело облокотилась на нее.
"Ты сошла с ума"? "Побойся Бога"? "Нужно перетерпеть, милая"?...
что уйти от Никиты - означало увести ад с собой. И больше не видеть, как
мучается невинный убийца невинного сына. А ей нужно было видеть, нужно!
Дважды Никита пытался покончить с собой - и дважды Инга спасала его: от
петли и от жалкой кучки бритвенных лезвий. В последний раз она успела как
раз вовремя - Никита всего лишь дважды полоснул себя по венам, на большее не
хватило времени: она вынесла дверь в ванную - и откуда только силы
взялись?...
запястий кровь. - Не отделаешься. Ты будешь жить. Смерть не для тебя,
слышишь!...
аду. И его светловолосый палач всегда будет рядом с ним. Они оба состарятся
в этом аду, а Никита-младший так и останется шестилетним мальчишкой, который
больше всего боялся оказаться слабаком.
разных комнатах: Инга - в детской, а Никита - в их когда-то общей спальне.
Но оставаться там тоже было невыносимо: спальня была пропитана их ласками,
их безумными ночами, ее приглушенными (чтобы не разбудить сына) стонами и
его шепотом: "Ты нимфоманка, девочка, нимфоманка... Боже мой, я женат на
нимфоманке..." За годы супружества - до самой смерти Никиты-младшего - их
страсть не потускнела, скорее наоборот - что только не приходило им в
голову! А слабо заняться любовью в подсобке мебельного магазина, куда они
завернули, чтобы выбрать стол для Никиты-младшего? Не слабо, не слабо... А
слабо заняться любовью в лифте - в доме Никитиного приятеля Левитаса, к
которому они были приглашены на день рождения? Не слабо, не слабо, совсем не
слабо, даром что шампанское разбито, цветы помяты и от макияжа ничего не
осталось - как же ты хороша... Как же ты хороша, девочка моя... А невинные
шалости на последнем ряду с гарниром из затрапезного американского кинца - в
"Баррикаде" или "Колизее"! Инга предпочитала "Колизей" - кресла в "Колизее"
ей нравились больше. Она обожала целоваться на эскалаторе в метро - и они
иногда, оставив Никиту-младшего с приходящей няней, посвящали метрошке целые
вечера Смешно, ведь у Никиты уже давно была машина - "жигуленок" девятой
модели. Конечно же, они проделывали это и в машине, как проделывали это
везде, но с "целоваться на эскалаторе" ничто не могло сравниться. Целоваться
на эскалаторе, залезать друг другу под одежду в переполненном вагоне - и чем
больше одежды, тем лучше, тем дольше и упоительнее один и тот же, но всегда
новый путь к телу... К напряженным соскам, к взмокшей спине, к колом
вставшему паху. В этот момент шальные глаза Инги меняли цвет - Никита даже
не мог подобрать определения этому цвету, пока - совершенно случайно - не
нашел его: цвет крылышек ночной бабочки, утонувшей в бокале с коньяком...
словом-табу. Самым страшным словом, возглавлявшим список всех страшных слов.
вытертый топчан. Детская была за стеной, слишком тонкой, чтобы скрыть от
Никиты беззвучные рыдания жены: так они оба и тлели в этом своем ледяном аду
через стенку, порознь - и все равно вместе, порознь - и вместе. И ни разу он
не переступил порог детской - не под страхом смерти, а под страхом жизни,
которая хуже смерти. Инга охраняла детскую, как львица охраняет свое логово.
Лишь однажды, вусмерть напившись (только спустя три месяца он заново
научился хмелеть от алкоголя), Никита попытался войти. Она легко справилась
с ним, пьяным и жалким, отбросив к противоположной стене коридора. Он с
готовностью упал и с готовностью стукнулся затылком о стенку.
подохнешь ты не скоро...
опустошенный... О том, что невозможно ежесекундно искупать то, что в
принципе искупить невозможно? Или о том, что лучший выход для них обоих -
попытаться начать все сначала? Или о том, что ни слепая ярость, ни
заиндевевшая ненависть не вернут Никиту-младшего? Или о том, что ему
тридцать три, а ей - тридцать один, и просто ждать смерти слишком долго? Или
о том, чтобы... чтобы родить еще одного Никиту - Никиту-младшего-младшего...
Никита? Хочешь сострогать себе нового сына?
Можно девочку. Похожую на тебя. На ту, которая любила меня когда-то...
подбородок.
же любила меня...
первой же удобной возможности. И неудобной тоже. Вспомни...
впрочем, не надеясь.
страстное, исполненное таких непристойных желаний, что даже дух захватывало,
умерло. И осталось лежать на дне озера, в котором утонул их сын. Оболочка -
не в счет, оболочка осталась от них обоих, набитая никому не нужными теперь
потрохами оболочка.
тебе это сошло с рук - несчастный случай, как же! И теперь ты хочешь,
чтобы... - Инга не договорила.
ребенок - предательство по отношению к Никите-младшему. Вскоре Никита и сам
стал так думать, ведь сумасшествие заразительно. А такое, молчаливое,
долгое, уравновешенное - и подавно. Такому сумасшествию надо посвящать
жизнь, ни на что не отвлекаясь. Увольняться с работы, брать отпуск... Но
Инга с работы не уволилась, так и осталась редактором в небольшом
издательстве, специализирующемся на выпуске пустоголовых брошюрок из серии
"Карма и здоровье: народные целители рекомендуют...".
программиста на сомнительное поприще частного извоза. Нет, он ни о чем не
жалел, глупо жалеть о чем-то, безвылазно сидя в склепе своей заживо
похороненной жизни. Он даже не возил с собой монтировки, хотя работал по
ночам, - и в этом был тайный умысел. Не слышать еженощного тихого Ингиного
поскуливания за стеной. И еще - робкая надежда на то, что его убьют
когда-нибудь - ведь сколько говорили об убийствах таксистов!
драку... О, как же Никита нарывался! Он подсаживал самые сомнительные, самые
забубенные компашки, его постоянной клиентурой были наркоманы и щетинистые
азербайджанцы с разбойным физиономиями; он мотался в Пушкин и Всеволожск за
символическую плату, нарочно притормаживая у соблазнительных лесных
массивов, - и ничего не происходило.
были заодно с Ингой, с ее скребущим душу заклинанием: "Смерть не для тебя".
Корабельникоffа.
Kopaбeльникoff, владелец мощной пивной империи. И сопутствующих
безалкогольных производств. Пиво Никита не любил, предпочитая ему более
крепкие напитки, но этикетку "Корабельникоff" видел неоднократно. С
некоторых пор "Корабельникоff" имел широкое хождение в народе, постепенно
вытесняя более раскрученные брэнды. "Белые воротнички" предпочитали